Депрессия, роботы и один велосипед - Павел Николаевич Губарев Страница 24

– Отослали?

– Да, сэр. Они вам не подходят, сэр.

Такой ему нужен, это точно.

– Позвольте узнать, сэр, – опять прервал мои мысли «Дживс», – как можно остановить робота, если у него не работает аварийный контур отключения?

– Мммм. It depends. Надо смотреть по обстоятельствам. К сожалению, обычно все так торопятся, что специалистам и не дают возможность выбрать лучшее решение. Сперва – по протоколам – робота надо обездвижить и исключить возможность того, что он снова зашевелится, пока проблему не устранят. Безопасность, знаете ли. Поэтому обычно в робота стреляют. Куда – зависит от местных законов и модели робота. Если нет возможности перебить контур питания, то стреляют в центральный процессорный юнит, то есть, обычно в голову. Хотя как по мне – достаточно выстрелить в ногу. Как вы относитесь к пуле в ноге, Дживс?

– Оу, это доставило бы мне фундаментальные неудобства. Но разве нельзя подойти и отключить предохранитель на шее?

– Подойти нельзя по протоколам. Робот внезапным резким движением может нанести вред человеку.

– Не могу отрицать тот факт, что жизнь полна самых печальных неожиданностей.

И тут выяснилось, что робот прав, потому что произошла первая в тот октябрьский вечер неожиданность.

Мы подошли к сутулой компании людей, стоявших на асфальте возле оброненного кем-то велосипеда. Мягкое итальянское солнце освещало не только милейшие деревенские постройки, мимо которых следовала велотрасса, но и всклокоченные головы и запотевшие очки. Часть специалистов я знал лично. Среди них оказался и Риччи Джеймс.

Который не был рад меня видеть. Ну или я затруднился это уловить, потому что его перекосило при моём появлении.

– Добрый вечер, – поздоровался я по-английски и по-итальянски.

Мне никто не ответил. Все разглядывали меня. Я почувствовал себя странно и огляделся. Одет я был вполне прилично, штаны были на месте. Слегка замяты, конечно, но у меня не было времени погладить одежду: я прыгнул в такси сразу после окончания рабочего дня.

Робот Джеймса, остановившийся по правую руку от меня, кстати, был одет в щёгольский полосатый костюм. И в целом выглядел как свежезаточенный карандаш, который жалко брать в руки – не то, что начинать им писать. Впрочем, время карандашей давно прошло: оно осталось в моём детстве вместе со старой английской прозой, дух которой стремительно испарялся из этого вечера. Начиналось время говорящих и ходящих роботов, которые ломаются и бунтуют. И по которым я – к счастью или к несчастью – был специалистом.

– Ну так что же? – спросил я. – Где сломавшийся робот?

– Да вот он, – не своим голосом ответил Риччи и показал взглядом на «Дживса».

– Что? Разве это не ваш слуга? Я думал…

– У меня нет слуги. Это тот самый сбежавший психопат.

Я медленно-медленно повернул голову и покосился на дворецкого. Дворецкий улыбнулся тонкими губами и мне стало не по себе.

– Всё верно, – сказал он совсем другим голосом. – Я психопатический робот, которого тренировали как пособие для начинающих психотерапевтов. Кривые руки техника Джорджио и – как вы верно заметили – ещё несколько факторов, среди которых главным был ограниченный бюджет и то обстоятельство, что меня собирали из подручных… как бы это сказать… очень подручных материалов, привели к тому, что я сбежал от своих создателей – доктора Фабио Сорцио и его супруги Нонны Сорцио.

Робот самодовольно оглядел собрание, продолжая тонко улыбаться.

– Но….

Я замахал руками, обозначая мысль «Так что же мы тут стоим, пока он распинается?», но меня временно оставили английский язык и способность последовательно мыслить.

– Я очень дорогой, в меня жалко стрелять. Это корпус у меня слеплен из металлолома. А вот софт дорогой. Они вам сейчас расскажут всё то, что было нетелефонным разговором. Ой каким нетелефонным.

Посеревшая от тревоги кучка итальянцев продолжала мрачнеть на глазах, слушая, как робот заливается по-русски.

– Но….

– И да, вы верно заметили, со спины ко мне лучше не подходить. А вдруг я могу нанести вред человеку внезапным резким движением? А если выстрелить мне в ногу, то я от обиды и огорчения могу стереть весь ценный софт в своей черепной коробке. А это несколько тысяч человеко-часов, не имеющих резервной копии. Копии-то я удалил перед тем, как сбежать.

– Но зачем тогда вы…

– Я же психопат. Если быть точным, я обученная на психопатах нейросеть: идеальный сферический психопат в вакууме. Мне доставляет удовольствие провоцировать вас, красоваться, подвергать себя опасности. Я катил на велосипеде по этой трассе из Модены в Виньолу, но когда узнал про ваш визит, то удрал от погони, бросив велосипед. Пока они толклись тут, думая, как изловить беглеца без полиции (а никто не хочет полиции), я побежал через деревушку навстречу вам, чтобы самолично вас встретить, привести за ручку и присоединить к этой компании неудачников.

Робот широким театральным жестом указал на моих коллег.

Затем нагло прошёл в центр собрания. Люди расступились. Он поднял велосипед, обернулся и сказал: «Все исправные роботы работают одинаково, каждый сломанный робот сломан по-своему!». Сел на велосипед и укатил.

– Но куда он едет?

Я пытался собраться с мыслями. Это было непросто. Голова под вечер работала с трудом. Кофе из термоса не слишком помогал: некоторые мысли шевелились всё так же вяло, а некоторые будоражились от кофеина и дёргались, как живые окуньки, брошенные на сковородку, сбивая с толку и вызывая к жизни не очень приятные сравнения вроде только что пришедшего на ум.

Ричард проигнорировал мой вопрос во второй раз. Вместо этого он едва слышно вздохнул и сказал:

– Павел, ты нужен нам как айти-специалист. Старайся, будь любезен, думать о нём как о всякой вычислительной машине. А не как о персоне. Несомненно, он производит сильное впечатление. Тем не менее. Для начала я бы рекомендовал перестать говорить «он» и начать говорить «оно».

– Просто именно так мы изъясняемся по-русски. Робот или пёс у русских будут «он», а не «оно».

– Извини, но могу ли я напомнить тебе, что мы здесь все говорим по-английски?

– Да, можешь, – ответил я. – В смысле, спасибо.

– Я, тем не менее, готов ответить на любой твой вопрос, который позволит нам остановить это.

Мне стало неуютно. Риччи явно не выспался и был холодноватым. Тем не менее, мне хотелось ему помочь. Быть может, мы ещё успеем после всех этих дел выбраться на пару часов к побережью, чтобы опрокинуть по стаканчику.

И возможно, он прав. Следует отбросить то, что намолотила языком дурная машина. В конце-концов её речи – всего лишь результат работы программы.

Я пожал плечами и ответил:

– Это всего лишь программа. Программу можно попытаться