Людмила Angel - Цветочные кости Страница 8

– Нет! – Я вырываюсь, что есть сил, – Нет, нет, не надо, пожалуйста!

Рон подминает меня под себя, придавливая одной рукой, оставляет синяки на моей тонкой коже, которые проявятся только завтра.

– Слушай, малыш, не будь принцессой, я всё равно сделаю это, но у тебя есть выбор: я дал тебе легкий анестетик, ты можешь потерпеть минут десять, или же устроить истерику, я пару раз врежу тебе, заломаю руки, может быть, даже сломаю, и всё равно тебе придётся подчиниться. Давай, ты будешь разумен и прекратишь вести себя, как капризная девчонка.

Я перестаю так яростно сопротивляться, но паника не отпускает меня, слёзы текут по щекам, я не могу контролировать это.

– Пожалуйста, не надо.

– Ну, вот, хороший мальчик, давай раздвинь их сам, чтобы я не прилагал усилия.

– Пожалуйста.

Я не могу сделать это добровольно, но и сопротивляться нет смысла, на меня действует то лекарство, что он влил мне. Всё отдаётся в голове, от каждого движения приятно ломит кости. Рон на взводе, я чувствую его первое резкое движение, но оно не вызывает боль, только неприятное ощущение проникновения. Как не думать об этом, когда я понимаю, что происходит? Он протискивается с усилием, я плачу, но от отвращения.

– Слушай, давай ты расслабишься хоть чуть-чуть, я не могу сдерживаться.

Зачем он говорит мне эти мерзкие вещи? У меня сводит ноги судорогами, закрываю глаза, быстрее бы всё закончилось. Почему он? Почему я? Некому спасти меня! Почему я такой слабый? Я злюсь на него, на себя, я буквально задыхаюсь от ненависти. Убью его, когда он будет спать, просто украду нож и убью, пусть не думает, что я такой слабый… Я дурак! Адам берёг меня и охранял, чтобы я вот так вот глупо попал в руки огромному незнакомому мужику. Брезговал я девушками с обожжённой кожей, а теперь посмотреть на меня со стороны!

Рону не очень-то удобно, он борется с желанием бездумно впасть в неистовую эйфорию. Резким движением переворачивает меня, поддерживая под живот потной ладонью. Вот теперь ему удобно глубоко проникать, а мне становится больно. Я не привык выносить какую-либо боль, не привык, что со мной так обращаются, как с вещью, я в отчаянии.

– Ещё немного, хороший мальчик, вот видишь, не так и страшно.

– Мне больно…

– Ничего, потерпишь, – он наваливается сильнее, движения его становятся более резкими и частыми, – Вот так, очень хорошо, очень!

Этот человек убил свою жену и сына, поедал человеческое мясо, которое, наверняка, обжаривал с аппетитом. Насиловал беззащитных женщин, был одним из тех, кто издевался над Шерри, может ли он сейчас выйти из-под контроля? Может ли он убить меня? Эти мысли заставляют меня нервничать сильнее, но я чувствую, как его начинает трясти, он хватает меня за волосы и оттягивает мою голову назад, как, видимо, привык делать со всеми шлюхами. Невыносимое истязание, проверка на мою прочность. Но я не могу, больше не могу, всё жжёт, внутренности объяты огнём.

– Больно! Нет, мне больно!

– Заткнись, сука! – он несильно бьёт меня по затылку, – Будешь скулить, убью нахрен!

Ноги сводит всё сильнее, мне кажется, что он насилует меня чем-то раскалённым, я сейчас заплачу в голос. Стискиваю зубы, сжимаю простынь, но ничего не помогает, я здесь, в реальности, и это происходить на самом деле.

– Я больше не могу, – тихо всхлипываю, стараясь унять дрожь, но мне так больно

– Отлично, сука! Я же знаю, что тебе нравится! Скажи, что тебе нравится член Рона, скажи это, сука! – он двигается быстро и резко, – Скажи, что он нравится тебе! – в этом неистовом животном порыве он кончает и падает на меня, придавив всем весом.

Я хочу выбраться, хочу отмыть с себя всю эту мерзость. Я рыдаю от отчаяния, от отвращения к самому себе. Рон с невозмутимым видом вытирает пот со лба и закуривает.

– Я заплатил тебе за еду и приют? Могу я уйти? – мой голос дрожит.

– Нет, конечно, ты моя вещь! – он смеётся.

– Я не вещь, и я не принадлежу тебе, Адам ищет меня, и рано или поздно найдёт!

– И что с того? Что будет? Андроиды не запрограммированы убивать людей, что он сделает мне?

– Неужели? Тогда за каким хреном вы их всех уничтожили? Значит, вы их боялись, и не зря, они умные, у них хоть и искусственный разум, но он способен на самообучение. Адам любит меня, он найдёт меня!

– Любит? – он хохочет в голос, – Робот любит тебя!? Да, ты рехнулся там в своём бункере, подвинулся умом! Тебе придётся смириться с тем фактом, что ты моя вещь, и я буду трахать тебя, когда мне вздумается, делать с тобой всё, что захочу, давать, кому захочу, скажи спасибо, что в этих планах пока нет изощрённых пыток и твоей смерти, но ты легко можешь внести в них коррективы своим идиотским поведением. И, поверь мне, здесь с тобой никто церемониться не будет, если ты ещё не понял, конечно! – он поднимается и одевается, – Я уезжаю в мастерскую, читай свои книжки, еды я тебе оставлю, и не делай глупостей, я не люблю этого! – он собирается уходить.

