Алексей Иванов - Комьюнити Страница 35

— Понимаю, — осторожно подтвердил Дорн. — А вор — это Гермес?

— Увы, да.

— Зачем это ему?

— Чтобы контролировать компанию. Он хотел её продать, а Гурвич не соглашался продавать. Но это другая история.

— Значит, Гермес украл программы — и подхватил чуму. Так?

— Так. Он понял, что случилось. Осознал. Изучил материалы. И уяснил, что спасаться надо по тому же методу, по которому замыслено убийство. А единственный способ спастись от чумы по средневековым правилам — стать Королём-Чумой самому и скинуть свою чуму на других. Гермес опять обратился к вам за консультацией и экспертизой. И вы подтвердили его выводы.

Орли смотрела на Глеба совершенно ошарашенно, а Борька был спокоен. Он не верил ни в какую чуму.

— Всё логично, — улыбнулся Дорн.

— А «другие» — это мы, — сказала Орли. — Наше комьюнити.

— Да, — вздохнул Глеб. — Гермес скинул нам чуму. Для участников нашего комьюнити Гермес — Король-Чума.

Пазлы сложились. Дети в воде, как написал в комьюнити хам «Умней-всех». Незлися, — как написал в SMS взломщик Бобс.

— А как Гермес всё это организовал? — спросил Генрих Иванович. — Смерть Гурвича, похороны рядом с могилой Абракадабры, зачумление комьюнити… А как же другие участники комьюнити, которые ни о чём не подозревают, а просто развлекаются общением?..

— Я пока ещё не понимаю, как Гермес всё это организовал. — Глеб снова закурил. — Но я дознаюсь. А то, что в комьюнити погибнут и посторонние, — так лес рубят, щепки летят.

Зато в комьюнити ровненько вошли все те, кто Гермесу не нужен, подумал Глеб, но не сказал этого вслух. Орли — владелица протоколов. Бобс — взломщик пассворда. Кабуча поставляла наркоту Гурвичу. Дорн — консультант и свидетель. Гермес сбросил чуму не абы на кого. Он сбросил чуму на тех, кто ему не нужен в принципе.

— А как нам спастись? — спросила Орли.

Дорн задумчиво мял подбородок длинными и сильными пальцами.

— Могила демона Абракадабры на Калитниковском кладбище — это технология символического спасения Москвы во время эпидемии чумы тысяча семьсот семьдесят первого года, — сказал Дорн. — В Интернете об этом захоронении я ничего не нашёл. Но скорее всего, что-то есть в архиве кладбища… И вообще, памятник сфотографирован неважно. Его надо осмотреть тщательнее, на нём наверняка есть ещё другие надписи, которые, возможно, что-то бы нам подсказали. Я уверен, что секрет спасения надо искать в этом кенотафе. В нём воплощена средневековая стратегия.

— Я займусь этим, господа, — пообещал Глеб.

25

— У меня четвёртый этаж, — сообщил домофон смешным, мультипликационным голосом Борьки.

Бобс жил возле метро «Перово» в добротных домах позднего совка а-ля «Ирония судьбы». Глеб привёз Орли для секретных переговоров с Крохиным. Борька, босой, стоял в открытой двери своей квартиры и ждал лифта. На Борьке были домашние джинсы и длинная футболка.

— Вот тут разувайтесь, — говорил Борька гостям, указывая пальцем в угол захламленной прихожей. — А тапок у меня нет. Могу носки дать.

У Борьки была большая трёхкомнатная квартира. Из прихожей Глеб увидел лишь две комнаты: одна была заставлена компьютерами и экранами, в другую словно бы спихали всю мебель. В кухне у Борьки висели шкафы-пеналы советского образца, а стол и стулья оказались пластмассовыми, явно украденными из летнего кафе. Холодильник был пёстро облеплен стикерами с записками самому себе. Мойку загромождала немытая посуда. Борька достал из сушилки две большие кружки — видимо, приготовленные для гостей заранее — и выставил на стол, а для себя вытащил из мойки чашку и ополоснул под краном.

— Кофе вот и чай с конфетами, — сказал Борька. — Сахара нет.

Растворимый кофе Nescafe был в нераспечатанной банке, чайные пакетики Lipton — в нераспечатанной коробке, а конфеты «Маска» — в неоткрытом пакете. Похоже, сам Борька пил только пепси и колу, потому что мусорный мешок под мойкой было доверху забит пустыми бутылками. Глеб уже отвык от такой студенческой жизни тяп-ляп.

— Родительская квартира? — спросил Глеб.

— Теперь моя, — скрывшись за дверкой холодильника, ответил Бобс. — Родаки на бабкину свинтили, а эту мне сдали. Колбасу надо?

— Ты же засрал всю хату до потолка, — неодобрительно заметил Глеб, озираясь. — У тебя вон об шторы ладони вытирали.

