Анджей Савицкий - Апозиопезис Страница 32

Зомби опустил руки, как будто вонзенные в них лезвия представляли для него значительную тяжесть, затем склонил голову, словно смертельно уставший человек.

— Я не сделаю тебе ничего плохого. Ноги перестали меня слушаться, я теряю силы, — жалобно сообщил зомби. — Сюда я добрался, потому что помню это место еще по той стороне. Оно не раз светилось во мраке, когда живущий здесь исследователь заглядывал в пустоту между мирами и протягивал руку к другим реальностям.

— Так тебя призвал Довнар? Ты выполняешь его приказы?

— Меня призывает только музыка. Могучая, сильная, такая — что пробивается в мир умерших, несомая самыми способными артистами. Моя музыка. Это ее я ищу…

— Зачем тебе музыка в мире теней? — Генриетта опустила револьвер.

— Без нее я не могу успокоиться. Я страдаю. Злодей находится где-то близко, я его чувствую. Это он украл у меня тебя, любимая, а когда ты ушла, исчезла и музыка.

Девушка спрятала оружие в карман и подошла к трупаку. От того ужасно воняло вскрытой могилой: землей, тухлыми останками и сладкой вонью разлагающегося мяса. Человек пал жертвой жестокого убийства, а его труп не был захоронен в освященной земле. Ему еще повезло, что разложение не зашло слишком далеко, и эктоплазмы хватило добраться сюда. Наверняка, когда он шлепал в темноте по варшавским улицам, прохожие принимали его за пьяницу, который только-только выполз из сточной канавы.

— Ты вернулась, моя дорогая? — зомби поднял голову, и Генриетта вновь глянула в его пустые глазницы.

«Нет, какая же сволочь так с ним поступила?» — с ужасом подумала юнкер-девица. На войне она видела много случаев жестокости, тем не менее, поежилась, представляя себе страдания этого несчастного. Ничего удивительного, что он превратился в демона. Чудовищная несправедливость, любовное разочарование и утраченная музыка. Результатом всего этого стало появление ущербного духа, ищущего мести в мире живых.

— Я не твоя любимая, — буркнула Генриетта. — Ты ведь и сам заметил, что я на нее не похожа.

— Простите, пани, — вздохнул тот, и из его рта потекла струйка черной крови. — Мой разум все чаще и сильнее теряется. Я так устал, так ужасно измучен…

— Я прослежу за тем, чтобы тебя похоронили надлежащим образом. Больше не будешь страдать, но вначале скажи: а что ты здесь делаешь. Зачем ищешь Довнара? Быть может, это он украл у тебя музыку? Ты убиваешь по его приказу, чтобы вновь обрести часть собственной души?

Зомби отрицательно покачал головой, затем пошевелился, как будто пытался встать, но упал на место.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — с трудом пробормотал он. — Никакого Довнара я не знаю. А сюда пришел затем, ибо, если не считать костелов, церквей и синагог, это единственное место, которое на том свете светится силой. Я знаю, что ученый, который ею владеет, сможет мне помочь. Он вышлет меня на тот свет с моей музыкой, позволит найти любимую.

— А кто приказывал тебе убивать?

— Ярость. Голод. Жажда, — сообщил тот. — И еще — он. Злодей и изменник. Это он сделал мне все это, это он за все отвечает. Это он украл у меня любимую женщину, и музыка меня покинула… Когда я прибываю на зов, он снова там. Стоит рядом с моей дражайшей. Издевается надо мной. Я обязан его убить, и убиваю, но он все время возвращается.

— Ничего не понимаю, — раздраженно отмахнулась Генриетта. — Какие-то бредни чертовых трупаков. Тут пригодился бы некромант.

Девушка глянула на груду вытащенного из дома и превращенного в мусор ценного имущества. Под дождем мокли раскрытые книги, древние издания и бесценные инкунабулы. В коллекции Данила имелась и знаменитая и проклятая Книга Мертвых. Быть может, в ней удалось бы что-то вычитать и самой допросить трупохода? Промелькнула мысль вызвать полицию и незамедлительно привезти сюда полковника Кусова. Но вот что же с Данилом? Зомби может снять с него все обвинения в шпионаже и терроризме.

Генриетта энергично направилась в сторону ворот, но на полпути остановилась. А что если при виде жандармов трупоход начнет сопротивляться? Достаточно будет приличного пинка, чтобы башка у него отвалилась, и тогда все шансы очистить Данила пойдут псу под хвост. Необходимо с зомби переговорить, зафиксировать, чтобы он не подвергся деструкции, после чего спокойненько перевезти в Цитадель. Там он попадет в лапы царских некромантов, которые выжмут из него любое, даже самое малое воспоминание. Его наколют эктоплазмой и смонтируют механическое поддержание псевдо-жизни, чтобы после того пытать сколько им будет угодно.