– Я хочу вымыться, – вполголоса произношу ему вслед.

– Я же говорил, что вода сейчас дефицит. Я смотрю, ты такой милый, когда тебе что-то надо! Если не будешь больше реветь в три ручья, когда я тебя трахаю, можешь пользоваться ванной хоть каждый день. Ты умный мальчик, сообразишь, что к чему, – и он выходит из комнаты, оставляя меня наедине со своим отвращением. Не хочу анализировать произошедшее, мне бы забыть всё, но как? Я не смирюсь, никогда! Сбежать, надо сбежать отсюда, доберусь до стены, скроюсь в мёртвом городе, а там будет Адам. Я всё ему расскажу, всё! Он не даст меня больше в обиду, погибнет, но не отдаст этим сволочам! Я громко всхлипываю, мне так мерзко и так плохо…

10

Спаси меня…

Прошло уже пять дней, с тех пор, как я попал в бесконечный ад. Я думал убежать, но эта герметичная квартира наглухо запирается железной дверью и надёжным кодовым замком. Я думал, потребовать свою свободу, угрожая ножом, но Рон полностью блокирует все острые предметы в кухонных шкафах. Меня охватывает чувство безысходности, словно я обречён, прямо, как там, в гнезде ликана, только вот зверь был более великодушен ко мне, а этот человек унижает меня и всячески показывает свою власть, словно он изголодался по тем моментам превосходства, словно ему нравится заставлять меня страдать. Всё моё тело покрыто синяками, мои белые волосы растрёпаны, он постоянно выдирает целые клочья, я предпочитаю прятаться под одеялом до того момента, пока он не уходит в мастерскую, но это не всегда спасает меня от его внимания. Я вещь, бесполезная, бессодержательная, пустая… мои надежды на то, что мой андроид Адам отыщет меня в этом многолюдном городе, тают с каждым днём. Мне быть рабом этого грубого мужчины до тех пор, пока он не решит убить меня или съесть… Не убежать, не скрыться, прямо как от палящего солнца, как от радиации. Я очень страдаю, ни какие удобства и блага не рассеивают мои помыслы о побеге, и чем больше я думаю о том, что они тщетны, тем страшнее мне становится. Я не вынесу этого, не переживу такого отношения, меня берегли, любили, заботились, в мёртвом страшном городе я чувствовал себя лучше, чем среди обычных людей, чем в квартире у этого мужчины. Смотрю в потолок, время бежит быстро, а потом замирает на целую вечность, когда его грубые руки ломают мою волю, оставляя болезненные синяки на запястьях и жар внутри моего тела. Ему бы хотелось, чтобы я был девушкой, и он отчаянно поглощает все женские черты во мне и между тем упивается ненавистью ко всему мужскому. В чём виноват я перед этим человеком? Почему так вышло, что я здесь? Я унижен, раздавлен, я на грани… Я слишком люблю себя, своё тело, чтобы не думать о том, что со мной делают. Вчера Рон сильно избил меня, я потерял сознание уже от второго его удара, который пришёлся в висок. Я боялся, что он сломает мне нос или челюсть, но он пинал в живот и поясницу, а я был таким жалким, валяясь в его же изорванной рубашке на полу, и хватая ртом воздух между спазмами боли. Ему не понравилось, что я хотел сбежать, что я просто попытался сделать это. А потом Рон насиловал моё бессознательное тело, я вернулся в реальность от противной тянущей боли внизу живота и тихо плакал, пытаясь не думать о происходящем, от бессилия. Я бы убил этого ублюдка, но я так слаб… Я бы вырвался и побежал, но куда? Какого чёрта? Что со мной?

– Я перевоспитаю тебя, избалованная сволочь! Ты научишься уважать меня! Ты должен знать своё место, вещь! Ещё раз увижу, что ты пытаешься улизнуть, сломаю руки и ноги, или разрежу рот до самых ушей, чтобы ты был вечно счастлив. И прекрати хныкать, жалкое подобие мужского пола, ты нужен только для этого!

Но я знаю, что это ложь, гнусная и отвратительная, никто не заслуживает такого обращения, даже самые ужасные люди, а тем более я. Мои белые волосы пропитались запахом его рук, табаком и алкоголем. Я омерзителен сам себе. Непроизвольно вспоминаю эти ощущения проникновения, и меня передёргивает от нахлынувшего отвращения. Это реально, это происходит со мной. Зажмуриваюсь, стискиваю зубы, но это отвращение не уходит. К нему невозможно привыкнуть, как и к самой мысли о подобном. Я пытался сказать, что мне больно, но мой стон тонул в его раскатистом дыхании, больше походящем на рычание. Он чувствует себя мужиком, унижая того, что в разы слабее его, он чувствует себя сильным, проникая в меня, против моей воли, сжимая мои запястья над головой. После того, как Рон кончил, он плюнул мне в лицо, словно это я воплощение всей грязи, всего его бессилия перед похотью и желанием. Ему не надо унижать меня сильнее, ведь дальше некуда… ведь я так уже унижен и раздавлен, но каждый раз он находит ещё одну каплю для меня. Его презрительный плевок означал, что это я виноват в том, что со мной происходит, в том, что он не может сдержать себя. Может, он чувствовал тоже самое, убивая самых близких, поджаривая куски их тел? Безысходность… Я слишком люблю себя, чтобы не думать об этом, не понимать, что это не закончится…