Мы пришли с миром - Забирко Виталий Сергеевич Страница 20

Спешить было некуда, и я, как мог, убивал время щупая и рассматривая вещи, которые продавщица раскладывала передо мной на прилавке. Естественно, ни на какой курорт я не собирался, поэтому от чисто спортивной одежды отказался и выбрал весьма практичную. Фирменные джинсы, легкие сапоги-бахилы, чисто шерстяной свитер с большим воротом, практически невесомый пуховик, как подозреваю, не на пуху, а на синтепоне. Шапку тоже сменил. Хотел вначале взять спортивный шерстяной «петушок», но, посмотрев на себя в зеркало, отказался. К большому огорчению, уже не по возрасту... Взял шапку с козырьком из короткого серебристого меха. Честно говоря, она тоже оказалась не очень к лицу, но понравилась — подобный головной убор я видел на Багратионе на портрете известного художника. Полководцем мне не быть — хоть покрасуюсь.

Испытывая необычную эйфорию оттого, как легко расстаюсь с сумасбродными деньгами, я заплатил полторы тысячи долларов, переоделся и, оставив старые вещи, вышел из бутика.

На улице я оглянулся и сквозь витрину увидел, как продавщица брезгливо укладывает мои обноски в бумажный мешок. Эх, девочка, не едала ты с голодухи паленого волка...

При мысли о еде у меня засосало под ложечкой. И неудивительно — не до завтрака было, когда выбегал из квартиры. Купить пару хот-догов, что ли?

Я фыркнул. Привычный уклад жизни — есть, что подешевле, лишь бы насытиться — никак не хотел сдавать свои позиции. При таких деньгах — и хот-доги? Нет, дорогой мой, раба из себя надо выдавливать, как сказал кто-то из классиков. Уж и не помню точно, классиков литературы или марксизма-ленинизма, но сказал он верно. А посему и в ресторан завалиться не грех — артишоков заказать, да под коньячок... Никогда не ел артишоков, в глаза их не видел, но почему бы сегодня не посибаритствовать? Как ни крути, а завтра придется корячиться у верстака — выбор-то сделан. Как сказал Цезарь, жребий брошен, Рубикон перейден. Не знаю, насколько сладка жизнь на другом берегу Рубикона, но с пачкой долларов в кармане попробовать стоило.

В последний раз в ресторане я бывал еще во времена студенчества и, честно сказать, сейчас не знал, где в городе находится хоть один ресторан. Зрительная память очень хитрая штука — если не можешь себе чего-то позволить, то напрочь этого не замечаешь. Я немного подумал и направился к центру города, где недавно возвели пятизвездочную гостиницу «Central». He знаю, какому англоману пришло в голову столь многозначительное для русского уха название, быть может, мэр Полищук ностальгировал по бурной юности? Как бы там ни было, но теперь каждый депутат и бизнесмен, посетивший наш город, может с гордостью заявлять, что какое-то время провел в российском Централе. Ну и черт с ними, с нашими бизнесменами и их ностальгией! Для меня главное, что при гостинице обязательно должен быть не просто хороший ресторан, а шикарный. Гулять так гулять! По-русски. Как перед смертью.

Я прошел по улице Академика Амосова и свернул на проспект Победы. Еще два квартала — и гостиница.

Обогнав меня, у обочины притормозил черный микроавтобус с тонированными стеклами. Дверца приоткрылась, из салона выглянул крепкий парень и позвал:

— Молодой человек!

— Вы ко мне обращаетесь? — удивился я, недоуменно оглядываясь.

— К вам, к вам. Не подскажете, как проехать на бульвар Пушкина?

— Спасибо за молодого человека, — улыбнулся я, подошел ближе и нагнулся. — На первом же перекрестке, — указал рукой, — свернете направо, а затем...

Закончить я не успел. Кто-то толкнул меня в спину, пассажир схватил за куртку, и я в мгновение ока очутился в салоне микроавтобуса на полу лицом вниз.

— Не вздумай орать! — предупредил пассажир Он уже сидел на мне верхом и, заломив за спину руки, застегивал на запястьях наручники.

Не то что орать, дышать у меня не получалось — от неожиданного нападения перехватило горло.

Мне набросили на голову матерчатый мешок, и машина сорвалась с места.

— Не лучше ли ему рот лентой заклеить? — спросил еще кто-то.

Меня подняли с пола и усадили в кресло.

— Не стоит. Он мужик сообразительный... Так ведь?

Сквозь ткань мешка я почувствовал на щеке чье-то дыхание. Горло все еще не отпускало, и я кивнул. Ни черта себе, артишоков отведал! Под коньячок...

