Никита Велиханов - Рандеву с йети Страница 8

— Перед выходом из метро.

— Вы с кем-нибудь общались по дороге от станции метро?

— С капитаном Ларькиным… — И тут до Ирины дошло. Коммивояжер. Мальчик с торчащими зубами. Он помогал ей засунуть в сумочку новенькую косметичку.

— Вы о чем-то вспомнили?

— Да, здесь, неподалеку, меня остановил коммивояжер, и, знаете, в общем, скорее всего документы украл именно он. Хотя я не понимаю — кошелек на месте, денег он не взял, но почему-то взял…

Ирина говорила и сама себя слышала со стороны. И понимала, насколько нелепо она сейчас выглядит. Она опоздала на десять минут, потом она никак не может найти в сумочке документы, а потом выясняется, что их у нее украли, прямо на улице, среди бела дня. Классного специалиста приобретает в ее лице группа майора Борисова, нечего сказать. Что ж, выставить тебя, моя хорошая, после этого, конечно, не выставят. Свою стажировку ты здесь оттрубишь — сидя в дальней комнате за компьютером и ползая по интернету в поисках статеек про марсиан и про снежных людей в базарно-карабулакском районе. Под постоянные приколы этих самых кондовых мужиков, которых она только-только собралась всех враз сперва поставить на место, потом очаровать, а потом действительно разобраться, чем они тут занимаются. А потом тебе выдадут соответствующую характеристику — с которой только и останется, что ехать в этот самый базарно-карабулакский район ловить шпионов, которых там примерно столько же, сколько снежных людей.

Она, пытаясь проглотить подкативший к горлу ком и понимая, что еще чуть-чуть, и она разрыдается как последняя дура, подняла глаза на майора Борисова. Она была готова к чему угодно. К выволочке по полной программе. И даже не обидно будет — заслужила. К еще более унизительному, чем выволочка, сочувственно-отеческому взгляду. После сочувственных взглядов можно сразу брать под козырек и спрашивать, где та самая дальняя комната с тем самым интернетом про инопланетян. К нудной лекции о служебно-должностных преступлениях, в число которых, несомненно, входит и утеря — или иная утрата — служебных документов, вследствие чего интересам и престижу ФСБ, если и не интересам России, может быть нанесен урон. И к написанию многочисленных объяснительных. И к бесконечным мытарствам по кабинетам всяческих маленьких начальников, в чьей власти восстановить ту или иную печать, тот или иной факт ее биографии, или еще какую-нибудь столь же необходимую для ее реабилитации деталь. К реабилитации не окончательной, поскольку серьезные ошибки и просчеты в конторе если и не прощают, то умеют о них не напоминать. А вот о подобной глупости через неделю будет знать каждая уборщица. И к реабилитации скорее всего посмертной, ибо на порогах всех этих кабинетов она в конце концов и сдохнет. И поделом ей, дуре, будет.

Но майор Борисов повел себя, с ее точки зрения, не вполне адекватно скандальной служебной ситуации. Он достал из стола бумагу и карандаш и спросил у Ирины:

— Вы рисовать умеете?

— Да, немного.

— Сможете нарисовать того типа, который, по вашим словам, украл у вас документы?

— Попробую. — Ирина попробовала. Портрет получился не слишком похожий, но общие пропорции она уловила, а обилие характерных деталей — торчащие вперед зубы, не самый распространенный разрез глаз, общая, чуть приподнятая вверх — подбородком вперед — линия лица — сильно облегчили ей задачу. — Вот. Примерно так. — Она протянула листок бумаги через стол Борисову.

— Где он вас поймал? Далеко отсюда?

— Да нет. Прямо здесь же, за углом.

Майор не стал на нее орать, не стал читать нотаций, и отеческого сочувствия тоже не было заметно. Он воспринял проблему как проблему и отнесся к ней вполне по-человечески. Ирина начала понемногу успокаиваться.

— У меня оставалось еще десять минут, а хотелось прийти тик-в-тик, вот я и остановилась. Совсем рядом, в Мерзляковском.

— Как он был одет?

— Довольно броско. Светлый костюм. Двойка. Темно-бордовый галстук. Очки с довольно сильными диоптриями, оправа черная, роговая.

Майор как-то вдруг погрустнел лицом, сказал — «Н-да» — и нажал на селекторе кнопку.

— Илья? — спросил он.

— Да, Юрий Николаевич, — послышался с того конца провода искаженный дурным динамиком голос.

— Будь добр, зайди на минутку.

— Иду.

Буквально через несколько секунд на пороге нарисовался третий член трудового коллектива. Илья Большаков. И опять же, Ирина похвалила себя за глазомер — надо же хоть чем-то, да утешиться. Точно такой, каким она его себе представляла. Вечный студент. Компьютерный гений. Кролик из мультфильма про Винни-Пуха и всех-всех-всех. Хотя для кролика кое-чего ему все-таки не хватает. Торчащих вперед…

— Ну? — спросил майор, эдак устало, как на неразумное дитя глядя на старшего лейтенанта Большакова. — Твоя работа?

— Моя.

— Сукин ты сын, Большаков. Смотри, до чего девушку довел, чуть не до слез. Совесть есть?

— Ну, так первый же день, Юрий Николаевич, святое дело. Помните, как вы меня с Ларькиным «крестили»?

