Горец. Имперский рыцарь - Старицкий Дмитрий Страница 19

Рецкую штурмовую роту вывели из состава ольмюцкой армии и переместили в Будвиц для отправки домой «по ротации». Вместе с ней во Втуц уезжал и я. С семьей и скарбом. Официально — в отпуск. И, наверное, надолго… Судя по тому, как меня одарили Бисеры, скорее всего навсегда.

Паровоз вот трофейный подогнали. Новенький. Островной конструкции с новейшим водотрубным котлом, как на флоте на скоростных миноносцах. Это чтобы я утащил все свое барахло за один раз и не возвращался.

Даже все долги перед заводом казна оплатила полностью и разом, чтобы завод мог рассчитаться с паевым товариществом «Гоч и Кобчик», а товарищество со мной.

Создавалось такое ощущение, что меня мягко выпроваживают из королевства, хотя из списков воздухоплавательного отряда и состава королевских флигель-адъютантов меня никто не вычеркивал. Даже комиссаром ЧК, и тем я остался, хотя больше поручений по этой линии мне не давали. В отпуске я.

Мундиры и шинели новые мне пошили быстро и вне очереди в гарнизонной швальне. Амуницию выдали всю положенную до последней иголки. А денежное довольствие так на три месяца вперед. Порционы и рационы деньгами выдали, не натурой. Все, кроме «подъемных» за воздух. Я тут, оказывается, в последние месяцы аж три зарплаты получал: в ЧК, в гвардии и в отряде воздухоплавателей, где оклад аж полуторный. Про ЧК вообще не говорю — там платили мне как генералу. Разве что узнал я об этом только сегодня.

Заказал я на заводе на каждого бойца, принимавшего участие в «кровавой тризне», по офицерскому пистолету Гоча в подарочном исполнении. На рукояти миниатюрное изображение Солдатского креста на внешней ее щечке, что выступает из кобуры и всем видна. На внутренней щечке наградная пластина из серебра, на которой по-рецки выгравировано, что это памятная награда бойцу (тут имя и фамилия и воинское звание награжденного) лично от меня, их военного вождя, за храбрость в бою. (Ох и намучился гравер копировать то, чего не понимает.) На коробке магазина выбита дата и красивая надпись: «Кровавая тризна». Будет это оружие переходить в их роду от отца к сыну и носиться с гордостью. Непременно. Как нынче прадедовские кинжалы горцев.

И погибшим в той ночной атаке бойцам я также заказал пистолеты — для передачи их на хранение в семью, вместе с их собственными кинжалами и личными вещами. И толикой денег от меня лично. Сколько передать — это уже мне горцы посоветовали, — чтобы не казалось такое пособие оскорбительной мелочью. Но ведь и неприличным богатством тоже можно обидеть. Тонкий вопрос.

В общем, выгреб я на заводе склад готовой продукции. Обождут заказчики, не переломятся. Мне понты дороже денег. Эту партию пистолетов я оплатил заводу из своих средств.

Поначалу я хотел бойцам богатые бебуты заказать, но вовремя понял, что кинжал, побывавший в том бою, хоть видом беднее, но ценнее. Он — реликвия, омытая кровью врагов.

7

Проворовавшихся интендантов в высоких чинах повесили на центральной площади столицы королевства. Числом пять тушек. Вместе с ними «высоко и коротко» народу показали еще двух огемских графов из придворных чинов Бисера. В городе эта показательная казнь всех ввергла в шок. Наверное, впервые так позорно в Будвице казнили столь высокопоставленных людей.

За банальное воровство.

А полная конфискация имущества казненных только добила публику. Тут уже все поняли, что все всерьез и игры кончились.

Особенно ударило по психике подданных короля Бисера, что это был не привычный суд, длительный, обстоятельный и волокитный, а особый трибунал, состоящий из трех комиссаров ЧК. Скорый и беспощадный.

Еще три десятка разных чинов интендантства из аппарата принца и армейских корпусов приговорили к штрафным ротам, которые по моему предложению с охотой ввели в ольмюцкой армии. По иронии судьбы командирами штрафных рот назначили оставшихся не у дел бывших офицеров армейской контрразведки. Или это очередная такая шпилька от короля, вставленная в трон императору?

