Виктор Смольников - Котов Страница 22

— А в город можно съездить? У меня вот сигарет нет.

— Ну ты даешь! Ишь чего захотел, — засмеявшись от наивности нового приятеля, ответил Карась. — Не только в город, но даже просто на улицу погулять нельзя выйти. Да даже и на толкан сходить, нужду справить, и то надо разрешения у санитара спрашивать!

— Врешь!

— А чего мне врать-то, проверь сам. Видишь дверь в палату?

— Ну, вижу, — уставившись на сваренную из толстенных прутьев арматуры дверь, сказал Котов.

— Так вот, сейчас она закрыта на ключ, пойди попробуй выйди отсюда!

Андрей, восприняв слова нового знакомого всерьез, подошел к двери и начал дергать ее. В ответ услышал от санитара:

— Ты че, ушлепок, дергаешься? К кровати тебя привязать, что ли?

Новичок, испугавшись, отошел к кровати Карася.

— Ну, что, понял? — смеялся Илья. — Вот привыкай, здесь все так: шаг вправо, шаг влево — либо на вязки отправят, либо сульфы полный шприц вкатят.

— А что делать? — чуть не плача, спросил Андрей. — Я курить хочу, сил нет терпеть, где здесь курево-то можно достать?

— С куревом здесь вообще страшная напряженка. Только то, что из города привозят, то и курим. Да я на первое время дам тебе сигарету, потом сам ищи.

— Понятно, а где здесь курилка?

— А курилка, она же и сортир, за дверями. Так что жди. Выход из палаты только по часам, с разрешения санитара. Но ты потерпи, скоро завтрак, а потом всю наблюдательную в сортир поведут.

Вошел санитар, пересчитал больных в палате, сделал пометку в какойто бумаге, уточнил у Андрея, что он новенький, и поставил в бумаге номер кровати, на которой обосновался новичок. Затем отвязал привязанных и крикнул:

— На завтрак!

Двенадцать немытых и небритых больных с перьями от подушек в волосах с неожиданной для Андрея прытью бросились в открывшуюся дверь. Один из пациентов, рванувшийся раньше других, упал в проходе на пол, и теперь другие постояльцы наступали прямо на неудачника, прорываясь к хавке. Столы для завтрака были накрыты прямо в коридоре отделения. Есть новичок не хотел, да и вид комковатой, с желтым оттенком манной каши аппетита не вызывал. К каше прилагался стакан светло-желтой теплой жидкости, которую все называли чаем. К удивлению Андрея, этот, с позволения сказать, завтрак больные наворачивали так, что мышцы на спине буграми ходили.

— Ты че, кашу-то не будешь? — спросил у вновь прибывшего худющий больной со сломанными очками на носу, которые держались с помощью резинки, обвитой вокруг головы хозяина.

— Нет, — ответил новичок. — Ешь, если хочешь.

Обладатель сломанных очков по имени Олег, по кличке Фикса стал быстро выгребать ложкой из тарелки манку. Затем он передал чашку другому больному, который уже без всякой ложки, с помощью языка вылизал тарелку до блеска.

— Андрюха, ты кашу-то мог на сигарету выменять! — сказал наблюдавший за всем Илья и продолжил: — В этой больнице ничего просто так не делается: кашу на сигарету, пачку сигарет за пачку чая и так далее. А то без всего останешься. Учись, пока я жив!

6

— Наблюдательная, на таблетки! — прокричал санитар.

Уже без того энтузиазма, с которым шли на завтрак, больные выстроились в затылок друг другу. Пациенты называли свой номер и получали в руку лекарства. Рядом со столом раздачи лекарств стояла санитарка по имени Венера, которая контролировала, как больные пили таблетки.

— Открывай рот! — орала санитарка на Чомбу, засовывая больному в рот длиннющий металлический шпатель для того, чтобы проверить, выпил больной таблетки или положил их за щеку.

— Вот гад, опять под языком лекарства спрятал! Люба! — обращаясь к молоденькой симпатичной медсестре, кричала санитарка. — Набирай галоперидол в шприц, этот козел Чомба опять таблетки не пьет.

— Нет проблем, сейчас сделаем, — ответила Люба и, обращаясь к проштрафившемуся, добавила: — Еще и врачу скажем, чтобы тебя в наблюдательную отправили.

Пойманный с поличным Чомба только подвывал:

— Я буду пить, честное слово, только не ставьте мне галоперидол! Или хоть таблетку циклодола дайте, меня же скует!

— Обойдешься, в следующий раз будешь знать, как персонал обманывать! — заявила Венера.

Когда дошла очередь до Андрея, медсестра спросила его:

— Новенький?

— Да.

— Твой номер будет 36, называй его, когда таблетки пьешь. Но сегодня тебе только укол, заходи, шприц уже набран.

— А как вас зовут?

— Ишь какой любопытный! Меня здесь все только по имени-отчеству кличут — Любовь Адамовна. Давай поживей, укольчик тебе поставлю.

