Людмила Angel - Цветочные кости Страница 6

– Даже не верится, что там так опасно, из окна выглядит, как красивый город, будто вы тут счастливы, у нас ужасные руины, кладбище, а не город, но никто не нападает, я часто езжу на трамвае в одиночестве…

– Никто не нападает, потому что уродам нечего делить, они и так по уши в дерьме!

– Это не так, они страшные, глупые, потому что нечего читать, некому рассказать им о науках, агрессивные иногда, но… им есть, что терять! Как на счёт жизни?

– Ты называешь это жизнью? Копаться в помойках и рожать таких же уродов?

– Ну, им не дали другого выбора, вы же сами загнали их в этот город.

– Слушай, заткнись ты уже! Если так скучаешь по своим мутантам, я могу в два счёта сделать тебя похожим, изрезать твоё прекрасное личико, каждый день будешь вспоминать о своём городе и проклинать его!

Я вздрагиваю от его крика, он опасен, я чувствую напряжение в каждой его мышце, в каждой набухшей вене, он на взводе, ходячий комок нервов, наверняка Рон специально ввязывается в драки и разборки, чтобы выпустить пар. Он доедает кусок мяса и вытирает жир о грязное полотенце.

– Пойдёшь сегодня со мной, мы с ребятами собираемся в баре обсудить пару вопросов и выпить.

– Но ты же сказал, что там опасно.

– Сказал, опасно одному, но не со мной, все в этом районе знают меня, и знают, что нельзя со мной связываться.

Я чувствую, что этот человек крайне опасен, я его трофей, игрушка, он будет всем показывать меня и хвастаться, будто не ликан принёс меня к его дому, а он сам отбил меня у зверя…

Рон залпом выпивает какой-то алкоголь из стакана, я аккуратно проскальзываю мимо него и ухожу в комнату. Там довольно сумрачно, в стенах приглушённо мерцают лампочки, на стенах полки с какими-то книгами, большой экран, телевизора или компьютера на мягкой гнущейся панели, при желании, его можно свернуть хоть в трубочку. Книги? Он читает? Не похоже. Я беру одну из них, они очень старые, страницы слиплись, конечно, он не читает. Это сборник стихов классического писателя, я мельком листаю его и замечаю фото между страниц. Пожелтевшее от времени, очень старое, даже в те времена бумажные фотографии никто уже не делал… На нём женщина с ребёнком. Мать Рона с ним? Я переворачиваю фото: Синтия и Джек. Джек?

– Моя жена с сыном.

От неожиданности я роняю книгу на пол, оборачиваюсь и в ужасе натыкаюсь на его внимательный взгляд. Мне до онемения страшно, вот оно логово истинного зверя, а не того четырёхглазого волка из леса, вот самый страшный монстр. Я очень хочу спросить, но, боюсь, этот вопрос убьёт меня.

– Я вижу этот вопрос в твоих глазах, да, это так! – он делает шаг в мою сторону, я стараюсь не шевелиться, – Я сожрал их… тогда, много лет назад, когда этот хренов мир рухнул, когда вокруг все дохли от голода, а Джек орал днями и ночами, распухал и впадал в истерику, как и Синтия. Слабые, нервные… Да, сожрал! Чтобы выжить, выживает ведь сильнейший, ведь так, Мэттью? – он дышит на меня концентрацией алкоголя и злобы, – Хотя, что ты знаешь о силе, жалкое подобие мужского рода, тебя всегда защищал верный робот!

Он хватает меня за подбородок, куда мне бежать? Адам, где же ты, когда ты так нужен, спаси меня!

– Что ты можешь знать о голоде, когда кто-то или что-то всегда было рядом и приносило тебе еду? А? Что ты можешь знать о безумии, когда ты не пожирал тело своего сына? Что?

– Ну… ты был вынужден, я понимаю, – мой голос срывается, я в ужасе, я в смятении.

– Мы все, вынуждены делать то, что нам не нравится, правда?

Я знаю, что сейчас будет, если я попытаюсь сбежать, он убьёт меня или покалечит, если буду сопротивляться, он сломает мне руку или просто свяжет, он сильнее меня, причём намного.

– А что, если я скажу, что я могу делать то, что мне не нравится, но только если мне не будут резать лицо и калечить?

Он громко смеётся.

– Какой ты хитрый, Мэт, быстро приспосабливаешься к меняющейся обстановке, молодец, браво! Мне не нужно твоё разрешение, сечёшь? Ты у меня в квартире, тут нет твоего андроида, даже ликана нет, не думай, что твои слова что-то значат.

– Нет, нет, я так не думаю, просто рассуждай логически, ты искалечишь меня, но сейчас же ты не голодаешь, тебе не надо съедать меня, если я умру от издевательств, у тебя больше не будет такого, как я, я единственный на Земле, единственный такой!

– Это твой робот наплёл тебе? В этом городе миллионы людей, думаешь, среди них нет красивых.

– Покажи мне второго, как я, и я сам вскрою себе вены!

– А ты уверен в своей неотразимости и уникальности, но, в моём случае, это не поможет, я не ценитель эстетики, я не читал твоих дурацких книжек, не смотрел картинки, я обычный потный мужик, который знает толк в выпивке и крепком кулаке по чужой морде, для меня ты не больше, чем девчонка, с небольшой погрешностью, а я не очень-то галантен, последняя женщина, которой я обладал, умерла в муках, истекая кровью. Но в чём-то ты прав, думаю, не стоит уродовать тебя, ломать руки, ты и так всё понимаешь, я жду!

