Великий и Ужасный (СИ) - Капба Евгений Адгурович Страница 25

Но Щербатый пальнул не в меня. Он пальнул в воздух! Грохот был ужасный, из ствола этой огнедышащей дуры в небо вылетел едва ли не целый метеор, а потом главарь банды прокричал:

— Переговоры! Переговоры-нах! Сейчас-ять сюда явится Перепелка — и мы-нах проведем переговоры! Дай бабам выйти-нах!

Я думал недолго.Тем более — по проспекту уже мчал бэтмобиль участкового пристава, я это по звуку понял. А над заревом пожара уже вились квадрокоптеры — если Щербатый или его клевреты попробуют просто пристрелить меня, то их деяния зафиксируют и возмездие будет быстрым и жестоким, как принято в здешнем Государстве Российском.

— Ну, выходите нах! — я упер лом в землю и замер посреди двора.

С визгом и воплями из дверей повалили женщины-снага. Нет, ну я и раньше их видал, но… Во-первых, они были в дупель пьяные, во-вторых — жутко накрашенные и совершенно невероятным образом разодетые в какое-то яркое тряпье, в-третьих — их было много. И похожи они были… Да на алкоголичек они были похожи! Политкорректность в этом мире, похоже, никто не изобретал, как и толерантность, и можно было называть вещи своими именами. Целый табун зеленокожих алкоголичек в боевой раскраске!

И, черт бы их побрал, одна особь из этого дикого стада умудрилась затормозить прямо напротив меня, сделать губы уточкой (это с клыками-то!), томно моргнуть подведенными чернющей тушью глазами и проговорить:

— Молодой-красивый, ты тут один?

А йо-о-о-оп ее мать! Как в том фильме про гремлинов!

Ворота наконец разбили — постарались выжившие снага и люди, которые, повинуясь командам Щербатого, не трогали меня, занимаясь своими делами. Толпа бандитов и их подруг рванула к Проспекту — в направлении Штаба пожарной охраны, туда, где у них квартировали гномы. То-то будет сюрприз Игельшнойцхену! И хорошо, и ладно. У меня своих проблем хватало — вон, уже завизжали мощные колеса полицейской машины и киборг-коп нацелил на меня свой монокуляр.

Я не удержался и приветливо помахал вахмистру. Окровавленным ломом.

— Интересно, а если подорожник приложить к твоей башке — поможет? — спросил Перепелка.

— Нет-нах. Подорожник при вавках помогает-ять. А он — урук. Он такой-ять от рождения, — посетовал Щербатый и тяжко вздохнул.

Что характерно — главарь местных отморозков матерился гораздо меньше своих бандитов. Он вообще казался очень матерым, бывалым, опытным товарищем и, можно сказать, вызывал уважение. Настолько, насколько снага в принципе может вызывать уважение. А! Он и писать умел! Чирикнул в протоколе свое имя в соответствующей графе! Достойно уважения? Безусловно.

— Еще раз — ты всё это затеял потому, что тебе не продали мыло? — участковый пристав с жутким механическим звуком навел на меня монокль, который теперь светился не зеленым, а красным светом. Терминатор, мать его.

Я развел руками:

— А как я без мыла могу? Я в общепите вообще-то работаю, чистота — залог здоровья! Грязные вуки всему виной! Мойте вуки перед едой!

— Какие-такие вуки? — подозрительно спросил Перепелка.

— А-а-а… Это из другой сказки. Не из этой. Но суть-то в чем? В том, что мыло мне не продали раз десять! Прикрываясь именем вот его, — я ткнул пальцем в Щербатого. — Представляете? Какой-то мелкий засранец-снага отказался продавать мне мыло. Он был уверен, что этого имени хватит, чтобы предостеречь меня от немедленного жестокого смертоубийства и разорения его торговой точки. Такая уверенность, да еще и лицом к лицу с уруком хоть чего-то да стоит! Мне стало любопытно — что там за Щербатый такой, бойцы которого уже несколько дней пытаются травмировать мои кулаки и сломать имущество с моего рабочего места своими головами и конечностями… Ну, вот я и не удержался — нанес визит вежливости.

— Визит вежливости? — Перепелка побарабанил пальцами по столу. — Это — вежливость?

— Ну, я же не матерился при дамах! — развел руками я. — И не вытирал хер об занавески.

