Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - Гэблдон Диана Страница 8

– Но чтобы никакой отец точно не появился, он меня увез. Далеко, в Бостон. Ему предложили в Гарварде хорошее место, а у нас там не было никаких знакомых. В Бостоне и родилась Брианна.

Меня в очередной раз разбудил детский плач. Я легла в шесть тридцать, после пяти подходов к ребенку. Мутным взором посмотрела на часы и обнаружила, что стрелки на семи. В ванной шумела вода, а Фрэнк бодро напевал «Правь, Британия».

Я лежала в постели с тяжелыми, как свинец, от усталости руками и ногами и думала лишь о том, смогу ли я вытерпеть плач до момента, когда из ванной выйдет Фрэнк и принесет мне девочку. Но тут Брианна словно прочитала мои мысли и заорала совершенно отчаянно, страшно захлебываясь. Я скинула с себя одеяло и понеслась к ней с таким же ужасом, какой переживала на войне во время воздушной тревоги.

Миновав холодный коридор, я попала в детскую. Трехмесячная Брианна лежала на спине и вопила изо всех сил. Голова у меня от недосыпа варила не слишком, поэтому я даже не сразу поняла, что, когда я уходила в прошлый раз, младенец лежал на животе.

– Радость моя! Ты перевернулась! Сама?

Брианна, напуганная собственной храбростью, замотала розовыми кулачками и, зажмурившись, закричала еще громче.

Я взяла ее на руки и стала гладить спинку, бормоча в рыжую пушистую макушку:

– Моя радость, мое сокровище. Какая умница!

– Что у нас такое? Что случилось?

Из ванной вышел Фрэнк, вытиравший полотенцем голову. Еще одно полотенце он повязал на бедрах.

– Что-нибудь случилось с Брианной?

И обеспокоенно направился к нам. Ближе к родам мы оба волновались, Фрэнк раздражался, я нервничала. Мы не знали, как будут развиваться наши отношения, когда на свет появится ребенок Джейми Фрэзера. Однако когда нянька вынула Брианну из колыбели и вручила Фрэнку со словами «Вот она, папина дочка», на его лице нельзя было прочесть ни следа недовольства. А когда он посмотрел на маленькое личико, напоминавшее бутон розы, весь вид его выражал удивление и нежность. Не прошло и недели, как малышка полностью его покорила.

Улыбаясь, я обернулась к нему.

– Она перевернулась! Сама!

– Да что ты?

Фрэнк провел рукой по восторженному лицу.

– А не рановато?

– Именно что рановато. Если верить доктору Споку, переворачиваться она должна только через месяц!

– Да что он понимает, твой доктор Спок? Иди-ка сюда, моя красавица, поцелуй папу, раз уж ты такая удивительная умница.

Он поднял нежное маленькое тело в удобных розовых ползунках и поцеловал в нос-кнопку. Брианна чихнула, и оба мы рассмеялись.

Неожиданно мой смех оборвался: я сообразила, что рассмеялась впервые почти за год, причем впервые – вместе с Фрэнком.

Он тоже это понял – я поймала его взгляд над макушкой Брианны. Его карие глаза были полны нежности. Я несколько смущенно улыбнулась и тут поняла, что Фрэнк – почти голый: капли воды блестели на его мускулистых плечах и сверкали на гладкой загорелой груди.

Блаженное чувство пресек какой-то сильный запах.

Кофе!

Без предисловий сунув Бри мне, Фрэнк бросился на кухню, причем свалил полотенца кучей возле моих ног. Улыбнувшись при виде сверкнувшего зада, такого белого по сравнению с загорелой спиной, я, с девочкой на руках, отправилась туда же.

Голый Фрэнк стоял у раковины в ароматном паре от сгоревшего кофейника.

– Может, чаю? – спросила я, удобно придерживая одной рукой Брианну у своего бедра, а другой шаря в шкафу. – Правда, с бергамотом не осталось, есть только «Липтон» в пакетиках.

Фрэнк скроил рожу: англичанин до мозга костей, он скорее стал бы пить воду из унитаза, чем чай из пакетиков. «Липтон» оставила миссис Гроссман, наша еженедельная уборщица; в отличие от него она воспринимала байховый чай отвратительной гадостью.

– Нет, я выпью кофе по дороге в университет. Кстати, ты помнишь, что к ужину к нам придут декан с женой? Миссис Хинчклиф хотела подарить что-то для Брианны.

