Кэтрин Эддисон - Гоблин – император Страница 22

— Вам нужно увидеть… других?

— Ваше Высочество, — словно извиняясь, сказал Селехар. — Это поможет.

— Очень хорошо, — согласился Майя, хотя ему очень хотелось приказать Селехару оставить тела и покинуть Унтеленейсмер. — Давайте продолжим.

Он оставался на своем месте и не оборачивался, а Селехар с каноником повторили свой ужасный ритуал еще три раза. Майя заметил, что доброта и терпение ни на миг не покидали Селихара, в четвертый раз он читал молитву сострадания с тем же сосредоточенным вниманием, как и в первый. Наверное, он отказался от епархии не от отсутствия веры. Майя знал, что не спросит о реальной причине, он не имел права. И все же он не мог не задуматься, что же случилось.

Наконец Селехар сказал:

— Ваше Высочество, мы закончили.

Майя повернулся. Свидетель мертвых спокойно стоял среди гробов; по крайней мере, он выглядел не хуже, чем час назад.

— Что вы делаете сейчас? — Спросил его Майя.

— Ваше Высочество. Ваши мертвые не имеют ответов. Они умерли в страхе и растерянности, но не обретут знания, пока Ули не даст им его. Но есть и другие места для поиска ответов. Есть другие умершие.

— В могилах на Улимере, — сказал Майя.

— Ваше Высочество, если вас это не смущает, мы продолжим наш поиск завтра.

— Это нас радует, Мер Селехар. И мы благодарим вас.

— Ваше Высочество, — Селехар поклонился, его голос снова звучал безразлично.

Он прошел между гробов. Селехар был на несколько дюймов ниже Майи, но, казалось, он без малейшего смущения откинул голову назад, чтобы посмотреть прямо в лицо Императору.

— Не благодарите нас, пока не узнаете, что именно мы найдем.

— Не имеет значения, что вы найдете. Мы благодарим вас за поиск истины, хотя вы и не хотите принять нашу благодарность.

— Мы находили истину и прежде, Ваше Высочество, но она не приносила нам облегчения. Мы многое отдали бы за то, чтобы те истины так и остались скрытыми; и мы не думаем, что ваша истина будет отличаться от тех.

— Это не имеет значения, — повторил Майя. — Мы просим истину не для себя. Мы просим… — Он поколебался. Он не хотел знать правду ради отца и сводных братьев. Наконец он медленно произнес: — Мы просим ее ради тех, кто умер рядом с нашим отцом. Мы просим ради тех, кто сейчас пребывает в страхе, потому что их Император упал с неба и сгорел. Мы просим ее ради тех, кто не хотел, чтобы их Император был убит. Ибо без истины как они смогут верить, что Император не будет убит снова?

Он не мог прочитать выражения лица Селехара. Свидетель мертвых поклонился, пробормотал: «Ваше Высочество», а затем быстро прошел мимо и вышел за двери Унтеленейсмера.

Майя стоял, глядя на гробы, саркофаги и колонны, потом вверх на Окулус в центре купола; в его голове теснились мысли, горло сжималось от слов, которые он был не в силах произнести. Наконец приблизились нохэчареи, чтобы напомнить ему: похороны должны начаться на закате, и остается очень мало времени.

Глава 11

Похороны и поминки

Майя не мог вспомнить такого кроваво-красного заката, разве что в тот день, когда он единственный раз в своей жизни видел отца. На похоронах матери. И он не мог забыть, какое неуважение выказал Император своей четвертой Императрице, украсив белый наряд одной-единственной черной лентой.

Было бы простой справедливостью пренебречь отцом, так же как он пренебрегал его матерью. Майя мстительно поиграл с этой фантазией, но потом со вздохом признал, что не сможет осуществить ее. Он слишком хорошо понимал, какое оскорбление тем самым нанесет своему Дому, семье, всему двору. И он слишком хорошо помнил свое потрясение и одиночество перед лицом горя.

Вот почему он стоял, терпеливо позволив своим эдочареям упаковать себя во все регалии полного императорского траура: множество слоев черного шелка и парчи, серебряные кольца со странными, темными и туманными камнями, черный жемчуг для ушей, шеи и нитей в косах, Этуверац Мура, а поверх всего этого черная вуаль, сквозь которую опалы короны светились жутко и зловеще, словно луна сквозь тучи. Майя взглянул на себя в зеркало и вздрогнул.