— Фу, нах! Ну, это чересчур уже-врот! — сказал Щербатый. — Господин участковый пристав-ять! У нас инцидент исчерпан, мы претензий-врот друг к другу не имеем. Я-врот готов уплатить штраф-нах за стрельбу-врот, которая, стало быть, случилась. И сделать-нах пожертвования в фонд-х ветеранов полиции. Крупное-врот пожертвование.

— Вот как? — заинтересовался вахмистр.

— Мы чтим-нах и уважаем-врот труд доблестных стражей-ять… — затянул снага.

— Да мне похер, — Перепелка оперся на стол и поднялся одним резким движением. — Хоть все тут друг друга перережьте, обезьяны клыкастые. Мне проблем меньше.

Он на секунду замер, его пальцы на кибернетической руке задергались, как будто он что-то печатал на клавиатуре, а потом полицейский сказал:

— Я отправил тебе реквизиты фонда и квитанцию на штраф. Бабай — заканчивай тут, я отвезу тебя к месту жительства. Жду у машины. Еще я у урука, ять, таксистом не работал! — его голос просто сочился ядом.

Вот это да! Техника на грани фантастики! А я думал — он только в планшет тыкаться умеет! Перепелка скрылся в ночной тьме, погрозив мне кибернетическим пальцем. Щербатый с грустью посмотрел на догорающую базу:

— Подложил-ять ты мне говна, конечно. Но мог ведь и убить-нах. Почему не убил?

Мы сидели за пластиковым круглым столом в полуразрушенной арке какого-то ветхого здания, прямо через дорогу от уничтоженного кафе «Эльбрус». Наиболее стойкие члены банды Щербатого обустраивали тут пункт временной дислокации, намереваясь утром разобраться с ворохом навалившихся проблем, главной из которых были перешедшие на сторону Густава Игельшнойцхена гномы, а никак не пожар на блатхате. Похоже, ничего особо ценного там хитрый вождь зеленокожих не хранил, потому и не дергался особенно. Сидел, разговоры разговаривал… Даже целая дюжина укокошенных мной бойцов его не смущала.

— А на кой черт мне тут один Густав, весь мощный и влиятельный? Я его на херу вертел, если честно, — отреагировал я.

Щербатый тут же осклабился, довольный. Что такое система сдержек и противовесов он, похоже, понимал.

— А правда, что ты его бабу — того-нах? — спросил он и сделал международный жест кулаком и ладонью, обозначающий что кто-то кого-то нахлобучил.

— Вопросы, связанные с дамами, я не обсуждаю, — отрезал я. — И тебе в мою личную жизнь лезть не советую. Разобью хлебало, честное слово. И не посмотрю, что мы с тобой вроде как замирились.

— Замирились-нах… Щас по всему Маяку такой бардак-ять начнется, мама не горюй! Попробуют молодые меня за жабры взять… Слушай, а ты подработать не хочешь? — вдруг подобрался он.

— В каком смысле? — этот Щербатый, похоже, не зря добился такого высокого положения в местной преступной иерархии! Подметки на ходу рвет.

— Ну, за деньги-ять поработать! Разбить-нах пару голов, выпустить кишки… Не надымским-врот, нет! Беспредельщиков щас набежит-нах…

— Нет уж, дядя. Ешьте сами с волосами, — я отрицательно покачал головой. — Уговор простой — я не лезу в ваши разборки, вы не трогаете меня, мое имущество и тех, кто под моей защитой. Претензии обсуждаем при личной встрече, как есть, называя вещи своими именами. Всё, точка. Все ваши драчки, междусобойчики, наезды… Я в гробу видал. Если ты или Густав попробуете меня использовать или подставить — значит, война. И мне уже похер будет на баланс, сдержки и противовесы.

— Договорились-нах. Мои ребята тебя-ять трогать не будут, за беспредельщиков-нах я не в ответе, — он протянул мне свою мускулистую зеленую лапищу. — Я бы, конечно, хотел-нах, чтобы мы, орки, все вместе…

— Ой, Щербатый, чья бы корова мычала! Не надо мне тут за равенство и братство, — отмахнулся я, но руку ему пожал.

«Мы, орки?» Не было никакого мы! Он просто мечтал прогнуть меня и сделать своей псиной, чтобы натравливать на врагов — вот максимум, на что я мог бы рассчитывать. Так что пусть идут в сраку все вместе, и он, и Игельшнойцхен и прочие им подобные. Если и играть в «Крестного отца» — то только по своим правилам.

— Месть беспощадная всем супостатам!