Виктор Бурцев - Алмазный дождь Страница 20

— В машину! В машину! — крикнул он.

Они загрузились в «Кайман», причем старуха оказалась на заднем сиденье, и Бенни сунул Хесусу автомат, бросив:

— Воткни ствол ей в пузо, и пусть сидит тихо!

Старуха и без того сидела тихо, но Хесус выполнил приказание.

«Кайман» развернулся, с грохотом врезавшись багажником в чью-то новенькую микролитражку, и тут же сзади загремели выстрелы.

— Быстрее! — завопил Бенни.

Они мчались по осевой линии, рядом тихонько скулила старуха, а Бенни ругался вполголоса.

— Что там за дерьмо? — спросил Пузан, казавшийся самым спокойным из четверки.

— Засада, — сплюнув себе под ноги, сказал Бенни. — У тебя с собой есть оружие?

— Да, а как же, — гордо выпятил живот Пузан. — Смотри в бардачке. Хлопнув разболтанной крышкой, Бенни извлек оттуда два пистолета и короткоствольный автомат,

— За нами хвост, — сообщил Пузан.

— Неудивительно. Черт, этот урод нас кому-то сдал!

— А что там за история? Чего ты вообще поперся в этот бар?

— Не твое дело, — огрызнулся Бенни.

— Очень даже мое, потому что мне хотят отстрелить задницу за компанию с тобой. Колись.

— Ограбление банковского фургона, — нехотя сказал Бенни,

— Ого! — сказала старуха. — Так это были вы?

— Тебе-то что, старая жаба?

— Я не старая и не жаба, — с достоинством сказала старуха, поправляя парик.

— В зеркало посмотри.

— Советую меня отпустить. Отягчающее обстоятельство.

— Иди в задницу! Парень, заткни ей рот! — Замолчите, пожалуйста, мэм, — сказал Хесус. Старуха злобно посмотрела на него, но утихла,

— А ведь мы попали, — заметил Пузан, когда они свернули с оживленной ветки на менее забитую транспортом улочку. — Тут впереди все собирается в развязку номер тридцать, там они нас и перехватят.

— Кто?

— Да полиция. Я разве не сказал, что за нами едут полицейские?

— Ничего не понимаю… — пробормотал Бенни. — Этот урод сдал нас полиции? Какая ему корысть?

— Полиция надерет вам задницу, — сварливо пообещала старуха.

— Заткнись, жаба! Так, Пузан, бросаем тачку и рвем пешком.

— Как скажешь. — Пузан пожал плечами и резко остановил машину.

Он бежали через какие-то заброшенные дворы, через пустыри и свалки, через подвалы, где капало с потолка. Старуха плелась следом, стеная и охая, но темп выдерживала.

— Когда вас пристрелят, я помочусь на ваши трупы, — пообещала она во время очередной передышки.

Бенни ничего не ответил. Он, тяжело дыша, привалился к стене, и тут почти рядом взвыла полицейская сирена.

— Брось старуху, — посоветовал Пузан. — Лишний груз.

— Почему же? Мы еще поторгуемся.

Перед ними распахнулись двери большого старого дома, предназначенного под снос. Они вскарабкались по замусоренной лестнице на четвертый этаж. Бенни сунулся в комнату:

— Так, давайте сюда. Жаба, сядь в угол и сиди там, иначе тебя пристрелят твои дорогие и любимые полицейские. Ну-ка… — Он подошел к окну и осторожно посмотрел наружу. — Так и есть, вот они. Суки!

— Может, мы сдадимся? — упавшим голосом спросил Хесус.

— Ты что, козявка, хочешь жить вечно? — закричал Бенни, схватил ветхий стул и швырнул его в окно. Загремели, вылетая из рамы, уцелевшие осколки стекла. Пузан, наблюдавший за лестницей, покачал головой. — Так вот, ты не будешь жить вечно! Потому что никто вечно не живет… Я читал в газете про какую-то тварь размером с блоху, так вот она может жить практически вечно, даже если ее заморозить в космосе и разморозить через хрен знает сколько лет… Но мы-то не такие твари, а, парень?! И не стоит верить в правосудие — такой глупой вещи просто не может существовать в этом чертовом мире!

Хесус поспешно поднял автомат и щелкнул предохранителем — он имел дело с оружием и знал, как с ним обращаться. Нет, стрелять ни в кого не приходилось, а вот повертеть, разобрать…

— Так он у тебя был на предохранителе? — возмутилась старуха. — Вот я не знала в машине, я бы оторвала тебе яйца.

— Заткнись, жаба, — неожиданно для себя сказал Хесус.

— Жить вечно неинтересно! — прогудел Пузан Рози, продолжая наблюдать за лестничным пролетом. — Неинтересно даже дожить до старости, если у тебя нет денег, чтобы купить новое тело…

— Это точно, — с удовольствием отозвался Бенни. — Вот, скажем, наш Тамански… Парень при деньгах, сразу видно. Тараканы в голове, но при деньгах. На новое тело ему хватило, уж это точно. И, кажется, не на одно.