— А какой укол? — с параноидальной интонацией спросил Андрей.

— Много будешь знать, плохо будешь спать!

Новичок зашел в сестринскую, затравленно озираясь по сторонам, ожидая чего-нибудь ужасного.

— Ну, че встал, снимай штаны.

Андрей, оголив зад, скрипя зубами, вытерпел очень болезненный укол, поставленный стеклянным многоразовым шприцем. Напомним, все происходило в последние годы существования СССР, и одноразовых шприцев, одноразовой посуды и упаковки в нашей стране еще не было.

Зажав проспиртованной ваткой место инъекции, новичок вышел из кабинета. Голову после процедуры начало немного кружить. Держась за стенку, Андрей кое-как побрел к туалету. К Котову подбежал Фикса и хрипловатым голосом попросил:

— Дай ватку спиртом подышать!

— Да бери, жалко, что ли, — ответил Котов.

Фикса умудрился выжать из ватки каплю спирта, которую тут же слизнул большим красным языком, после чего стал жадно вдыхать спиртовый запах. Андрей тем временем, все более чувствуя парализующее действие укола, шатаясь, пошел в отхожее место.

Больничный туалет было вернее назвать грязным сортиром. Пробитые в бетонном полу отверстия нависали прямо над выгребной ямой, поэтому запах в помещении был ужасный. Все очки были сейчас заняты мучавшимися запорами пациентами. Туалет был в то же время и курилкой, и местом для умывания. В противоположной от отверстий стороне находились две металлические раковины, когда-то имевшие белый цвет, а сейчас почти полностью покрытые бурыми подтеками. Вода в кранах была только холодная, причем ни одного чистящего зубы или умывающегося в туалете не было.

Вдоль оставшихся двух стен сортира расположились больные, которые жадно дымили, причем одна сигарета приходилась на три-четыре человека. Чинарик гоняли по кругу, выкуривая его до того, пока терпели пальцы и губы. Сигареты курили компанией, в которую попасть новичку было практически невозможно. Несколько человек сидели около помойного ведра и дожидались, чтобы в него кто-нибудь бросил подходящий окурок.

“Это, наверное, и есть петухи”, — вспоминая наставления Карася, подумал Андрей. Очень хотелось курить, но пристраиваться к какой-нибудь группе новичок не решался. В сортир зашел Илья.

— Ну что, уши, наверное, пухнут без курева? — спросил он у Котова.

— Сил нет. Ты мне сигарету обещал, дай, пожалуйста, я больше суток не курил!

— Так и быть, угощу, только, когда к тебе приедут, поделиться передачкой не забудь, — ответил ушлый Карась.

Андрей принял сигарету и, к удивлению, заметил, что его руки сильно трясутся, причем унять дрожь усилием воли он не может. Карась заметил:

— Нейролептиками тебя лечат, вот и дрожь у тебя, врачи это тремором называют, бывает, так колотит, что сигарету прикурить не можешь.

Андрей глубоко затянулся термоядерной “Астрой” без фильтра. Длительное никотиновое голодание и действие нейролептиков сделали свое дело. После второй затяжки все поплыло перед глазами. Больной попытался схватиться руками за стену, и от падения на грязный, заплеванный пол его удержал только Илья, который схватил Андрея под мышки. К великому сожалению вновь прибывшего, сигарета, которую он курил, упала на пол. В этот же момент к чинарику бросились несколько человек. Завязалась небольшая потасовка, победителем в которой оказался вертлявый долговязый пациент Леня Ухов.

— Ну что, Ухо, повезло тебе?— спросил начавшего дымить окурком больного Илья.

— Угу, вы же не заберете чинарик обратно? — ответил обладатель окурка.

— Вподляк после петуха курить, — с издевкой в голосе ответил Карась.

— Ухо, оставь покурить! — набросились на везунчика несколько больных, составлявших низшую касту пациентов.

— А вы мне оставляли? Сам курить буду, отвяньте!

— Ну выбрасывать-то будешь, тогда дай докурить!

— Я не буду выбрасывать, я забычкую, после обеда покурю! — отбрил всех Ухо.

Андрей, который с трудом справлялся с головокружением, прислонился к стене и спросил:

— Карась, здесь что, всегда так?

— Это еще что, иногда носы друг другу разбивают, петушня поганая! Окурок готовы изо рта вырвать, чинарик из любого помойного ведра вытащат!

— Котов, — прокричал санитар, — к врачу!

7

Услышав свою фамилию, Андрей вздрогнул. “Ну, наконец то к врачу, я ему все объясню, я докажу, что держать меня здесь никто не имеет права, скажу, если что, я пожалуюсь тамплиерам, и всю эту тюрьму разнесут по бревнышкам”. Новенького провели в кабинет врача, причем все время его за рукав придерживал санитар. К этой специфической форме передвижения в больнице Андрею еще было необходимо привыкнуть.