Крис Сэкнуссемм - Зейнсвилл Страница 19

— У меня все еще обе почки на месте, — объявил он, словно в этом было что-то необычное. — Это мой козырь в переговорах со стариком.

— И сколько же лет твоему отцу? — поинтересовался, осматриваясь по сторонам, Чистотец.

Даже в наступающих сумерках было очевидно, что роскошное поместье видало лучшие времена. Траву на теннисных кортах побило морозом, подстриженные в виде животных кусты походили на ежей, а в некогда величественном фанерном зоопарке стоял в тени одинокой антилопы-гну фабричный игрушечный домик.

— Сто двадцать пять или около того. Но его новой жене, моей маме, всего семьдесят, хотя он уверен, что только шестьдесят. Вот почему папино завещание так важно и может быть изменено в любую минуту. Кто в фаворе, получит кубышку и сможет отравлять жизнь всем остальным. А пока папаша заседает в паре советов директоров, курит, пьет и еще способен воевать с Джулианом Динглером.

— Кто это? — спросил Чистотец.

— Глава отдела разработок «Витессы», наш ближайший сосед. По просьбе папы его люди смонтировали у нас в доме компьютерные системы управления электроникой, и теперь у отца паранойя, что Динглер за нами шпионит.

— А это еще что? — спросил Чистотец, когда из сумерек раздался вой.

— Наши мастиффы. Что бы ты ни делал, никогда не ходи один вокруг дома.

Уорхолл рявкнул в ответ и наложил на дорожке большую кучку, от которой пошел пар.

— Не бери в голову, — хмыкнул Уилтон. — Только этим у нас в семье и занимаются!

Глава 9

В глаза глядит бездна

У ворот конюшни-гаража до них донеслись новые отчетливые звуки: электронное гудение и шипение сжатого воздуха. Уорхолл напрягся. Когда в круге света от фонаря наверху возник угловатый силуэт, стало ясно, что это, по всей видимости, части живого человека, встроенные в органически совместимый экзоскелет передвижного робота, впрочем, трудно было определить, где кончается человек и начинается машина. На нем был пиджак из синтетического компволокна и белая рубашка с высоким воротником, на месте лица красовалась маска из полированного хрома, игравшая роль выпуклого зеркала, так что перед говорящим представало его собственное кривое отражение. Если бы Чистотца не отвлек серебристый свет, он предупредил бы робочеловека о собачьем дерьме, а когда полиуретановая нога-платформа наступила на кучку, решил, что лучше промолчать. Уорхолл заворчал.

— Придержите животное, не то все получат по стрелке из лазера, — раздалось из-под маски.

— К ноге, Уорхолл, — позвал Чистотец.

— С чего ты взял, что я говорил о собаке? А ты где был, чудик? Кровь сосал?

— И тебе добрый вечер, Хупер, — отозвался Уилтон. — Надеюсь, ты удовлетворил мамочку?

— А это кто? — требовательно спросила, указывая на Чистотца, маска. — Твой новый дружок? Я думал, ты собирался вернуться на путь истинный.

— Этот человек спас мне жизнь, — с ноткой гордости объявил Уилтон. — Он сегодня переночует у нас.

— Вот как? — отозвалась маска. — Что ж, Старик Курилка дает сегодня званый обед. Последняя сводка по Завещанию. Эрнст со страху наложил в штаны и отказался прийти. Шансы растут, а? Аперитив ровно в семь в библиотеке. Не явишься — без штанов останешься. И не дай бог, я услышу, что из-за собаки возникли какие-то проблемы.

С шипением пневматики человек-машина удалился, чавкая собачьим дерьмом на подошве.

— В наше время так трудно найти функционирующую прислугу, — усмехнулся Уилтон.

— Кто это был? — спросил Чистотец.

— Хупер, наш дворецкий и мамин любовник. Хупер был начальником смены на папином заводе, пока не попал меж двух автоматизированных конвейеров, у которых возник конфликт программ. Папина компания не смогла выплатить страховку, поэтому папа велел своему личному врачу, специалисту по реконструкции Хью Сколько-Дашу, восстановить что возможно, а потом пригласил малого жить у нас. Теперь Хупер трахает мою мать. Понимаешь, я ребенок из пробирки. Одна ее замороженная яйцеклетка бог знает какой давности, и немного старой папиной спермы.

— Значит… твоя мать… она вторая жена твоего отца?

— Пятая. Его первая жена погибла в автокатастрофе, а моего сводного брата Эйнсли наполовину парализовало. Ее кремировали, а урна с прахом стоит в кабинете отца.

— Что случилось со второй женой?

— Сделали чучело, оно тоже у него в кабинете. Третью жену заморозили, она в тайном хранилище на территории поместья, ждет, когда ее оживят.