Я подхожу к нему и осторожно целую, пытаюсь отстраниться, но Рон не отпускает, его не устраивает такой поцелуй, и он грубо держа за затылок, засовывает язык очень глубоко мне в рот, так же нахально и бесцеремонно, будто хочет сожрать, а не поцеловать. Потом смотрит мне в глаза, его взгляд безумно голоден и замутнён.

– Боишься? Правильно, бойся! – он снова целует, запуская свои пальцы мне в волосы, грубо хватая их, вырывая, – Я знаю, что ты слегка потрёпан, поэтому давай обойдёмся тем, что попроще, вставай на колени и делай то, что твоё жаждущее похоти сознание так мечтало сделать!

– С чего ты взял, что я мечтал делать это с мужиком? – меня одолевает злость.

– С той, что выбора у тебя нет, а гормоны просят своё, – он силой заставляет меня встать на колени. Его, пахнущие грязным телом, джинсы так близко к моему лицу.

– Я не умею.

– Робот давал тебе неправильные книжки, – он расстёгивает их.

Я в ужасе, это реально? Это происходит на самом деле? Оказывается, сдохнуть в гнезде ликана – не самое страшное!

– Открой ротик пошире и не дёргайся, а-то я нервный, могу шею свернуть!

Я самое прекрасное существо на свете, почему это происходит со мной? Почему это вообще должно происходить?…

8

Мой прекрасный Бог…

Мы спускаемся на лифте вниз, меня до сих пор трясёт. Это было мерзко и унизительно. Не могу сказать, что Рон до конца придерживался своего решения, и я всё-таки пару раз получил пощёчины от него, слава Богу, что не съездил кулаком, из меня ещё тот умелец плотских утех, прикусил его достоинство, когда челюсти свело от напряжения. Хорошо, что он не решил, что я это нарочно, не жить мне иначе. Я пытаюсь успокоиться, но моё вспотевшее лицо выдаёт тревогу и лёгкую панику.

– Ни с кем первый не заговаривай, держись рядом, надень капюшон, алкоголь не пей, он там очень крепкий.

Двери открываются и мы попадаем в холл, там пусто, но на улице полно людей, и такой красивый из окна город тут же показывает свою сущность. Люди перемещаются быстро, почти не смотрят друг на друга. Ото всюду доносятся какие-то агрессивные звуки, не то драк, не то погромов. Довольно холодно. Бар находится буквально в паре домов от дома Рона, мы спускаемся в это душное, накуренное подвальное помещение. С непривычки, я еле сдерживаю кашель. На нас все пялятся, но украдкой, здесь нельзя смотреть прямо, можно получить.

– Ронни, дружище, ты припозднился! – Одноглазый мужчина с аккуратно-выстриженной бородой протягивает ему руку. Рон спешно пожимает её, похлопывая по плечу второй.

– Да, были дела, ты заказал мне?

– Всё, как всегда, – мужчина не скрывает интереса ко мне, – Кто это?

– Его зовут Мэттью, ликаны утащили его из зоны отчуждения в мёртвый лес.

– Не похож на мутанта, скорее на девчонку, вот это волосы!

– Да, кажется, ему удалось скрыться от радиации в бункере.

Мужчина улыбается, обнажая ряды пожелтевших зубов.

– Я Донни, Мэт, меня зовут Донни Моретти, не бойся ты так, если ты с Роном никто тебя не тронет, – он попытался хлопнуть меня по спине, но наткнулся на неодобрительный взгляд Рона, – Ты же понимаешь, что ему не жить, если вздумает один выйти на улицу, отстриги его волосы, слишком выделяется.

– Нихрена я не буду отстригать, они мне нравятся, он один не выйдет, я пришёл показать его тебе и ребятам, чтобы вы знали, что это моя вещь, кто в моём районе без спросу тронет – глотку перережу. Знаете, как я ненавижу, когда трогают моё!

– Да, знаем-знаем, расслабься.

– Где все?

– А, ну, Дик подойдёт позже, а Рич не смог, так, что пропустим пару стаканчиков пока вдвоём, ему, как я полагаю, нельзя пить?

– Нельзя, слаб ещё слишком, – Рон мягко толкает меня в грудь, чтобы я сел на диван. Они присаживаются рядом.

– Ну, где там Шерри?

– Шерри, давай быстрее, мы заждались, мать твою! – голос Донни громкий и хриплый. Из сигаретного дыма появляется Шерри, вернее то, что они так называют. Девушка в плотном кожаном корсете с довольно короткими волосами, чёлка падает ей на лицо, она похожа больше на худого парнишку, но у Шерри нет всей нижней половины. Вместо неё, жуткая металлическая конструкция с гусеницами. На лице этого обречённого получеловека-полумеханизма отпечаталась грусть, будто она непрерывно плачет там, где её никто не видит. Девушка ловко проезжает между столиками и ставит бутылку и стаканы со льдом нам на стол. Её пустой взгляд на секунду задерживается на мне, и мне неловко, я не могу не рассматривать её. Донни нагибается ко мне и шепчет своим перегаром на ухо.