Шакирова А - Единственная из чужой Вселенной Страница 8

 - Ты... не-е... понима-ешь, - меня прихватило сильнее, живот словно ножами разделывали. Из приоткрытой двери послышалось сдавленное кряхтение Мея.

 - Опять Путник умалчивает важное, - расстроился отец, оценив обстановку быстрее, чем я успел сказать еще хоть слово. - В южных гостевых дворца они, в ближайших к спортзалу для йоги.

 Я развернулся юлой, выскочил из дверей, на ходу махнул Мею. Искандец не подвел - понял с полужеста. Глазом моргнуть не успел - Мей поравнялся со мной. И мы во весь опор, нос к носу, бросились к

полукровкам. Искандец знает дорогу? Конечно же! Мей ориентируется во дворце не хуже моего - когда-то мы оббегали тут все коридоры в прятки и догонялки.

 Я несся, не чувствуя ног, разворачивался на пятках, с пинка распахивал двери...

 И вот он - момент истины.

 Я с размаху постучал в дверь и... ничего не произошло.

 На долю секунды я замер в нерешительности. Постучаться еще раз или окликнуть? Что, если девушки в ванной? Оттуда не услышат, хоть барабань в дверь ногами, хоть кричи во всю глотку. Стены ванных

почти непроницаемы для звука.

 Я оглянулся на Мея. Он тоже не двигался, только нервно мял пальцами шаровары.

 Боль усиливалась, и даже верианские курсы ее укрощения больше не выручали, как прежде. Мей пыхтел также, как и я. Должно быть, его скрючило не меньше.

 После недолгих метаний, искандец протянул руку, коснулся бронзы двери... помедлил и... толкнул.

 Почудилось - мне перекрыли кислород. Даритта лежала на полу, раскинув длинные ноги. Изелейна - рядом. Полукровки не двигались. Лишь губы шевелились, словно в мольбе. Они напомнили мне двух

подстреленных лебедей.

 Я подбежал, бухнулся на колени перед единственной, бережно поднял ее, прижал к груди и зашелся криком. Нет! Лишь хриплый стон вырывался из моего горла. Это Мей заорал во всю глотку. И его можно

было понять - искандец однажды уже лишился единственной.

 Мы подняли девушек и замерли в растерянности. Что делать? Куда бежать? Где искать помощи? У родителей? Что они знают? У Путника? Как его вызвать?

 Я прижал Даритту посильнее, задыхаясь от страха, весь похолодел - будто льда наглотался. По телу прошли судороги. В висках барабанил пульс, во рту разлилась горечь. Мей спал с лица - волосы

повисли паклей, под глазами пролегли круги, губы побелели.

 - С-сэ-эл? - простонал он. - Придумай что-нибудь. Рэм ведь наверняка знает больше нас. Может побежать и связаться с ним? Я не могу потерять ее еще раз! - в голосе искандца слышались рыдания.

 Девушки уходили, прямо сейчас, на наших глазах.

 Фарфоровая кожа посерела, щеки впали, блеск волос потух.

 Я продолжал прижимать к себе ледяное тело Даритты и, казалось, сам умирал вместе с ней.

 Запахи, звуки, краски уплывали куда-то, терялись. Мир тускнел, серел, словно цветное изображение на сломанном джойсе.

 Мышцы болезненно напряглись, сердце то замирало и сжималось, то ошалело колотилось, голова опустела.

 Мей крепко зажмурился и что-то шептал - молился, догадался я. Рэм всегда носил в сапоге джи - вроде человеческого планшетника, только складной, как книжка. Я пользовался им очень редко, и не

обзавелся полезной привычкой. Зря! Из джи, по Всесети, достучался бы до брата, спросил - не это ли случалось с Миленой, когда подручные Черной "высасывали" ее ауру. Я слушал Рэма в полуха,

убежденный, что мы со всем разберемся, отведем от будущей королевы беду. А вот теперь тщился припомнить - что такое он говорил о защите полукровок от аурного истощения? В голове мелькали обрывочные

фразы, детали - жалкие клочки того, что сохранилось от исповедей Рэма.

 Если бы я только знал... Он же как-то помогал Милене, ограждал ее от "присосок", сбивал подключения! Но как!? Как?

 ...

 (Даритта)

 Никогда и ничему я так не радовалась, как Изелейне. Не ожидала, что подруга бросится следом, пересечет пространство и время, найдет меня. Да еще в компании Путника.

 Но ликование длилось недолго. Только успокоилась в объятиях Изелейны, куратор, в своей небрежно-раздраженной манере, оглушил ужасной новостью. Мы - пленницы чужой Вселенной на три-четыре года.

Иначе - смерть - быстрая и мучительная.

 Мои ладони разжались, руки безвольно скатились с плеч подруги. Враз потемневшее лицо, опущенные уголки губ, потухший взгляд, говорили о чувствах Изелейны больше, чем самые яростные стенания.

