Симпатика (СИ) - "Ie-rey" Страница 44

― Вы хотите сделать из нас двоих одно целое?

― Другого выбора просто нет. И всё зависит от вашего согласия. Или несогласия.

― Лейтенанта Ким Чонина вы спрашивать не собираетесь?

― Его семья дала своё согласие. Я уже говорил с ними.

― Семья? ― очень тихо уточнил Кай. ― У него есть… семья?

Это всё меняло. В корне. Сам по себе Кай не рвался жить дальше. Было бы даже лучше, если б он умер, не приходя в сознание. Но у кого-то, кто обладал его исходным геномом, была семья.

― Они… приходят к нему?

― Постоянно. Мать, сёстры ― почти каждый день. Отец бывает раз в неделю. Я спросил их ― они согласны рискнуть. Второго такого шанса уже не будет. Ни для Ким Чонина, ни для вас.

― Вы сказали, что можете отвести меня туда. Когда?

― Если сможете сесть в кресло, я отвезу вас прямо сейчас. Пока его родные не пришли. Думаю, им лучше вас не видеть.

Кай с трудом, но смог сесть на койке. Чунмён помог ему встать и перебраться в кресло. Он закрыл глаза, слушая тихий скрип колёс. Гадал, что увидит внутри криокамеры. Гадал неохотно, потому что помнил отчётливо тот запах расплавленного пластика и раскалённого металла.

― Почему вы так уверены, что после операции ― удачной ― останемся мы оба? ― спросил он в лифте, когда они спускались на подземные уровни, где располагались криокамеры.

― Как я вам уже сказал, подобную операцию не проводили никогда прежде. В полном масштабе. Однако лет двадцать назад профессор Ши в Джакарте проводил операцию ― сходную ― именно с мозгом. Пациенту требовалась репарация, пятидесятипроцентная, как и в вашем случае. Донором был доброволец, чьи медицинские показатели совпадали с показателями пациента на девяносто пять процентов. Операция прошла успешно, однако после неё пациент изменился.

― В каком смысле?

― В том, что он помнил как свою прошлую жизнь, так и жизнь донора. Изменился и его характер. Всё это происходило постепенно и в течение некоторого времени. Профессор Ши наблюдал пациента более десяти лет вместе с психологом. Пациенту снились странные сны. В чём-то он осознавал свою двойственность, а в чём-то ― нет. Иногда возникали внутренние конфликты, когда характеры пациента и донора были в чём-то диаметрально противоположны. Но это один случай, как понимаете. Профессор Ши изложил теорию, согласно которой подобные операции возможны, однако в каждом конкретном случае последствия будут уникальны. Потому что не просто мозг сложен сам по себе, но есть ещё и понятие души. И когда операция предполагает синтез двух человек ― пациента и донора, между ними всегда что-то происходит. Что-то такое, что предсказать невозможно. Поэтому я честно говорю вам, я не знаю, каким станете вы. И я не знаю, каким станет Ким Чонин. Но это единственная возможность спасти и вас, и его. Я понимаю, что перспектива делить с кем-то своё тело вас может не прельщать, но, с другой стороны, этот кто-то ― ваши плоть и кровь точно так же, как вы ― его. Возможно, это будет проще, чем вам кажется сейчас.

― Проще? Вы, должно быть, шутите, доктор Ким. Лично я вообще не в силах это представить, ― пробормотал Кай.

― Напрасно. Я сказал это потому, что вы очень похожи. ― Чунмён помолчал и тихо добавил: ― На Чонина. До жути. И я не о том, как вы выглядите.

― Вам откуда знать?

― Я не был его другом, вы правы. Но я видел его. Когда с ним всё было в порядке. Как раз накануне… Накануне. Вы очень похожи. Сейчас вы сидите точно так же, как это делал он. Жесты, позы, то, как вы немного наклоняете голову, когда слушаете меня, мимика. Вы прикусываете губу точно так же. И прикасаетесь к ней пальцем, когда размышляете. Взгляд. Другие мелочи. Всё совпадает. Я не самый наблюдательный человек на свете, но даже я это вижу. И это даёт мне право предполагать, что, возможно, всё пройдёт лучше, чем ожидается. Если у вас есть какие-либо особенные причины опасаться этой попытки всё исправить…

― У меня нет таких причин, ― невежливо перебил Чунмёна Кай. ― И вы правы, доктор Ким, мне нечего терять. Мне даже всё равно, каким будет результат этой операции. И коль уж мне всё равно, вы можете попробовать. Более того, если вы в силах стереть мою память, я бы попросил вас сделать это.

