Депрессия, роботы и один велосипед - Павел Николаевич Губарев Страница 20

– Если хочешь большой массы, тебе нужна Толстая Салли, – заржал Гаррет.

– А что… я бы смог, – сказал Эрик.

Дара оглядел комнату, пытаясь найти повод исчезнуть.

– Смог бы? Что скажешь, Дара?

Дара почувствовал, что его ладони взмокли и он спрятал руки в карманы. В правом кармане лежали ключи от машины. В левом – салфетка, которым вытирала с его лица помаду Салли.

– Нет, – сказал он.

– Что? – спросил Эрик. Гаррет заржал ещё больше.

– Не смог бы, – сказал Дара.

– Это почему?

– Она бы даже не стала с тобой разговаривать, – сказал Дара.

– Это правда, – сказал Гаррет, – она вообще ни с кем не общается.

– Можно подумать, для этого нужно разговаривать. Я бы молча. Ну не молча, а со стонами! – сказал Эрик.

Гаррет заржал. Дара несвязно пробормотал, что ему нужно отойти. Его не услышали. В разговор влез Роб:

– Эрик! Правильно. Будь мужиком. Трахни Салли. Должен же её кто-то трахнуть из христианского милосердия. Трахни, а потом пригласи на выпускной бал!

Гаррет как раз делал глоток, поэтому, заржав, обдал Эрика брызгами пива и пены. Эрик забыл про Салли и переключился на маму Гаррета.

Дара отошёл от стола и направился в сторону туалетов, а оказавшись в коридоре, свернул к двери, ведущей из дома на улицу.

На улице он швырнул стаканчик с пивом в ближайшую урну и вытер пальцы о штаны.

– Дара! – окликнули его.

Он обернулся.

– Карен!

– Что происходит, Дара? Ты ко мне даже не подошёл. Я уже устала торчать с Лизой. Мисс Нири сегодня досталось от тебя больше внимания.

– А-а-а… Ты была здесь, на вечеринке?

– Представь себе. Призраков ты, значит, видишь, а обычных людей нет? Может, ты себе девушку-призрака завёл? А я теперь пустое место?

– Карен… Извини. Я себя не очень… Из-за таблеток у меня всё как-то…

– Знаешь, для человека, который ничего вокруг не видит, ты удивительно ловко ловишь мяч.

Дара не знал, что сказать и переминался с ноги, на ногу.

– Хорошая игра, впрочем, – сказала Карен. – Я тобой горжусь.

– Правда? – он поднял глаза на Карен.

– Ну конечно, – Карен улыбалась. – Никого нет лучше тебя. Ты играл как зверь и разорвал «Тринити» в клочья. Я болела громче всех, даже охрипла. А ты в автобусе прошёл мимо меня.

– Правда? – снова спросил Дара, не веря.

– И сел рядом с Толстой Салли.

– Ох. Извини, Карен. Ты моя девушка. Из-за этих таблеток я сейчас не понимаю, где мысль…

– Ах, я всё понимаю! – Карен обняла его, чмокнула в щёку и аккуратно прижалась ухом к его уху, чтобы не размазать макияж.

«Карен моя девушка» – подумал Дара.

Она похлопала его по плечу и отстранилась. Затем достала планшет, активировала камеру и поправила чёлку, глядя в объектив. Затем снова аккуратно прижалась к Даре и сказала «Улыбайся!».

Модуль камеры отлетел, подвис на полсекунды в воздухе, делая снимки, потом вернулся обратно и примагнитился к планшету с приятным шлепком.

– Пойдём обратно в дом? – предложила Карен. – Можем взять пунша и запереться на втором этаже в комнате Эрика.

Дара помотал головой.

– Знаешь, я, кажется, зря выпил пива. Забыл, что алкоголь нельзя с моими таблетками. И я…

– Хорошо, – пожала плечами Карен. – Напьюсь с Лизой. Если ко мне подкатит Гаррет, я скажу ему, что ты сделаешь с ним то, что сегодня сделал с «Тринити». Семь раз и пенальти.

Дара кивнул:

– Ты моя девушка, Карен.

– Ты повторяешься. Впрочем, я не против.

Дара кивнул, улыбнулся и ушёл, ничего больше не сказав.

Он шёл, вдыхая воздух и выдыхая пары алкоголя. Представлял, что вдыхает правду и выдыхает ложь. Он решил, что будет идти куда глаза глядят, пока не почувствует, что выдохнул всё, что его отравляет.

На планшет пришла фотография от Карен. Они улыбались в камеру. Дара выглядел довольным и здоровым. Улыбка Карен была похожа на улыбку робота Джерри, но Карен была очень хорошенькая и неглупая.

Даре захотелось, чтобы у него были камеры вместо глаз. Видеть и замечать всё как есть. Разве не было бы здорово? Господи, неужели Карен сказала правду – он прошёл мимо неё в автобусе? Кажется, он ведёт себя как дерьмо. Вокруг него люди, а он… Карен мила с ним, а он даже не сказал «спасибо».

И он не сказал «спасибо» Салли.

Салли. Дара остановился посреди улицы.

Достал из кармана салфетку и провёл ей по лицу. Ощущения были другими. Быть может, потому что салфетка давно высохла, а может потому, что прикасалась не Салли.

Он повернул направо, потом ещё раз направо, прошёл до конца улицы и нажал на кнопку дверного звонка, в который раньше никогда не звонил.

Салли открыла дверь.

– Я хотел… – сказал Дара.

– Что? – Салли выглядела очень удивлённой и даже напуганной.

– Спасибо. Я хотел сказать тебе спасибо.

Салли пожала плечами и кивнула.

Дара стоял, молчал и вытирал вспотевшие ладони о брюки.

– Мне сказали, что вчера мы сидели вместе в автобусе. Будешь смеяться, я сам не заметил, куда сел. Это всё странно.

– О да, – чуть улыбнулась Салли, – Карен выглядела как моя кошка, когда в неё брызгают из пульверизатора. Надеюсь, вы не поссорились.

– Нет, – ответил Дара. – Зачем вы брызгаете на кошку из пульверизатора?

– Чтобы не ела цветы, – ответила Салли.

Дара замолчал. Он чувствовал, что хочет сказать что-то ещё, но не понимал, что именно.

Салли рассматривала его и теребила поясок кофты.

– Ну… пока… – сказал Дара.

Салли кивнула. Дара сошёл с крыльца в темноту, чувствуя себя пустым и глупым, как выкипевший чайник на плите. Ему было неуютно, хотелось, чтобы люди выключили газ, но он не мог даже просвистеть.

– Постой, – сказала Салли ему вслед.

Дара обернулся.

– Зачем ты это сделал? Зачем пошёл менять таблетки? Расскажи.

Дара кивнул. Салли спустилась со ступенек к нему, запахивая на ходу кофту. Они стояли друг напротив друга, избегая встречаться взглядами.

– Помнишь мистера Керригана, то есть… то, как он спросил меня про призрака?

– Конечно.

– Я не мог ему ответить, потому что…

Дара понял, что не может говорить дальше ровно по той же причине, по которой не мог ответить Керригану и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя глупо. Странно, но от того, что Салли была рядом, не было хуже. Он был идиотом, но рядом с Салли можно было быть идиотом. Быть может, потому что сама Салли позволяла себе быть какой угодно – смешной и грубой.

– Я напишу тебе письмо, – сказал Дара сквозь ладони.

– Хорошо, – ответил голос