Корпорация любит нас - Андрей Валерьевич Скоробогатов Страница 25

— Ты съел мои сладости? — голос вождя звучал строго.

Безымянный понял, что нарушил запрет. Он не знал, что за это могут сделать, поэтому ему стало страшно, он сжался в комок и решил соврать.

— Нет, их тут не было.

Матрас закачало — вождь спрыгнул с кровати и, судя по шуму, убежал куда-то.

Снова погрузился в дремоту, и проснулся только от сильного запаха, заставившего инстинктивно вскочить и побежать по внутреннему коридору на кухню. Еда.

На кухне было душно. По центру, прямо на полу, стояла электроплитка с низким широким чаном, от которого шёл жар. Нюхачи толпились вокруг кастрюли, радостно похлопывали мохнатыми ладошками по горячим краям и шептались о чём-то.

— Ты рад? — подошедший Ворчун хлопнул Безымянного по плечу.

— Конечно, рад, — отозвался тот.

— И я рад. Хомячатина… Давно мы её не ели, уже больше недели.

Кто-то принёс ложки, и выводок стал греметь ими о кастрюлю, вылавливая кусочки посочнее.

— Самкам отнесли? — спросил кто-то.

— Угу, — ответил Взъерошенный.

Интересно, почему той ожившей статуэтке не позволяют есть вместе со всеми? И почему вообще самок прячут от выводка? Эта мысль промелькнула где-то на заднем плане. Гораздо важнее сейчас казалось не быть уличённым в нарушенном запрете.

Рядом, судя по запаху, стоял Длинный, он подцепил в кастрюле ложкой кусок Безымянному и сказал шёпотом:

— А я знаю. Я слышал и чуял, как ты съел еду вожака. И как лазил по воздухопроводу. Мимо проходил.

Безымянный испугался.

— Ты будешь молчать?

— Не знаю, мне сложно молчать, — голос Длинного звучал с издёвкой.

«Вот ведь гад!» — подумал Безымянный и стал лихорадочно соображать, что делать. Наверное, надо было убежать и спрятаться где-нибудь под шкафом, но уйти не позволял голод и… запах.

Вожак, стоявший напротив, по ту сторону от кастрюли, явно был не в духе — ходил и лупил всех, особенно молодых.

— Это не я! — послышался жалобный голос Лысого. Раз даже Лысому досталось, что и говорить про остальных.

— О Великий Вождь! — не выдержал, наконец, Ворчун. — Почему ты всех бьёшь? Нельзя ли решить проблему мирно?

Крики прекратились.

— Хорошо, — сказал вождь. — Пусть тот, кто съел мои сладости, сознается самостоятельно.

Воцарилась почти мёртвая тишина. Слышны были только капли воды из соседней комнаты.

— Он не сознается! — выкрикнул Длинный. Безымянный дал ему подзатыльник.

— Кто? Ты знаешь, кто это сделал?

— Это всё он! — заверещал предатель. — Тот, которого вы разбудили!

Страшно, снова стало страшно. Безымянный метнулся к выходу, но наперерез ему, сбивая с ног, бросился Ворчун.

— Стой! Ты нарушил запрет.

Нюхач повалил Спящего на пол, а сверху на нарушителя бросились ещё трое соплеменников.

— Нет! Это не я! — вопил Безымянный. — Не ешьте меня!

— Ты нарушил запрет… — слышалось со всех сторон.

— Безымянный нарушил запрет и съел лакомства вождя, — откуда-то со спины послышался грозный голос вождя. — Дайте мне повязку с его глаз, теперь он вождь.

Свет ударил по глазам.

* * *

Поначалу Безымянный обрадовался — наказание оказалось не столь страшным, как он того ожидал. Но потом, после совместного обеда, вождь, теперь уже бывший и надевший на глаза повязку, отвёл Безымянного в сторону и рассказал про все обязанности, которые предстоит выполнять предводителю клана.

Обязанностей было чересчур много. Ему предстояло следить за порядком. Улаживать конфликты внутри выводка. Обороняться от чужаков. Охранять гарем, ринимать роды у запрятанных самок — их оказалось пятеро, и две из них беременны. Лечить поранившихся. Воспитывать молодняк и передавать знания от поколения к поколению. Нужно было забивать и готовить хомяков. И, что самое важное и ответственное — предстояло следить за часами, иначе можно проворонить время сна и обеда.

— Будь осторожен! От тебя теперь слишком многое зависит, — сказал напоследок вождь и вернулся к чану с едой.

После сытного обеда все, включая новоявленного вождя, свалились в кучу и задремали на кухонном полу. Проснувшись, Безымянный первый раз подробно рассмотрел свой выводок. Оттенок кожи был разным — от салатного до розового, а странные полоски на телах нюхачей при ближайшем рассмотрении оказались текстом. Строчками каких-то до боли знакомых песен и стихов.

«… мглою небо кроет, вихри снежные крутя, то, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя » — красовалась надпись на груди Ворчуна. «Над седой равниной моря гордо реет буревестник, грозной молнии подобный» — читалось на спине Взъерошенного.

Русский. Это русский язык, понял Безымянный. Он сам, как и жители всех предыдущих стран-миров, несмотря на зарубежные имена, говорили и говорят на нём.

Кто написал все эти слова на телах выводка?

И что же это за мир, в который он попал? Миры… Вдруг вспомнились слова предводителя хоботунов из давнего сна о том, что есть какие-то искусственные миры. Глупость всё это, конечно, но захотелось спросить об этом бывшего вождя. Безымянный стал бегать по помещениям и звать его.

— Вождь, отзовись! — крикнул он, вбегая в комнату с хомяками.

— Бесполезно, о Великий Вождь, — сказал Лысый. В повязке он выглядел беспомощным, таким же, наверное, был сам Безымянный до этого. — Теперь ты вождь, а старого вождя больше нет.

— В каком смысле нет? — испугался Безымянный. Он надеялся, что его предшественник будет помогать советом.

— Я не знаю, куда они все уходят. Что предыдущий, при котором я родился, что этот. Теперь ты должен всё решать за нас.

Стало не по себе — тут было и чувство потери, и какая-то подростковая неуверенность в себе, и ощущение огромного груза ответственности на плечах. Вместе все эти чувства породили страх, сильный страх перед будущим. К тому же, он знал, что может объявиться много проблем, решения которых в одиночку он не найдёт.

Захотелось убежать, спастись из этого чёртового отсека.

— Великий Вождь, сколько времени? — спросил один из подростков.

— Я не знаю, сколько времени! — огрызнулся он, и хотел было ударить молодого, но пожалел — незрячие соплеменники в повязках выглядели беспомощными.

Побежал в свою комнату с кроватью. На ней сидело два нюхача — огромных, странных и незнакомых.

— Вы кто? — насторожился Безымянный.

— Твои самки, — протрубило левое существо, пошевелив грубым, неприятно волосатым хоботом.

— А кто же… тогда был вчера в вентиляции? — вопрос