— Мы сейчас лучше сделаем...

Я почувствовал, как мне закатывают рукав, попытался воспротивиться и замычал.

— Не сопротивляйся, могу вену проткнуть!

Игла вошла в руку, и я прекратил дергаться.

— Так-то лучше...

— Чего он мычит? Язык со страху проглотил? Посмотри, он не обмочился?

Сознание начало затуманиваться, темнота перед глазами бешено завертелась сужающейся воронкой.

— Ты интересуешься, ты и щупай... — донеслось, как сквозь вату в ушах, и я выпал из реальности.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Голова болела, как с похмелья, во рту было сухо, глаза открывать не хотелось. Я свесил руку, на ощупь попытался найти бутылку с водой, которую ставил у тахты на ночь с перепою, но ничего не обнаружил. Где же это я вчера так, что и воду забыл поставить, и свет... свет не выключил? Так режет глаза сквозь закрытые веки... Стоп, откуда такой яркий свет? У меня в комнате одна лампочка в люстре, да и та, ради экономии, маломощная. Вечный полумрак.

Прикрыв глаза ладонью, разлепил веки. Лежал я не на своей тахте, а на кровати в незнакомой комнате с побеленными стенами, в чужом свитере и чужих джинсах. Застонав, я сел и, по-прежнему прикрывая глаза ладонью от яркого света, огляделся.

Комната была небольшой — два на три метра — но с высоким потолком, откуда лился нестерпимо яркий свет. В стене у изголовья кровати на высоте метров двух располагалось маленькое окошко, напротив находилась железная дверь, рядом с ней умывальник. Из этой стены на разных уровнях выступали две белые полочки. Одна полочка побольше и повыше — столик, вторая поменьше и пониже — стул. Черт побери, где я? С кем вчера так напился?

Проковыляв к умывальнику, я открыл кран и, приложившись к нему, принялся жадно пить ледяную воду, пока не заломило зубы. Сухость во рту удалось снять, но ясность мысли не наступила. На полочке умывальника лежало мыло, из стаканчика торчали тюбик зубной пасты и щетка, рядом висело полотенце. Все принадлежности новые, ни разу не использованные. Да где же я, в конце-то концов?!

Снова открыл кран, сунул под него голову, умылся и принялся растираться полотенцем. Ледяная вода сняла головную боль, и сознание начало потихоньку проясняться.

Комната чрезвычайно напоминала тюремную камеру, только чистую и ухоженную по европейским стандартам. Неужели КПЗ для особо привилегированных? Любопытно, за что я сюда угодил? Напиваюсь я редко, никогда память при этом не теряю и в драки тоже никогда не ввязываюсь. Уж таким уродился — тихоньким обывателем. Но все когда-то происходит в первый раз — возможно, водка паленой оказалась, мозги закоротила, и я в драку полез?

Зеркала, чтобы увидеть, есть ли на лице синяки, в комнате не было, и я принялся рассматривать на себе одежду в поисках крови. Одежда была новой, чистой, и только тогда я стал кое-что припоминать. Кажется, одежда не с чужого плеча, вроде бы сам вчера покупал... А потом вроде захотел отобедать в ресторане при отеле «Central»... Прищурившись от яркого света, я снова огляделся. Да уж, точно в Централе напился до чертиков, и заботливые швейцары тут же сопроводили в номер.

Я провел пальцем по стене и с удивлением обнаружил, что никакая это не побелка, а пластик со столь оригинальной фактурой. Неужели номера в отеле стилизованы под тюремные камеры? Бред полный. Я замотал головой, и тогда в затылке что-то хрустнуло, в темя ударила жаркая волна, и память восстановилась.

М-да... Это, конечно, не отель «Central», но тюрьма весьма комфортабельная. Ртутный лампион под потолком, вместо решетки на окне — матовое, несомненно пуленепробиваемое, стекло. И пол не цементный, теплый — только сейчас заметил, что расхаживаю в носках, но холода не ощущаю. Проверил карманы, однако ничего в них не обнаружил. Документы, ключи, деньги — все исчезло. Не было куртки, шапки и нового мохерового шарфа. Исчез и новенький ремень из джинсов. Все-таки тюрьма — чтобы не вздумал повеситься, хотя как это можно сделать с помощью куртки или шапки не совсем понятно. Ремень и шарф еще куда ни шло... Я заглянул под кровать, нашел там бахилы, обулся. Правда, тут особенно не походишь — четыре шага от двери к окну, и четыре шага от окна до двери. Марафонская дистанция. Вот тебе и артишоки под коньячок... Иронизировал над Централом? Получите!