― Но почему?

― Чтобы после операции, если она пройдёт успешно, разумеется, остался только лейтенант Ким Чонин.

― Но…

― Его возвращения ждут. Меня ― никто не ждёт. И мне бы хотелось, чтобы семья Ким Чонина была счастлива, а не волновалась из-за того, что с Ким Чонином происходит что-то странное.

― Благородно и самоотверженно, ― помолчав, пробормотал Чунмён и выкатил кресло из остановившегося наконец лифта. ― Но я не могу вам этого обещать. Память ― сложный механизм. Даже напрямую работать с ней тяжело. И я не занимаюсь нейрохирургией. Более того, такую операцию никогда раньше не проводили, поэтому мы намерены следовать всем рекомендациям специалистов. Эксперименты с памятью не входят в зону допустимого риска. Простите. Но я могу принести вам книгу господина Мюллера. Почитаете.

― А что это за книга? И кто такой господин Мюллер?

― Господин Мюллер изучал сознание человека и само понятие личности. Когда начнёте читать, поймёте, зачем я вам посоветовал эту книгу. Это к тому, чего вы хотите. И чего опасаетесь. Выкладки господина Мюллера в большей степени чисто теоретические, конечно же, но вы тот самый человек, которому, возможно, удастся использовать его теории на практике.

― Не понимаю.

― После операции посмотрите. Если всё получится, вы сами решите, сколько ваших воспоминаний и вас самих будет у Ким Чонина. Разумеется, если теории господина Мюллера верны. Но мы не можем исключать и вероятность их ошибочности. Но это всё, что я могу вам предложить.

― Вы меня заинтриговали, ― признался Кай. Он порылся в памяти, но так и не вспомнил книг никакого Мюллера. Видимо, их он не успел прочесть.

― Мы почти на месте.

Кай повернул голову и прищурился, различил справа подсвеченные голубым прямоугольники ― словно небольшие окна.

― Нужно доехать вон туда. Номер С-5488А. Третий с конца.

― Хорошо.

Кай отсчитал третий с конца контейнер и уцепился за него взглядом. Нужное окно медленно приближалось под тихий скрип колёс. И с каждым шагом Чунмёна, катившего перед собой кресло, Кай непроизвольно вжимался в спинку. Когда до контейнера осталось метра три, он резко выдохнул и зажмурился.

― Нет. Подождите.

― Что-то не так? ― обеспокоенно уточнил Чунмён.

― Да. Нет. Не знаю. Просто… я не хочу смотреть. Остановимся тут, ладно?

― Почему вы не хотите смотреть?

― Не знаю, ― сердито повторил Кай. ― Просто не хочу. Не могу. Давайте вернёмся в палату, хорошо?

Чунмён вместо того, чтобы развернуть кресло и отправиться обратно, убрал руки с перекладины на спинке кресла, обошёл вокруг и опустился перед Каем на корточки.

― Вы что-то вспомнили? ― тихо спросил он, внимательно глядя на Кая.

― Нет, ― твёрдо ответил Кай. ― Я не помню ничего, но иногда у меня бывает что-то вроде приступов. Я… чувствую запах расплавленного пластика, раскалённого металла и горящей плоти. Не могу дышать. И мне кажется, что… это не лучшие воспоминания. Неважно, мои они или Ким Чонина, но я не хотел бы это помнить. И не хотел бы видеть последствия.

― Кое-что помните, ― задумчиво подытожил Чунмён. ― Это последние минуты, когда Ким Чонин оставался в сознании. Вы помните их. Через час он уже был в клинике, а после ― в криокамере. По сей день и час.

― Я не дурак, доктор Ким. Пятьдесят процентов ― вы сами сказали. Это, чёрт возьми, когда уже не просто репарация нужна. Это, чёрт возьми, значит, что его фактически надо заново собирать. И старых «деталей» осталось по минимуму.

― Вы утрируете. Осталась половина.

― Всё равно, этого мало.

― У вас ― тоже половина. Но я уже сказал вам: ваши половины подходят друг другу идеально. Уж не знаю, кто создал вас и зачем, но хотя бы в этом есть плюс. Плюс ― мы можем спасти вас и Ким Чонина. Хотя бы попытаться.