— Не знаю такого, — как из бочки ответил Пузан и продолжил начатую мысль: — Это дно! Стариков тут нужно уничтожать, приятель. Это дело милосердия. Тут от них воняет.

— От тебя тоже воняет, — улыбнулся Бенни. Лицо его, обычно иссиня-черное, было пепельно-серым от осевшей пыли.

— От меня воняет, как от настоящего мужика. А от стариков воняет смертью, вон оно что… Вот послушай.

И Пузан Рози начал читать своим колоколоподобным голосом. Хесус замер у стены, сжав рукоять автомата и мелко дрожа — то ли от страха, то ли от возбуждения.

Черны от папиллом, корявые, с кругамиЗелеными у глаз, с фалангами в узлах,С затылками, где злость топорщится буграмиИ расцветает, как проказа на стенах,

Они в припадочном соитии привилиК скелетам стульев свой немыслимый каркас;С брусками дерева сплетаются в бессильеИх ноги по утрам, и днем, и в поздний час.

Стихотворение прервала автоматная очередь, на лестнице что-то посыпалось, а Пузан, осклабясь, сверкнув своими зелеными зубами, продолжал:

Да, эти старики с сиденьями своимиЕдины и в жару, и в дни, когда их взглядНа окна устремлен, где увядает иней, —И дрожью жаб они мучительно дрожат.

Но милостивы к ним сиденья, чья солома,К телам костлявым их приучена давно;Дух солнца прошлых лет вновь светится знакомоВ колосьях, что сплелись, отдав свое зерно.И вот Сидящие, к зубам поджав колени…

— А, сволочь! — заорал Бенни. Быстро перегнувшись через подоконник, он несколько раз коротко выстрелил вниз.

— Что там? — спросил Пузан, не отрывая взгляда от лестницы.

— Кажется, это был полицейский. А может, и нет.

— Может, старуха собирала объедки?

— Старухи не носят шлемы.

— Много вы знаете, — прошипела из своего угла старая ведьма, но ее никто не слушал.

— Тогда полицейский.

— Ну мало ли кто еще носит шлемы… Я тебя, кажется, перебил…

— Да, но я тебя извиняю.

И вот Сидящие, к зубам поджав колениИ барабаня по сидениям слегка,Внимают грустным баркаролам, и в томленьеКачается, как на волнах, у них башка.

Не заставляйте их вставать! Крушенье это!Подобно битому коту, они шипят,Топорщатся штаны — о ярость без ответа! —Наружу вылезя, ключицы заскрипят.

— Лихо, — сказал Бенни. — Наружу вылезя, ключицы заскрипят. Я сразу вспомнил матч, когда мы разделали «Гиббонов». Мы с Кириллом — помнишь Кирилла, такой мордастый? — взяли в оборот их защитника… Тоже ключицы заскрипели, вылезая наружу.

Хесус тоже сразу вспомнил тот матч. «Корсары» тогда победили «Гиббонов» со счетом 73:69, с каждой стороны выбыло по семь игроков, а тот же Бенни доигрывал со сломанной рукой. Тяжелый баскетбол — жесткая игра, и уж никак Хесус не мог тогда подумать, прыгая на трибуне с пачкой чипсов, что будет вот так, плечом к плечу, отстреливаться вместе с Бенни от наседающей полиции… Хотя куда там отстреливаться…

И вы услышите шагов их мерзкий шорох,Удары лысин о дверные косяки,И пуговицы их — зрачки, что в коридорахВопьются вам в глаза, спасаясь от тоски.

Когда ж назад они вернутся, взгляд их черныйЯд источать начнет, как взгляд побитых сук,И пот вас прошибет, когда начнет упорноВоронка страшная засасывать вас вдруг.

«Интересно, а буду ли я стрелять, когда они появятся? А ведь они непременно поя вятся. А если меня убьют? О боже, если они меня убьют? Зачем, зачем я не пошел с Флипом, зачем я здесь, зачем мне этот автомат?» — Хесус посмотрел на тяжелую железяку и по чувствовал, как по щекам его стекают теплые капли.

Бенни, оскалясь, смотрел в окно, а Пузан декламировал, покачивая стволом:

Упрятав кулаки под грязные манжеты,Они припомнят тех, кто их заставил встать;Под подбородком их до вечера с рассветаМиндалин гроздья будут двигаться опять.

Когда же голову на локоть сон склоняет,Тогда зачавшие сиденья снятся имИ стулья-малыши, чья прелесть обрамляетКонторы важные присутствием своим.

Прочитав этот довольно длинный кусок, Пузан прислушался. Бенни взволнованно смотрел на него.