Но сам я этого зрелища не видел — был уже в пути, влекомый большими красными колесами дарственного паровоза, и узнал я все из газет в Гоблинце, где мы сделали большую остановку — на полдня.

Элике захотелось именно в этом городе обновить свой гардероб. Как шьют женские наряды огемские модистки, ей не нравилось. А вот те тряпки, что мы здесь купили ей по дороге в Будвиц, были ее любимыми нарядами. Гоблинц все же крупный центр текстильной промышленности и законодатель имперских мод.

Катались по городу в собственной коляске с красивыми рысаками, мерили шубки и шляпки. Что-то покупали. Элика цвела и пахла от шопинга.

Я даже себе прикупил мягкую велюровую шляпу цвета ультрамарин, дюжину белых сорочек и штатскую темно-синюю «тройку», в каких тут ходили предприниматели выше среднего, — чтоб была. И пальто игривого бежевого цвета. И там по мелочи: галстуки, заколки для галстуков, запонки, платочки в цвет… Ботинки на выход и к ним тонкие кожаные калоши.

Коляска тащилась за нами, не отставая, играя роль багажника. В конце концов, зачем я деньги зарабатываю, если не могу побаловать собственную жену. С особым удовольствием я покупал ей пояса для чулок, сработанные по моему патенту, убивая наповал приказчиков глубоким знанием предмета.

Приодели и няньку. По последней моде местных горничных. Провели эти тряпки как премию за ее хорошую работу, а то дуреха отказываться решила от подарков. Особенно от нижнего белья. «Как честная девушка…»

Прекрасна осень в Гоблинце своим ласковым дыханием. Яркие желтые листья взвихрялись с красноватой темной брусчатки, пытались угнаться за колесами экипажей. А на их место ветер приносил свежий листопад. Фланирующая толпа улыбчива и приветлива. Атмосфера умиротворения просто разлита по воздусям. Как будто и нет нигде войны.

Центр империи тут, а воюют, однако, окраины ее.

Обедали в уютном ресторанчике в «ЗОО», на террасе, с которой были видны слоны и бегемоты в открытых вольерах, приводившие Элику в восторг своим экзотическим видом, как мороженое дюжины сортов своим вкусом.

Я бы и дольше в этом красивом городе прожил, отпуск у меня как раз для этого — нервы лечить, но люди в эшелоне меня бы не поняли. Я же их с места сдернул. А так и я, и они лишь «ноги размяли» от долгой дороги. Возвращались пассажиры к поезду все довольные, со свертками и коробками. Никто не отстал.

А у меня так обновки жены заняли треть салона. Женщины… С ужасом жду, когда она мне скажет, что ей опять надеть нечего.

Экипажи закатили на платформы. Лошадей загнали в их вагоны. И ту-ту-у-у-у… С поворотом на юг. На однопутную меридианную магистраль, где скорость нашего продвижения ощутимо замедлилась из-за стояния на разъездах.

Зато в салоне поставили манеж для сына. И впервые у меня выдалось достаточно времени на игры с ним. За это времяпровождение я даже готов был все простить Бисерам.

Реция встретила нас календарным ноябрем, а по погоде началом огемского сентября. Здесь золотая осень только еще робко вступала в свои права. Да и вечнозеленых растений было в достатке. Ласковое утреннее солнце и чистое голубое небо радовали после холодных огемских дождей. Хорошее дело отпуск, только ходить в него надо максимум с семьей, а не таким табором. Главное, лошадей пристроить, а то они бедняжки шестой день в вагонах маются. Лошади не люди — они к себе достойного обхождения требуют.

По перронам втуцкого вокзала среди степенных пассажиров носились торговцы фруктами, надеясь соблазнить ими отъезжающих северян. Торговали, не скупясь — ведрами. Дешево. По желанию могли продать и самодельный деревянный ящик с дырками — высокий и узкий, с ручкой, чтобы нести было удобно и не мялась нежная вкусняшка в дороге. Или небольшой овальный бочонок молодого вина. На три или пять литров. Сам бочонок стоил дороже содержимого. По заказу доставят и десятилитровую стеклянную бутыль, оплетенную рогозом.