Баба Люба. Вернуть СССР (СИ) - Фонд А. Страница 37

— Не я, а мы, — устало поправила его я (автобус был битком забит, так что полдороги я практически висела на руках, стоя в проходе, держась за поручень и подпрыгивая на всех кочках и колдобинах).

И тут дверь распахнулась и в квартиру ввалились оживлённые Анжелика и Ричард, которые отстали от меня у подъезда, так как встретили своего друга, живущего по соседству и который только вернулся из турпохода. Нужно же было обменяться впечатлениями.

— Папа, а я во-о-от такую щуку поймал! — глаза Ричарда засверкали, — па, вот смотри какую!

Он развёл руками в сторону, что символизировало размеры как минимум акулы, но когда настоящего рыбака это останавливало?

— Дети! — развёл руки Пётр, и Анжелика с Ричардом с радостным визгом бросились к нему обниматься. У меня ревниво ёкнуло сердце, но я волевым усилием запретила себе завидовать. Дети-то не мои. И это вполне нормально, что они так к отцу тянутся. Странно было бы, если бы не так.

Пока раздавались охи-ахи и смех, я прошла на кухню и принялась выгружать деревенские гостинцы. Мы к Любашиному отцу приехали не с пустыми руками, но и он не ударил в грязь лицом, и нагрузил нам полную сумку — от картошки-морковки, до свежего молока и яиц. Еле довезла.

Зато теперь как минимум на неделю мы обеспечены продуктами.

Я обвела взглядом кухню. На моей всегда чистенькой кухне сейчас царил раздрай — видно было, что мужик в доме. На столе стояла недоеденная банка из-под кильки в томате, скорлупа от яиц валялась, брошенная мимо мусорного ведра. Хлеб резался прямо на столе, а крошки так и остались, и теперь сиротливо засыхали. На полу разлита засохшая лужица чего-то жирного, похоже на подсолнечное масло.

Мда, мыть-не перемыть теперь.

Я вздохнула.

Что-то умахалась я в селе, вроде и не сильно много работала, а сил совсем нету. Хотя что я удивляюсь, чай не девочка, всё-таки хоть и перенеслась сюда в пятидесятилетнюю, но на самом деле, мне на добрый десяток с хвостиком лет больше.

Я принялась чистить картошку — не то, чтобы я прямо горела гостеприимством к мужу, тем более к чужому мужу, но детей покормить надо, да и сама конкретно проголодалась.

На кухню вошел Пётр.

— Так, бросай свои бабские мансы, я сейчас с тобой разбираться буду! — недовольно рявкнул он.

— Детей покормить надо, — сказала я, решив не накалять и так непростую обстановку.

— Ты оглохла, что ли? Я сказал, нож брось! — вызверился Пётр.

Я прямо видела, как он сам себя накручивает.

— Где письма от твоего любовника? — прорычал он. — Неси сюда!

— Какого любовника и какие письма? — удивлённо захлопала глазами я, и взяла с мешка ещё одну картофелину.

— Ты оглохла? Я с тобой разговариваю! — взвизгнул Пётр.

— Я тебя слушаю, — поморщилась я, — и, пожалуйста, не кричи так громко, ты детей перепугаешь и соседям неприятно, когда шум.

— Где письма, я тебе говорю⁈ — заверещал он.

— Какие письма? — уточнила я спокойным тоном.

Этот спокойный, немного насмешливый тон окончательно вывел его из себя, он подскочил ко мне, вырвал нож из рук и запустил его в угол кухни. Одновременно ногой он задел кастрюлю с водой и почищенной уже картошкой. Кастрюля перевернулась, заливая пол водой, по мокрой поверхности весело заскакали картофелины во все стороны.

— Ты что творишь? — прошипела я, отдёргивая руку.

— Я с тобой разговариваю. Баба! А ну встать! — рявкнул он таким злющим голосом, что я поневоле встала — ещё прибьёт, придурок.

Смотрела на этого дегенерата во все глаза и диву давалась. Это ж надо быть настолько идиотом, чтобы после того, как привёз жене в дом последствия своего блуда в виде двух взрослых детей, после этого искать письма и качать права.

— Где письма⁈ Неси сюда, или я тебя прибью! — прорычал Пётр.

— Я не понимаю, что за письма? — я посмотрела на него чистым незамутнённым взглядом. — Объясни, пожалуйста, и я принесу.

— Письма от твоего полюбовника! — побагровел любашин супруг.

— У меня нет полюбовника, — пожала плечами я.

— А мне сказали, что есть!