— А четвертая?

— Возможно, еще любит папу. Подозреваю, он продал ее органы после «болезни», которая вдруг обрушилась на нее в Рио.

— И… и вы все живете здесь вместе?

— Это еще не все. — Уилтон подмигнул. — Задолго до того, как моя мама Равенна вышла замуж за отца, она родила тройню. Тройняшек. Они лет на сорок старше меня. Ты со всеми познакомишься. Хупер вроде сказал, сегодня званый обед? Так вот званый обед у нас каждый вечер, и последняя сводка по Завещанию тоже.

Уорхолл выразил глубокую гортанную озабоченность, и Чистотец его поддержал. Если бы не нужда в деньгах, он предпочел бы попытать счастья на берегу реки.

— А кто такой Старик Курилка? — спросил он Уилтона по дороге к особняку, похожему на безумный кукольный домик, напичканный галогенными софитами.

— Папа. Он один из последних великих заядлых курильщиков. И заядлых пьяниц тоже. Вот почему для него вечно шерстят городское дно в поисках новой печени. Нынешняя, кажется, уже четвертая. Но не забудь называть его Человеком из Стали или в крайнем случае Стальным Королем. Так его называли, когда он был главной шишкой в «Американских сталелитейных».

— И мы сейчас пойдем к нему?

— Нет. Пожалуй, нам лучше действовать постепенно, — отозвался Уилтон. — Пойдем сперва поищем приключений в мире Эрнста.

— Кто это?

— Еще один сводный брат. Ему за сто перевалило. Его родному брату Эйнсли девяносто с чем-то, и лет восемьдесят он уже не встает с кровати. Папа в Эйнсли души не чает. Оплатил несколько сотен операций, переоборудовал целое крыло дома в изолированную телестудию, из которой через камеры и мониторы просматривается все поместье. Но сколько бы его ни резали, меня он все равно до чертиков пугает, поэтому я стараюсь общаться с ним через мониторы.

— Так ты не видишь его лица? — спросил Чистотец.

— Ну нет, но оно… э… идет с помехами, как лица тех, чью личность скрывают.

Уорхолл снова заворчал — точь-в-точь собака Баскервилей.

— Уорхоллу с нами можно? — спросил Чистотец.

— Почему нет? — рассмеялся Уилтон. — Лишь масла в огонь подольет!

Чтобы добраться до крыла Эрнста, им пришлось пересечь пришедшее в негодность бугристое поле для крикета и болото на месте площадки для боулинга. Извилистая дорожка привела в бесплодный фруктовый сад, откуда через топкое поле для поло они попали к сгоревшей обсерватории, преодолели шаткий мостик над вонючим рассадником лихорадки и очутились у бывшего домика смотрителя, теперь укрытого шатром для фумигации.

— Ага, — сказал Уилтон. — Они, наверное, в Призме Похоти.

На первый взгляд, Эрнст Брэнд казался бесполезным и праздным джентльменом лет шестидесяти, хотя Чистотец скоро догадался, что бесчисленные препараты и хирургические операции скрывают его возраст. Семьдесят пять, возможно. Но сто? Одет он был в парусиновые штаны, кашемировый свитер и мягкие шлепанцы, на запястье — швейцарские часы «Патек Филипп». Эрнст неумело смешивал себе мартини у переносного мини-бара в вестибюле стеклянного здания, походившего на гигантскую люстру конструкции Фрэнка Ллойда Райта.

— Познакомься, это мистер Чистотец, — сказал вместо приветствия Уилтон. — Он спас мне жизнь.

— У меня сегодня праздник, — отозвался Эрнст. — Я объявил бойкот званому обеду. Торндайк[41] готовит предобеденный пунш, потом свежих раков в выдержанном шардоне и шоколадный мусс, глазированный куантро с толикой ледяной польской водки.

Чистотец почувствовал укол головной боли. Вот перед ним человек, чей младший брат (не важно, родной или сводный) только что привел домой человека с улицы и утверждает, что тот спас ему жизнь, а он говорит про раков?

Эрнст повел их в глубь дома. Там их ждали древние гигантские папоротники и несколько стеклянных конструкций, оказавшихся моделями зданий. В самом большом красовался аквариум, полный саламандрами-амфибиями всевозможных расцветок.

— Аксолотли, — объяснил Эрнст Брэнд. — У ацтеков они ассоциировались с возрождением, уродствами и близнецами. Мне они нравятся тем, что саморегенерируют, иными словами, до конца жизни могут оставаться на стадии подростка. А еще, конечно, удобная способность отращивать конечности.

— Что в этом коробе? — ледяным тоном спросил Чистотец.