 Но ни единой жалобы не слетело с губ подруги. Она лишь вытянула "по струнке" спину, гордо вздернула голову.

 Я равнялась на Изелейну - расправила плечи, до боли в горле удерживала комок слез, что просился наружу. Стиснула зубы и сжала кулаки, помогая себе справиться с истерикой - она накатила, затопила

жалостью к себе, напрочь смыла все мысли.

 В голове крутилось только: "Мне не вернуться", "Мне не вернуться", "Мне не вернуться"...

 Не отпраздновать день рождения мамы, не подарить ей букет роз с бархатистыми лепестками. Мама очень любила эти цветы.

 Не прибежать к ней в ненастный день пожаловаться на начальственное хамство, не зарыться на груди, укутавшись теплом родства, как шерстяным пледом в холодный вечер.

 Не пройтись по родной улице, здороваясь с соседями, подмигивая дворовым мальчишкам и девочкам.

 Не завести душевную беседу с подругами, попивая кофе или мохито в любимой кафешке.

 Не потрепать по загривку "подъездного" кота, с рваным ухом.

 Так много не... и ни одного да...

 Я не сдержалась - всхлипнула, покосилась на Изелейну. Она выглядела удрученной, но собранной, и мне стало стыдно.

 Немногие женщины так стойко, без психозов воспринимали удары судьбы. Не гнулись под ними, как травинки на ветру, не ломались, как крепыши-деревья в ураган. Держались, терпели, боролись.

 Я оглядывалась, лишь теперь в полной мере осознав - эти зеленые существа, похожие на людей - наши вынужденные соседи на многие месяцы. Отныне благополучие, довольство нерадивых учениц-полукровок

целиком и полностью зависит от них. От тех, кто не понимал ни слова из нашей речи, но почему-то был накоротке с Путником и, судя по всему, с Великим Алленом тоже.

 Друзья, родные, все, кого мы знали, любили, кому верили, отрезаны несокрушимой стеной. Мы не увидим их, не услышим и не попросим о помощи. Не поплачемся о ненастьях, болезнях, не поделимся

радостями.

 Их словно бы нет. Вернее, они есть, где-то... там, очень далеко. Но для нас... недосягаемы... как и мы для них.

 Наверное, в этот момент, я впервые ощутила себя бесприютно одинокой, как выброшенный на улицу щенок за то, что "слишком вырос", великан для лилипутской хрущевки.

 Гулкие удары в груди вторили гонку в висках. Голова потяжелела, опустела. Плечи поникли от тяжести бремени.

 Казалось, на меня ополчился весь мир. Душа ушла в пятки, раскаяние волной поднялось изнутри. Зачем я вообще решилась на этот дурацкий прыжок?

 Изелейна пожала мне руку, мы в едином порыве оглянулись на куратора, ища заступничества, помощи. Да хотя бы одного, невзрачного слова поддержки. Но он не удостоил взглядом, исчез.

 Последняя фраза Путника, единственного существа, которого мы тут знали, которому доверяли, была не к нам. Презрительно, с язвинкой в голосе заявил куратор зеленым, для которых мы внезапно

превратились в яблоко раздора, чтобы разруливали сами.

 Ни я, ни подруга так и не поняли - о чем шла речь, почему мой спаситель объявил подругу своей единственной, что это значило.

 Но сцепились зеленые не на шутку.

 Казалось, еще немного и Астрайнен, презрев все правила хорошего тона, собственноручно вышвырнет спасителя вон. Носорог закипел настолько, словно перед ним - кровный враг. Стоит лишь отпустить себя

- и оба бросятся рвать друг другу глотки.

 Странно... Когда спаситель привел меня сюда, хозяева замка приняли его с вежливой холодностью тех, кто отдает должное происхождению, заслугам, но не питает дружеских чувств. Сейчас же чудилось -

они едва друг друга переносят. Что изменилось за считанные минуты?

 Я запуталась. Обескураженный взгляд Изелейны метался от одного зеленого к другому. Мы были совсем сбиты с толку, раздавлены новостями Путника, ошарашены разыгравшейся сценой.

 Когда же страсти улеглись, Айстрайнен велел двум слугам отвезти нас в новые "квартиры".

 Но тут вернулся Путник и спутал все карты.

 Мы с Изелейной послушно вышагивали за куратором и зелеными слугами. Водолазки без горлышка сидели на иномирцах как чулок и совершенно терялись из-за одного цвета с кожей. Издалека могло показаться

- они обнажены по пояс. Только ниже топорщатся густыми складками шаровары из очень плотной ткани, вроде атласа.

 Один коридор сменялся другим, и я все острее ощущала длину пути. Ноги ныли, слабость возвращалась. Поскорее бы добраться до какой-нибудь комнаты, упасть на любое теплое и плоское ложе и