– А, и точно, – вяло отозвалась я.

С Хинчклифами я уже была знакома; никакого удовольствия от встреч с ними я не получила, но ведь в жизни бывают не только удовольствия. Вздохнув про себя, я перехватила ребенка и принялась рыться в ящике в поисках карандаша, чтобы нацарапать список нужных для приема продуктов.

Брианна уткнулась носом в мой мохнатый красный халат, замяукала и недвусмысленно зачмокала.

– Не могла ты уже проголодаться, – заявила я ее голове. – Тебя кормили меньше двух часов назад.

Тем не менее от ее чмокания из груди потекло молоко. Я села на стул и раскрыла халат.

– А миссис Хинчклиф говорит, что кормить ребенка, как только он откроет рот, нельзя, – заявил Фрэнк. – Если детей не приучать к правильному распорядку, они растут избалованными.

Мнение миссис Хинчклиф относительно воспитания мне было хорошо известно.

– Значит, моя девочка будет избалованной, – сухо ответила я, не глядя на Фрэнка.

Розовый ротик схватил мою грудь, и Брианна стала активно сосать. Я знала, что, по мнению миссис Хинчклиф, кормить грудью – это вульгарно и негигиенично, но я-то видела множество здоровых и крепких младенцев восемнадцатого века, когда никто не подозревал, что можно кормить детей иначе, и думала по-другому.

Фрэнк вздохнул, но не стал возражать, а помедлив миг, стал боком пробираться к выходу.

– Ну ладно, – несколько виновато пробормотал он у дверей, – до шести. Мне заехать в магазин за чем-нибудь, если ты не будешь выходить сама?

– Не надо, я справлюсь, – улыбаясь, ответила я.

– Хорошо.

Фрэнк помедлил у двери, а я устроила ребенка на коленях половчее, уложила ее голову на свой локоть, подняла глаза и неожиданно осознала, что Фрэнк уставился на мою обнаженную грудь. Я опустила взгляд, обнаружила явную эрекцию и быстро опустила голову к девочке, пытаясь скрыть пылающее лицо.

– До свидания, – пробормотала я.

Он постоял еще чуть-чуть, склонился ко мне и быстро поцеловал меня в щеку, заставив ощутить беспокойную близость его обнаженного тела.

– До свидания, Клэр, – тихо сказал он. – До вечера.

Пока Фрэнк не ушел на работу, он так и не заглянул в кухню, так что мне удалось не только покормить Брианну, но и несколько успокоиться.

После возвращения я ни разу не видела обнаженного Фрэнка: он обычно переодевался в ванной или в кабинете. И до сегодняшней робкой попытки он даже не думал меня целовать. Акушерка сообщила об опасности близости при моей беременности, поэтому, будем ли мы с Фрэнком спать вместе, даже не обсуждалось. К тому же делить с ним постель я была совершенно не расположена.

Но нужно было предвидеть, что когда-нибудь это переменится. Однако сначала я была совершенно поглощена горем, затем впала в апатию, и меня не интересовало ничто, кроме собственного живота и будущего материнства. А после рождения дочери моя жизнь превратилась в ожидание кормления, начинавшегося сразу после предыдущего: ведь счастье, покой и краткое забытье посещали меня лишь тогда, когда ко мне прижималось крошечное тело младенца.

Фрэнк тоже возился с младенцем, с удовольствием играл, а порой Брианна прижималась щекой к его груди, и они вместе засыпали в кресле – долговязый мужчина и крошечная девочка. Но мы с Фрэнком не прикасались друг к другу и говорили лишь на бытовые темы и о ребенке.

Девочка стала тем объектом, посредством которого мы могли общаться, держа друг друга на расстоянии вытянутой руки. Однако Фрэнк, похоже, решил, что это недостаточно близко.

В медицинском смысле нашей близости ничто не препятствовало: на прошлой неделе меня осмотрел врач, который подмигнул, игриво погладил меня по заду и сообщил, что отношения с мужем мне можно возобновить в любой момент.

Я прекрасно понимала, что, пока меня не было, Фрэнк не вел себя как монах. Ему было уже под пятьдесят, однако он, как и прежде, оставался худощавым, мускулистым и гибким. Очень интересный смуглый мужчина. На приемах и коктейлях вокруг него, как пчелы вокруг меда, кружили женщины и, казалось, тихо жужжали от возбуждения.