— Ничё я тут не засрал, — огрызнулся Борька, задом толкнув дверку холодильника, потому что руки были занятые колбасой, сыром, хлебом и упаковкой йогуртов. — Хата сама засралась, я ни при чём.

Орли беззвучно засмеялась, отведя взгляд. Ей здесь понравилось.

После встречи с Дорном Орли потребовала у Борьки протоколы, и Бобс заюлил. В конце концов он сказал, что протоколы, разумеется, вернёт, без проблем, это не вопрос, но обнаружились некие геморрои, про которые ему надо говорить только лично с Орли как с владелицей протоколов. Условились, что Глеб привезёт Орли к Бобсу на дом и там Бобс всё объяснит и покажет Орли по компьютеру. А Орли потом сама решит, сообщать Глебу или нет. Глеб не возражал. Он не сомневался, что Орли потом всё ему откроет.

— Борь, пойдём с кружками к компу, — предложила Орли. — Там мне и объяснишь, чего хотел, про мои протоколы. А то времени нет.

— А он чего делать будет? — спросил Бобс про Глеба.

— Подождёт в комнате, если уж ему нельзя всё это слышать.

— В комнате ему не сесть. В одной — мы, в другой — слышно, в третьей там говно всякое лежит, туда не пущу.

— Дурацкие тайны, — сообщил Глеб. — Я ведь всё равно всё узнаю.

— Может, ему вообще домой уехать? А мы тут вдвоём.

— Я гляжу, ты, Крохин, чего-то оборзел, — хмуро заметил Глеб.

— Боря, Глеб на кухне подождёт, если так, — с досадой сказала Орли. — Давай лучше к нашему вопросу.

— Ну, пойдём. — Борька улыбнулся так, словно звал Орли в постель.

Он ушёл в прихожую, а оттуда — в комнату. Квартира у Борьки была всё-таки приятная, хотя и дикая, как пещера людоеда. Орли виновато улыбнулась Глебу и прошла вслед за Борькой. Глеб услышал, как Борька тщательно прикрывает дверь за Орли.

Что за секреты? Что такое Бобс обнаружил в протоколах Гурвича, о чём можно сказать только владелице? Ладно. Глеб не сомневался, что вечером Орли всё ему объяснит.

Кофе Глеб пить не стал — брезговал кружкой — и выплеснул в мойку, а сам закурил, открыл айфон и вывел «ДиКСи-поиск». В поисковой строке он настучал: «Калитниковское кладбище». В прошлый раз он получил от «ДиКСи» дайджест из статей о художнике Фальке, рэпере Шишкове и старице Ольге. «ДиКСи» было ведомо, чем жил и о чём думал Глеб все эти дни. Что теперь выдаст семантический поисковик? Как сказал Гермес, человек — это его айфон. Посмотрим.

Первой вышла статья «1771: московская чума».

«При государыне Екатерине в России был принят новый и суровый карантинный устав, поэтому власти были уверены, что никакая зараза в державу не проникнет. Однако эта уверенность рухнула в 1771 году. Шла Русско-турецкая война. Русские войска вступили в Молдавию, где бушевала чума. То ли с ранеными, то ли с трофеями чума все-таки пробралась в Москву. В военном госпитале 27 человек разом заболели странной „злой лихорадкой“, и вскоре почти все эти больные умерли.

Командир госпиталя врач Афанасий Шафонский догадался, что пришла чума. Он объявил в госпитале карантин, выставил охрану и начал окуривать помещения дымом можжевельника. Но Медицинская коллегия его донесение о чуме сочла паникой и фантазией.

Чума разом объявилась на мануфактуре Суконного двора, который находился на Софийской набережной у Каменного моста. Начальство мануфактуры скрыло мор: умерших похоронили тайно и карантин не ввели. Охваченные ужасом мастеровые-суконщики кинулись с фабрики кто куда и разнесли чуму по всей Москве.

Москву охватила эпидемия. Весь город заволокло дымом костров, которыми окуривали дома. В небе гудел сплошной звон колоколов: он должен был очищать воздух от смрада. Ежедневно умирало по тысяче человек. Вообще, в Москве умерла от чумы половина населения.

Власти направили в город колодников. Каторжники в чумных дегтярных балахонах с дырами для глаз и рта крючьями вытаскивали трупы, грузили их в огромные фуры, вывозили за околицу и погребали без обряда на спешно основанных чумных кладбищах: Ваганьковском, Даниловском, Дорогомиловском, Калитниковском, Преображенском, Пятницком и Семеновском.

Участь чумных больных была страшной. Их заколачивали в домах, чтобы не могли выбраться. Пищу им приносили за огромные деньги, а плату от заключенных принимали только монетами: их бросали в миску с уксусом. Продукты узникам подавали в крохотное окошко на длинных шестах-рогачах. Рассказывали, что, если больной касался шеста, от чумной руки по шесту быстро ползла чернота — чума.