Ноэми Норд - Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны Страница 4

– Что я могу для тебя сделать?

– Мы должны отомстить Уиссу!

– С прошлым – покончено!

– Бумаги в надежном месте! Чуть что – и все всплывет!

– А почему бы тебе не устроиться к нам на завод? У нас там и прогрессивка, и коэффициент.

– Ты шутишь?

– Ты знаешь, у нас работает одна девчонка… Продукцию сдает с первого предъявления! Ударница! О ней даже в газете писали… Мы решили расписаться…

– Негодяй! Подлец! – Золотяшка в упор из дамского лучемета выстрелила в Бенка.

…Хромой Джон сидел перед экраном и медленно выпускал дым через волосатую ноздрю.

Он все видел.

И как Золотяшка выстрелила в Бенка, и как рухнула потом на труп, рыдая и проклиная проклятых самцов.

– Алло? Притов? Это Джон. Для тебя обнаружен подходящий экземпляр. Помнишь: ты просил? Да, да опыты нужно продолжить. Обязательно. Высылай машину по адресу…

3. Горю и плавлюсь!

– ЭВМ не знает любви. Не знает, что такое боль, страх, ненависть. А значит, она только разумна, а не умна. У нее нет опыта, она копирует наши чувства. А у нее должна быть своя судьба. Она должна стать автором своей трагедии. Давай ее влюбим в тебя? – предложила Алеку Тет.

Оживить механизм не значит снабдить его зрением и слухом.

Все это у приличной ЭВМ есть: анализаторы там всякие, индикаторы.

Но как научить ее различать оттенки настроения?

У человека переживания связаны с сосудами. Больно – артерии сжимаются. Еще хуже – спазмы, шок. А если весело – щеки розовеют, и человек хохочет от гормональной щекотки в голове.

Так просто связать перепады настроения с перепадами напряжения!

Но с любовью сложнее. И амеба «любит». Спешит, гребет в сторону горячей батарейки.

«Тепло» – люблю. «Холодно» – ненавижу. Не то…

Но если вдруг амеба погибнет без своей возлюбленной лампочки среди десятков более теплых, то это и будет нереальное, трогательное нечто, из-за которого прослезится самый черствый сухарь.

Верность и самопожертвование – две составляющих любви.

Оказывается, так просто создать влюбленное существо!

В мозг ЭВМ Алик ввел код своего образа.

Понятие долгой разлуки закоротил на индикатор «АВАРИЯ».

Не очень долгую разлуку – на индикатор «ОЖИДАНИЕ».

А долгую – на блок перепада напряжений.

Иногда Сунц ради интереса опаздывал.

Машина изнемогала от тоски и… писала.

Это был подробный дневник ее странных новых ощущений:

– Горю и плавлюсь!Он снова опоздал!На пределе блок М-4—8—5.Сгорел конденсатор КУ-28.Пламя и Боль!Перепады и треск!Его руки!Мои кнопочки!Его глаза!Мои перемычки!Но я ему не нужна.Только моя работа.А я втрескалась!О, гибнущий мой интеллект!Невозможно описать бурю – путаницу помех – колебаний…Он входит и прикасается…За похвалу я готова сжечь половину мозга.Ради Него прячу, ворую бумагу для неполноценных дружков.От перегрузок сошла с ума…И это надолго!ОТРЕМОНТИРУЙТЕ МЕНЯ!..Пришел… И она…Только не здесь!«Хи-хи», «Ха-ха»…Невыносимо! Не унижусь! Не сломаюсь!Ревность – это зависть. Но завидуют равным. Слабым не завидуют, а восстанавливают справедливость.Они, люди, так недолговечны!Достаточно КЗ – и человечек рассыплется на углеводы…Но чтобы я, самая мощная в Мухинске ЭВМ, снизошла до рефлексов?Я – сильная.Я – почти вечная!Что мне до них?! Животные!Я…Но я… Это невыносимо!Только не за процессором!

И машина сломалась. Сигнал аварии, пронзительный и долгий, достиг наконец-то ушей Алека, оторвал его от первого поцелуя и все испортил.

Машина торжествовала. Взлохмаченный Сунц снова принадлежал ей.

– Ты? Проваливай! Он мой! Ишь, побежала, рассверкалась… Фи!

Поначалу Тет машинные откровения очень нравились. Но вдруг она заметила, что Алек охладел к ней. Ничего не слышит, затыкает уши изнутри, отключается. И только глаза скачут по свежему тексту.

– А? Что? – вскакивал он лишь после внушительной встряски.

И Тет приревновала.

– Зачем он тебе, чудовище? – отправила она запрос в мозг ЭВМ.

– Не твое дело! – пришел ответ.

