Баба Люба. Вернуть СССР (СИ) - Фонд А. Страница 40

— Ага, и баба есть! — заржал второй, действительно похожий на Пузыря, мужичок, примерно лет тридцати пяти — сорока на вид, лысоватый, кругленький и весь какой-то маслянисто-лоснящийся.

— Ну так заходим, чё Сифона в коридоре ждать?

Меня аж подбросило с кровати (хорошо, что в комнате было не жарко и спать я легла в любашином спортивном костюме):

— Это что такое⁈ — возмутилась я.

— Гля, Пузырь, она же старая, га-га-га… — загоготал мясистоносый.

— А ты её одеялом накрой! — отозвался Пузырь и тоже заржал.

— Я сейчас милицию вызову! — заявила я.

— Ты чё, мать, опухла? — изумился Пузырь, — решила нас мусорам сдать? Да у меня батя знаешь кем работает!

Он выпятил губу и гордо задрал подбородок. Я случайно взглянула в его глаза — и в ужасе отшатнулась: глаз не было! Вместо обычных человеческих глаз там черными провалами зияла тьма!

Одержимый? — мелькнула мысль. Руки у меня моментально вспотели и мелко затряслись.

— Если я скажу бате — тебе капец будет! Фуууух! — выдохнул он в мою сторону слова, которые, очевидно, должны были повергнуть меня в ужас.

С этими словами я уловила сладковатый запах каннабиса.

Действительно, фуууух! — у меня аж отлегло. Придурок (да и второй тоже) оказался обычным человеком, просто сильно обкуренным, поэтому и зрачки разошлись. А то я уже нафантазировала.

Так и до инфаркта недалеко.

— Что здесь происходит? — в комнату заглянул мужичок в наспех накинутом пиджаке и синих трениках.

Сосед из комнаты по диагонали от меня, — вспомнила я.

— Да ничё, ничё, — примирительно поднял руки ладонями вверх мясистоносый. — Вот баба в гости позвала, так мы общаемся.

— Да, извините, если громко, — сказал Пузырь, затем не выдержал и прыснул от смеха.

Его поддержал мясистоносый. Около минуты они взахлёб хохотали.

— Вы бы не водили гостей так поздно, — с упрёком сказал мне мужчина, — мне в шесть утра на работу вставать.

— Да я их впервые вижу! — возмутилась я, — я спала, они дверь выбили и вошли!

От моих слов оба «гостя» опять буквально покатились со смеху — очевидно, как раз их накрыло.

— Что здесь смешного? — нахмурился мужик.

— Обкуренные они, вы разве не видите? — пояснила я.

— Слышь, мать, ты за базаром следи, а то я щя тебе глаз на жопу натяну! — не одобрил мои слова Пузырь.

Я с надеждой посмотрела на мужичка.

— Ладно. Время уже позднее, так что вы тут не шумите сильно, — пряча глаза, сказал мне мужичок и торопливо ретировался.

А я осталась с двумя обкуренными наркоманами наедине.

Пока я судорожно соображала, что в таких случаях нужно делать, наркоманы опять принялись хохотать. А вот реально, что делать? Поднять крик? Так глуховатая старушка-соседка не услышит, а ботан в очечках, если и прибежит, то максимум что сделает — заплачет. Был шанс, что прибежит тот дремучий любитель чужих пельменей, но у меня были серьёзные сомнения, на чью сторону от встанет.

Я пошарила глазами по комнате — но ничего подручного не было (в данной ситуации хорошо бы топор, или даже ружьё, хотя, боюсь, мои гости настолько в неадеквате, что не среагируют).

И тут раздался резкий окрик:

— Это что такое, я спрашиваю⁈

В коридоре стоял и грозно смотрел на это безобразие мужик. Обычный нормальный мужик, примерно предпенсионного возраста, но при этом подтянутый, хоть и слегка лысоватый.

— Почему безобразничаем после одиннадцати? — жестко спросил он.

И, как ни странно, наркоманы моментально притихли и уже не пытались проявить свою безудержную разухабистость.

— Да мы мимо шли, батя, — пробормотал Пузырь.

— Мы уже уходим, — на глазах трезвел мясистогубый.

Буквально через полминуты они ретировались.

— Спасибо вам огромное! — от души поблагодарила я.

— Я на третьем этаже живу, — сообщил мужик, — хотел чаю вскипятить, а у нас лампочка на кухне перегорела. Так я к вам спустился. Слышу — эти опять безобразничают.

