Депрессия, роботы и один велосипед - Павел Николаевич Губарев Страница 19

губу и стала сосредоточенно водить пальцем по планшету. Я подумал, что сейчас завтрашний полдень превратится для робота обратно в сегодняшний вечер. Ещё подумал о том, как он стоял неподвижно – смешно разведя руки – у шкафа с с таблетками. Мне захотелось попросить Салли проделать такой же трюк с человеком: остановить для меня время и не включать, пока проклятые таблетки не перестанут действовать. Я отомру, как в детской игре, и начну шевелиться, полностью придя в себя. В настоящего самого себя.

Просьба прозвучала бы дико. Но Салли бы, наверное, не удивилась и не высмеяла меня. Пока по крайней мере я не видел от неё ничего кроме молчаливой помощи.

Я думал об этом, вытирая помаду с лица пальцами. Пальцы стали красными и липкими. Салли закончила программировать и убрала планшет в рюкзак.

– Что ты делаешь? – сказала она. – О, господи!

Она выудила из рюкзака упаковку влажных салфеток, посмотрела на меня с сожалением и сказала:

– Дай я.

И стала вытирать мне лицо. Я закрыл глаза. С удивлением я обнаружил, что эти мокрые слабые прикосновения мне нравятся. Быть может, снова подумал я, потому что я принимаю антидепрессанты? Я прислушался к ощущению и понял, что не смогу в нём разобраться. Раньше я мог с закрытыми глазами представить свои мысли и разложить их по кучкам, как пуговицы на ковре. Прикосновения салфетки были как поток воды, радуга в струях фонтана, всплеск в бокале шампанского. Все цвета и формы разом.

Послышались чьи-то шаги, Салли вздрогнула, вжалась в стену, схватила меня за руку и потянула меня к себе. Я тоже вжался в стену рядом с ней и затаил дыхание. По соседнему коридору прошагал мистер Уолш. К счастью, он был сосредоточен на чём-то своём и не посмотрел в нашу сторону.

Шаги затихли, и мы медленно выдохнули. Салли отпустила мою руку.

12 января

Если тебе интересно, какого чёрта я вообще согласился принимать таблетки, могу рассказать. Дело в том, что я сам задавался этим вопросом неоднократно. И вот что по этому поводу есть в дневнике – в записи от того дня, когда мне назначили препараты.

Я сказал врачу, что не хочу. Я вычитал, что люди в депрессии смотрят на мир более реалистично. Простой тест с математическими задачами выявляет, что здоровые люди переоценивают себя: думают, что решат минимум восемь задач из десяти. Депрессивные оценивают свои силы на пять из десяти и оказываются правы.

Врач сказал, что, это, конечно, правда. Однако не значит ли это, что люди запрограммированы эволюцией переоценивать свои силы? Что это более полезный взгляд на мир? Что люди, которые переоценивают свои силы, делают больше попыток, пусть и неудачных, но именно потому и успешны?

Я не нашёл, что ответить, и сказал, что хочу остаться прежним. Он долго уточнял, что я имею в виду. Я объяснял.

Психотерапевт вежливо слушал, потом подвёл итог:

– Значит, вы отказываетесь, потому что хотите сохранить память о своей маме. О своей прежней семье. Это раз. Жить так, как будто ваш отец не приводил в дом другую женщину. Он изменился, но вы хотите остаться верным себе. Честным. Это два. Я всё правильно изложил?

– М-м-м. Верно, – сказал я. Слова звучали странно. Но лучшей формулировки я не мог предложить. И я не рассказывал ему про то, как боялся заходить в мамину палату.

– То есть – честность. Это та ценность, ради которой вы готовы отказаться от лечения. По крайней мере от лекарств?

Я кивнул.

– Честность? Она же цельность? Она же последовательность?

Я кивнул ещё раз.

Психотерапевт покопался в планшете и показал мне фотографию. Я понял, что проиграл.

На фотографии были карточки, которые я раскладывал на столе во время нашей прошлой встречи. Тогда терапевт попросил меня написать на карточках слова, обозначающие мои ценности. Затем предложил разложить их в порядке убывания значимости. На первом месте – после долгого пасьянса – у меня оказались «любовь к близким», «здоровье», «свобода», потом «музыка» и «спорт».

Честности не было.

Иногда я злюсь на себя. Мне кажется, что это просто карточный фокус. В конце концов, я мог заявить, что только сейчас осознал, как важна для меня честность. Написать это слово на карточке и добавить в начало списка.

Но получилось бы, что это не честность. Не цельность. И не последовательность.

* * *

Джерри протянул ему маленькую пластиковую чашечку. В ней было две белых таблетки вместо двух красно-жёлтых. Даре показалось, что все на него смотрят, но нет – все были заняты своим делом. Избегая встречаться взглядом с роботом, он взял таблетки, проглотил и запил водой.

Позже, сидя на уроке, он представлял, как таблетки разбухают и растворяются в желудке, аспирин всасывается и начинает путешествовать по телу вместе с кровью. Раньше Дара был отравлен антидепрессантами, которые лгали ему, теперь в нём был аспирин, который тоже был ложью. Дара лгал роботам и людям. Он подумал о следующей встрече с психотерапевтом и понял, что не выдержит прямого вопроса, если его спросят, ощущается ли эффект антидепрессантов.

А его спросят.

Он был стаканчиком, в который было налито два вида лжи. Он надеялся, что никто не схватится за него пальцами. Он удивлялся, что никто не видит, как ложь льётся через край. Он поймал себя на том, что старался ступать осторожно и не наклоняться.

Сосредоточившись на том, чтобы не расплескать то, что у него внутри, он не заметил, как прошла пятница и суббота. В пятницу был футбольный матч. Не приходя в себя, он надел форму, погрузился в автобус, прибыл на стадион, отыграл матч и вернулся обратно. Его команда, кажется, выиграла, он кричал, обнимался и смеялся – кажется, от радости.

В субботу позвали на вечеринку, и он пошёл, потому что не знал, как отказаться и стоит ли отказываться. Эрик и Гаррет угостили пивом, он пил и прислушивался к ощущениям: теперь в нём жило три интоксикации.

– Думаю, у меня есть шансы с Лизой, – сказал Эрик.

– Не мечтай, – сказал Гаррет, – ты не в её лиге.

– Эй, кто вообще решает? Вот увидишь.

– Как вам объяснить, юноша… – сказал Гаррет. – Слышал на физике про закон тяготения? Так вот в сексе есть свои законы, ещё более суровые. Подойдёшь к Лизе – сам убедишься. Скорее Луна упадёт на Землю, чем она упадёт с тобой в кровать.

– Никто не мешает попытаться. Главное – уверенность. Что скажешь, Дара?

Дара пожал плечами.

– Закон тяготения, – продолжил отбиваться Эрик, – гласит, что