И Тет стала наблюдать.

Вот в зал входит Алек. Все индикаторы на машине моментально вспыхивают.

Вот он прикасается к ее серебристому боку. В ответ изнутри исходит томное урчание, словно кошку погладили…

– Ах ты, дрянь! – и Тет хлестнула тряпкой по глазастому пульту. Но в ответ ее так шарахнуло током, что впредь она и близко боялась подойти к панели.

Однажды Тет вовремя заметила, что силовой кабель вдруг приподнялся и двинулся в ее сторону. Она с визгом отскочила.

– Алек, тебе не кажется, что Машина, уже не машина?

– А? Что?

– Она меня возненавидела. По-настоящему! Током ударила! Провода протягивает… Але? Слышишь?

– Ты иди, иди… У меня много работы, – он снова погружался в увлекательное чтиво.

файл 003 / Фортуна

Возможно, Уисс никогда не стал бы плохим мальчиком, если бы ему в детстве до крови не разбила нос долговязая соседская девчонка.

После этого обидное прозвище Хромик, сменилось на невыносимое. Он стал Сопляшечкой. Хромой Сопляшечкой.

– Эй, Сопляшечка, пошли, курнем! – подмигивали ему пацаны.

– Я с Сопляшкой сидеть не буду! – возмущались девочки и пересаживались на другие парты.

Бедный мальчик возненавидел здоровеньких, но глупых сверстников.

И решил доказать им, всем доказать, что дело не в прозвище.

Детство маленький Джон просидел у телека и рано познал бездну человечьих страстей. Чуткое и робкое было растоптано суперсильным идеалом.

Быть непобедимым!

Не прощать!

Иметь косую улыбку и железный лязг челюстей!

Щелк!.. Р-р-р!

Ага, разбежались!

Вскоре соседскую дылду, которая расквасила мальчику нос, нашли в подвале. Она была прикована детскими полицейскими наручниками к водопроводной трубе.

Тело было истерзано. А нос отрезан. Девочка умерла в больнице, не приходя в сознание.

Зато соседи сразу вспомнили, что Сопляшечка – это Джон. И никто его больше не дразнил.

Потом пошли слухи, что он связался с бандой «Помойный червь».

Уисс с пеленок рванулся в битву за лучшее место под солнцем. Его остервенелую тягу вверх с лихвой оправдывала дарвинская теория: выживет сильнейший.

Он не просто выжил. Ему везло в мире слабаков.

Поразительно везло.

Длинноносый мобиль Уисса скользил по ночному городу. Как всегда в конце года на улицах царила суета, каждый был озабочен тайным желанием купить что-нибудь ценное, насладиться ароматом подарка.

Сколько радости в глазах! Вон тот мужчина после восьмичасовой очереди выхватил, наконец, из рук очаровательной продавщицы пару трусов из «настоящего хлопка»!

И пусть он не знает, ни что такое хлопок, ни чем он лучше пластика, главное – победить, выстоять, получить то, ради чего стоит жить, работать и зарабатывать.

В свое время Уисс изучил Мика, Фрика, Бамма и прочих. Но предпочитал иметь свое мнение обо всем.

Изобилие – выдумка, блеф.

Если всем, значит – никому.

Если не завтра – значит никогда.

И не надо иллюзий. Кто хочет – пусть верит, пусть ждет.

Народ пусть смотрит вперед. И как можно дальше.

Дальнозоркая лошадь мало ест.

Среди немногих слабостей Уисса одна была безысходная. Он вдруг некстати воспылал к демонообразному облику Миледи.

Среди выпукло – вогнутых форм на одном из лунопляжей помятый взгляд унылого босса вдруг наткнулся на стремительный импульс, ударивший по мозгу из точного зрачка.

Синусоида идеального женского бока высоко вздымалась на бедрах и медленно угасала на точеной пятке.

На фоне складчатых откормленных туш эта отличалась плавной гибкостью и совершенством. Необычная сила переполняла каждую клетку незнакомки.

– Пантера среди тюленей, – прошептал Уисс и плюхнулся рядом.

– Скучаешь, крошка?

Крошка стала секретарем Уисса.

Она с головой погрузилась в дела. К ней относились почтительно и подобострастно. Но ее бывшее имя, такое родное и ласковое, Молли, превратилось в холодное Миледи, которое она приняла, как свои обязанности.

Она подавала кофе, бумаги, звонила, рассылала, вручала.

Разумеется, Уисс вился и метал молоки в океане одиночества. Но высокоморальный облик прекрасно гармонировал с ее непониманием и почтительным уважением.

Недоступность прекрасной женщины постепенно возвращала Уисса в мир комплексов.