В разгар подготовки его нохэчареи как-то незаметно сменились, и, отвернувшись от зеркала, Майя первым увидел Бешелара, который ждал, склонив голову, словно не хотел встретиться с Императором глазами, а затем прорычал:

— Ваше Высочество.

— Лейтенант, — сказал Майя, забавляясь внезапным приступом официальности.

Но Бешелар просто открыл дверь и отступил в сторону.

Кала ждал в гостиной. Он не менее торжественно поклонился и сказал:

— Ваше Высочество, вероятно, нам лучше идти прямо сейчас. Архипрелат предложил… то есть похороны начнутся немного позже, и будет выглядеть правильно, если вы придете туда раньше всех. Помолиться за… то есть помолиться.

Кала тоже казался необычайно взволнованным, но было не время выяснять, что случилось. Майя просто сказал:

— Очень хорошо, — и вернулся в Унтеленейсмер, на этот раз поднявшись по узкой лестнице на императорский балкон, который висел между колоннами, как добыча паука в паутине.

Он испытал секундное головокружение, глядя сверху на гробы и вспомнив то время, когда смотрел на белую и такую далекую фигуру Императора.

— Ваше Высочество? — Тревожно спросил Кала, но Майя только покачал головой.

Он положил руки на перила и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Потом начал молиться, повторяя про себя молитву сострадания к мертвым, которую накануне слышал от Мера Селехара, и пытался произнести ее так же терпеливо и искренне. Сострадание было все, на что он мог надеяться. Он не мог молиться о любви или прощении, они были недоступны ему. Он не мог простить отца, не мог полюбить своих братьев, которых никогда не видел. Но он мог чувствовать сострадание к ним, как и к другим жертвам, и к состраданию он стремился сейчас: оплакать их смерть и не таить на них обиды за прошлую жизнь.

Внизу начали собираться придворные. Он поймал несколько быстрых взглядов и с внезапной усталостью подумал, что должен будет познакомиться с придворными и правительством. Ему следовало узнать у Цевета, какова роль Императора в придворных церемониях, и каким образом он должен принимать в них участие. Должен ли он отдавать им приказы, или они сами знают, что следует делать дальше?

Я не был рожден для этого, подумал он; его плечи и шея напряглись в усилии держать подбородок как можно выше, а тихий голос ученого произнес у него в голове: «Ваше Высочество, крушение „Мудрости Чохаро“ было вызвано диверсией».

Майя почувствовал облегчение, когда явился Архипрелат, чтобы начать церемонию, хотя с некоторой долей вины сознавал, что задержка произошла по его вине. Похороны после захода солнца не предвещали ничего зловещего, так как до восхода оставалось много времени, но при дворе было достаточно блюстителей традиций, которые должны были счесть это за знак пренебрежения и неуважения. И не могло быть никаких сомнений, что каноник Орсева даст им знать, кто виноват.

Он заставил себя слушать красивый голос Архипрелата, и был благодарен вуали за то, что придворные не могут видеть его лица. Он нашел в толпе своих сестер Немран и Ведеро. Арбелан Драхаран и вдовствующая Императрица находились на должном и, должно быть, тщательно сохраняемом расстоянии друг от друга. Невеста Кириса, Стано Бажевин, неловко стояла в одиночестве. Принцесса Унтеленейса со своими детьми. Майя был примерно в возрасте девочек, когда умерла его мать; он с тревогой посмотрел на них, но не увидел за их покрывалами ничего, кроме торжественно распахнутых глаз. Он задумался, был ли его брат Немолис хорошим отцом, и дал ли он своим детям шанс полюбить себя. Идра, очень прямой и бледный, с достоинством стоял рядом с матерью; теперь он стал принцем Унтеленейса и, казалось, чувствовал груз ответственности, как и сам Майя.

Драхада посмотрели на него только один раз. Когда Архипрелат начал читать молитву над гробом Немолиса, его вдова Шевеан повернула голову; даже через вуаль ее взгляд пылал такой враждебностью, что Майя невольно отступил на шаг назад. Она отвернулась, избавив его от своего внимания, и Майя сжал пальцы на перилах балюстрады. Что-то случилось, подумал он. Во время клятвы он не нравился ей, но свою ненависть она выказала только сейчас.

Сострадание, подумал он, зафиксировав взгляд на Архипрелате и снова погрузился в молитву сострадания к мертвым. Это спасло его от мыслей.

Поминки, которые он как Император должен был открывать и закрывать, проводились в Унтелеане. Ему не разрешили присутствовать на поминках матери, так что он не знал, чего следует ожидать, и был смущен обнаружив накрытые столы и очищенный для танцев центр зала.