— Так они тут часто так?

— Я за ними давно наблюдаю. На наш этаж они даже не ходят — мы отвадили. И на первый тоже боятся. Там мужики из рабочих бригад живут, шабашники, так у них тоже разговор короткий. А ваш этаж — это, конечно, рассадник всего этого. И ничего сделать нельзя: контингент у вас, я скажу — не очень.

Я вздохнула — вечно мне с соседями не везёт (сразу вспомнилась уринолюбивая Ивановна).

— А сегодня, как назло, Варвара Тимофеевна дежурит, она обычно «Богатые тоже плачут» посмотрит, закроется у себя и до утра спит. А что здесь происходит, кто тут ходит — ей до лампочки. Хреновая, я скажу, старушка. Но была передовицей производства, так что за заслуги держат.

Он взглянул на меня и спохватился:

— Ой, заболтался что-то я, время позднее, вставать всем рано.

— Спасибо за помощь, — ещё раз поблагодарила я.

— Да вы, если опять начнут — меня зовите, — велел мужик, — меня Григорием звать. Я живу над вами, в тридцать пятой комнате. Сейчас они уже не вернутся. Дня три-четыре вообще сюда ходить не будут. А потом опять начнут. Так вы сразу зовите, в любое время, а то раз смолчите — потом не отвадишь.

Мужик ушел, а я забаррикадировала дверь, подтянув к ней кровать, легла, и моментально уснула, без сновидений.

Выспалась я, кстати, преотлично. Возможно, потому что умаялась за эти дни и физически, и морально, а, может, и потому, что в комнате было свежо — из оконных щелей дуло.

На окнах ни шторок, ничего не было, поэтому первые лучи мартовского солнышка меня и разбудили. Я сходила, пока все спят, хотела принять душ, но вода была только холодная. Так что помылась по частям, ёжась от холода. Ледяная вода взбодрила.

Я поставила кастрюльку с водой на плиту и вернулась в комнату. Оттащила кровать на место, отыскала закатившиеся финдибоберы и запечалилась, глядя на покорёженную дверь и выбитый замок. Вот сейчас мне на работу, а дверь я даже символически закрыть не смогу. И что делать? Опять опоздаю же.

Да, свою клетчатую сумку и часть вещей той Любаши, я-то припрятала в дворницкой Семёна. Здесь же, кроме старого халата, эмалированного ведра и драного веника особо и тырить-то нечего. Но не хотелось бы вернуться с работы и обнаружить у себя в комнате любителей матерного хардкора в хоровом исполнении.

И как назло, у меня ни гвоздя, ни молотка — ничего.

Остается единственный выход — закрутить как-то дверь, может проволочку какую-нибудь найду, бежать на работу, а там просить Виталика, чтобы пришел и замок навесил. Здесь нужен навесной замок снаружи и засов изнутри.

Да, дверь сама по себе хлипкая, из ДСП, её ребёнок одним пинком проломит, но замок на двери, хотя бы иллюзия защиты собственности.

Я вздохнула. Где же найти эту чёртову проволочку?

Вспомнила за воду и побежала на кухню.

— Доброе утро, — там уже вовсю хозяйничал Григорий, — а я вашу кастрюлю отставил в сторону, она давно вскипела. И на ваше место свой чайник поставил. У меня спички, как назло, закончились. Я, как курить бросил, вечно беда с этими спичками… мужики на этаже постоянно стреляют, а докупить я забыл.

— Доброе утро, — улыбнулась я ему. — Спасибо, что присмотрели за водой. Уже второй раз выручаете.

— А как вас зовут? А то вчера впопыхах и не до конца познакомились.

— Люба, в смысле — Любовь, — поправила саму себя я.

— Вот и хорошо, Люба, — удовлетворённо кивнул Григорий.

— Извините, Григорий, — решилась я, — у вас случайно никакой проволочки нету?

— Проволочки? — удивился он, — с какой целью?

Я рассказала о своей идее.

— Надо глянуть, — сказал Григорий.

Я думала, он имеет в виду — глянуть в своих запасах, а он пошел к моей двери и принялся рассматривать вырванный «с мясом» замок.

— Мда. Дела. — констатировал Григорий, а затем ушел на свой этаж.

Я как раз варила овсянку, когда он вернулся.

— Григорий, — сказала я, — я варю овсянку. Не бог весть какая еда, но у меня другой пока нету. Я только вчера вселилась. Если хотите, я вам тоже накладу в тарелку.