— Небось Тамара и Владимир сказали? — понятливо хмыкнула я, — не удивлена.

— Ты о чём? — с подозрением взглянул на меня Пётр.

— Они уже который день меня мучают, чтобы дом отца продать. Бизнесом решили заняться.

— А ты причем?

— А я как совладелец дома не даю разрешения на продажу. Вот они и мстят.

— А чего не даешь?

— Потому что они хотят, чтобы они дом продали и деньги себе забрали, а отца сюда, в эту квартиру мы забрали.

— Ну ни хрена себе! — выругался Пётр.

— Я отказалась, и они начали угрожать, что тебе скажут о полюбовнике. Я даже и не обратила внимания, так как никакого полюбовника у меня нету.

— Хм… — задумался Пётр.

По нему было видно, что он сомневается, верить мне или нет.

— Уберись тут, а я подумаю, — решил он.

— Сам уберись, — упёрла руки в бока я, — и ужин теперь сам готовь!

— А не офонарели ли ты, мать? — опять начал заводиться Пётр.

— И тон убавь, — прошипела я, — сам привёз свои плоды измен и мне на шею посадил, а теперь у меня выискиваешь, к чему бы придраться!

Я завелась и теперь уже наезжать начала я.

Да нет, мне было абсолютно по барабану, как говорит мой внучок Елисей, но это же такой прекрасный повод разрубить гордиев узел и избавиться от ненужного мне брака и обузы в виде непонятного супруга, который к тому же еще и любит гульнуть.

Где гарантия, что он мне каждый год каких-то детей привозить не станет?

— Ну, Любка! — теперь уже Пётр принялся защищаться, — мы же с тобой этот момент обсудили.

— Обсудили? — свистящим шепотом прошипела я.

— Ну да…

— А напомни-ка мне, что мне взамен за то, что ты своих детей мне на голову накинул? При живой то матери!

— Я же тебе денег дал, Люба. Много денег.

— И ты решил откупиться деньгами⁈ — я сказала это просто, к слову, потому что сама офигела с его слов — денег у Любы почти не было. Если не считать той невеликой суммы, найденной в абонентском ящике. Но то не такая уж огромная сумма, чтобы заткнуть рот недовольной изменами жене.

— Но ты же сама согласилась! — обиженно воскликнул Пётр.

Ё-маё! Выходит, Любаша была настолько дурой, что согласилась смотреть детей мужа за деньги, которые однозначно отправила возлюбленному Виталику Н. на лесоповал. И, очевидно, сумма была явно более, чем приличная. Думаю, после таких денег Виталик от меня добровольно не отстанет никогда. И что теперь делать?

Я фыркнула и вышла из кухни, оставив последнее слово за собой (просто банально не знала, что отвечать на это). В нашей спальне царил форменный кавардак — всё в буквальном смысле слова было перевёрнуто вверх ногами.

— Это что такое? — потрясённо пробормотала я.

— Письма искал, — буркнул Пётр, который пошел за мной.

— Ты с ума сошел? — я потрясённо посмотрела на него, в душе радуясь, что я всегда слушаюсь свою интуицию и, пока дети собирались в субботу на село, я собрала свою клетчатую китайскую сумку с барахлом, кинула туда все письма (кроме нескольких открыток от подруг и счетов из магазина «Семена почтой», и спустила всё это к Семёну в дворницкую, на чердак. Его еще некоторое время не будет, а ключ был только у него и у меня. А если кто ещё там появится, то на чердак уж точно не полезет.

Удобно, что дворницкая Семёна находилась в соседнем дворе, через два дома от моего. Так что сбегала я быстро, дети даже позавтракать не успели (зато поэтому я и не позавтракала).

— И зачем ты сказала бандитам про деньги⁈ — возмутился Пётр.

— Но это же твой сын проиграл их, — не удержалась от сарказма я, — откуда бы я взяла такую сумму⁈ Они угрожали моей жизни и жизни детей. Поэтому я и сказала, пусть с тобой разбираются. Ты всё-таки биологический отец. И мужик в доме.

Пётр только крякнул.

Ужинали в молчании. Ричард с опухшим от слёз лицом и немного несимметричным алым ухом (Пётр дал ему ремня за деньги) был невесел по понятной причине, Анжелика дулась, так как отец подарил ей куклу, и она восприняла это как личное оскорбление. А я была, во-первых, уставшей после этих переездов, а, во-вторых, сердилась на себя, что не получилось закатить скандал, который бы вбил кардинальный клин в наш брак.