Девушка глянула через плечо на несчастное создание. Жалко беднягу, он и так настрадался при жизни, так за что же ему терпеть пытки еще и после смерти. Быть может, гораздо этичнее было бы допросить его по-хорошему? Да, он убивал, но одурманенный приказами некоего демонолога или какого-то другого шустрого мерзавца. Он всего лишь жертва, орудие в руках бесчувственного убийцы. Нельзя обречь его на дальнейшие страдания! О нет! Необходимо выбить себе из головы подобные мысли! Ведение следствия за спиной союзников противоречит всем уставам. Нельзя нарушать закон во имя жалости и заботы в отношении какого-то там зомби и неудачливого любовника! Ведь фон Кирххайм — в первую очередь — остается прусской дворянкой, юнкер-девицей и солдатом! Обязанность, посвящение, железная мораль! Никаких частных дел, никакой жалости!

Тем не менее, вопреки рассудку и уставам, она вернулась к трупаку, который с трудом, опираясь о стену, поднялся на ноги. Генриетта покрепче схватила одну из погнутых органных пищалок, торчащих из спины зомби, и, рванув, вытащила.

— Благодарю тебя, прекрасная панна, — зомби искривил рот в кошмарной имитации улыбки. Из-за зубов выпало несколько белых личинок. — Мне сразу же стало легче.

Он выпрямился и потянулся, треща суставами. Сунул лезвие, торчащее в культе правой руки в зубы и с хрустом вырвал, после чего выплюнул кусок жести на землю.

— Сейчас избавимся от всего лишнего и пойдем в лабораторию Данила, поищем чего-нибудь для подкрепления и освежение памяти, — решительным тоном заявила девушка. — У инженера имелся приличный набор всяческих эликсиров. Как-то он мне его показывал. Интересно, пережило ли хоть что-то обыск. Настойки на травах, искусственные токсины, смолы реальности, растворы субстанций, меняющих сознание; машинные масла, экстракты из препаратов сверхъестественных существ и эссенции чужих реальностей. Надеюсь, что русские всего не выпили.

Варшава, 14 (26) ноября 1871 г., перед полуднем

— То есть, вы хотите сделать меня контрабандистом! — отметил Давид.

Бурхан Бей искривил губы в жесте отвращения; определение ему явно не понравилось. Тем не менее, он услужливо пододвинул в сторону инженера турку с кофе, пристроенную на спиртовой горелке, и даже собственноручно наполнил чашку гостя. Алоизий, третий из сидящих за столом, приподнял брови, сигнализируя смущение неудобной ситуацией, после чего разрезал булку, которую до этого держал в пальцах, и нафаршировал ее солидной порцией варенья. Довнар не обратил внимания на угрюмые мины товарищей, он всегда говорил то, что думал, как правило — без раздумий, не заботясь о последствиях. Турок предложил ему долю в подозрительном и незаконном предприятии, суть которого заключалась в незаметном вывозе какого-то товара с территории Российской Империи, перевозке его через всю Австро-Венгрию до самых границ Империи Османской. И чем это могло быть, как не контрабандой?

Инженер пожал плечами, сделал глоток горячего кофе, жалея, что это не кружка пива, и протянул руку за печеньем.

— Вам и не нужно будет лично участвовать в перевозках, — заговорил турок. — Мне бы лишь хотелось, чтобы вы придумали какой-нибудь способ незаметного вывоза деликатного материала. Чтобы вы сконструировали тайники, применили эзотерику или биомеханику, воспользовались своим ничем не ограничиваемым воображением — ну, не знаю. Вы должны кое-что сделать, чтобы наш товар сделался совершенно невидимым.

— Вы уговариваете меня совершить преступление. Вы попросту хотите скрыть перевозки от глаз таможенников, — сунул Данил печенье в рот.

По сравнению с тюремным содержанием, самый простенький завтрак у турка казался ему изысканным приемом. Свежие белые булочки и печенье были для него пищей богов.

— Ой, не будем играться в детей, господин инженер, — пыхнул Бурхан дымом с трубочки. — Через царские таможенные склады ежедневно проходят сотни пудов незаконных товаров, а чиновники, глядя на это сквозь пальцы, зарабатывают себе состояния. Мои транспорты до сих пор двигались официально, по венской железной дороге, с официальными печатями и полной документацией. А рядом в сундуках находилось оружие, спирт, золото и даже нелегальные автоматы и мехаборги. Все эти товары перемещались вне официальной юрисдикции, весьма часто они отсылались высокопоставленными официальными лицами Российской Империи. Так что ничего чрезвычайного я не делаю.