— Помню, помню. А Ларькин что — тоже в курсе?

— А как же.

— Вот паразиты. Вы уж простите их, лейтенант, — обратился он к Ирине. — Не знаю, как принимают новичков в ваших палестинах — вы где проходили, в семерке? — а, нет, тогда знаю. Тоже ничего хорошего. А у нас так принято. Молодежь резвится. Ты, кстати, Большаков, документы-то верни. Небось при себе?

— При себе, Юрий Николаевич.

Большаков вынул из внутреннего кармана удобной легкой курточки с множеством молний, карманов и кармашков документы и почтительно положил их на стол.

Ирина разрывалась между желанием броситься этому артисту на шею и — не менее сильным — врезать ему от всей души по шее же. Нет, чуть выше. Под ухо, под самый череп. На долгую, добрую память. Кинули ее, конечно, классически. Но, с другой стороны — сама виновата. Знала же, что первый день. Надо было ждать чего угодно. Она и ждала. От Ларькина, скажем, ждала, в садике-садочке. Но не на улице же, не в таком — действительно артистическом исполнении. То, что он сделал с внешностью, — высший класс. Не примерь она на него мысленно кроличьи зубы — ни за что бы не догадалась.

Майор Борисов как будто прочел ее мысли.

— Кстати, Илья, что-то новенькое придумал для нового сотрудника, правильно я тебя понял? — Он пододвинул Большакову Иринин рисунок. — Что-то раньше я за тобой такого кролика не знал. Продемонстрируй коллегам.

— С нашим удовольствием, — благообразно кивнул Большаков, и Ирина порадовалась еще раз, теперь уже с чистой совестью: вот он, проглянул новгородский купчик Сила Титыч.

Большаков между тем достал из очередного кармашка вставные верхние зубы — вот почему он, зараза, во весь рот не улыбался — сунул их в рот, потом надел на нос взявшиеся невесть откуда черные роговые очки, провел подушечками пальцев по глазам — и вдруг преобразился. Глаза покраснели и сузились, и разрез у них стал вдруг совершенно другой — тот самый, характерный, который вместе с зубами и очками сразу бросился Ирине в глаза, помешав увидеть за внешне броскими деталями знакомое по фотографии лицо. Фигура у него тоже изменилась. Исчезла легкая раздолбайская сутулость, но плечи при этом стали как будто уже и подались вперед, вылез откуда-то маленький округлый животик, шейка вытянулась и подала голову подбородком вперед.

— Извините, — так же как в Мерзляковском, в полрта улыбнулся Большаков. — Пиджачок и рубашку оставил у себя. Но если надо…

— Нет, не надо, — усмехнулся в сторону Борисов. — И вообще. Работы до черта, а они тут бог знает чем занимаются. Хоть Рената, надеюсь, не впутали? Никаких больше неожиданностей лейтенанту Рубцовой от вас не ждать?

— Кроме кофе — никаких.

— А кофе нормальный?

— Нет, Юрий Николаевич, кофе не нормальный, — вынимая зубы изо рта и принимая свой обычный вид, сказал Большаков. — Обижаете. Кофе не просто нормальный. Это очень хороший кофе. И я сам его для Ирины Вениаминовны сварю. Дабы загладить первое впечатление.

Ирина вынула из сумочки шитую бисером косметичку и принялась было выбирать из нее все свое.

— Что вы, что вы, — произнес в галантном полупоклоне Большаков. — Это вам подарок от всей команды ГРАСа, в которой так, признаться, не хватало острого женского глаза и нестандартной женской логики.

Он покосился в сторону Борисова. Тот вздернул бровь, но ничего не сказал.

— А также в знак искреннего уважения и признания будущих заслуг, — продолжил Большаков. — Ну, надеюсь, без обид? — Он протянул Ирине руку. — И пойдемте варить кофе.

— Без обид. — И она пожала протянутую руку.

Глава 3

R.

От тетки Ирина съехала в то же утро. Собрала вещички — благо все уместилось в один-единственный старый чемодан — и захлопнула за собой дверь, оставив ключи там же, в теткиной комнате, на разворошенной коробке с документами. Книжку с остатками денег на счете она поначалу хотела было бросить там же, но, подумав, все-таки взяла с собой. Триста долларов, так триста долларов. Родовое, так сказать, наследство. Сидя на кожаном диванчике метро, она еще раз ее перелистала: самая большая трата была прошлым летом — тетка купила себе дачу в каком-то престижном дачном кооперативе, рядом сосновый лес, речка, в лесу грибы, в речке плотва. У нее как раз завелся тогда очередной поклонник, лет на восемь, наверное, если не на десять ее моложе. И тетка на все лето умотала с ним на дачу. Понятно, что Ирину туда никто не звал. Денег на покупку дачи, кстати, по официальной легенде, дал именно поклонник. Саша — так. кажется, его звали. Длинный, немного нелепый, походка рубль-двадцать, и в неизменной, и зимой, и летом, черной кожаной куртке. Парень чернокожий, как его Ирина про себя именовала. Не при тетке, конечно — та бы обиделась. Она вообще была очень обидчива. И теперь Ирина понимала — почему. Если воруешь у человека деньги, надо же получать хоть какую-то компенсацию за регулярный моральный урон и нечистую совесть. Вот и цепляешься по мелочам. И читаешь морали.