Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни). Страница 17

— А что потом? Постояли, подышали. Потом он ка-ак дыхнет на меня! С меня аж кепку снесло. Ах ты ж, думаю, скотина такая! И в обратку ему!

— Что?! — не понял я.

— Ну, это… Воздуха набрал и на него дыхнул!

— А он?

— А он меня — рогом за ногу поддел да и швырнул… в навоз прямо! И ушел. С-с-скотина! — с чувством закончил свою печальную историю быконенавистник.

— Радуйтесь, что ушел, — пробормотал я.

И в самом деле, терпению быка можно было позавидовать: амбре, источаемое Виктором Петровичем, разбудило бы зверя даже в ягненке. Впрочем, вру. Ягненка один выдох моего пациента попросту убил бы. На месте.

В перевязочную заглянула Клавдия Петровна.

— Пал Палыч, там Семен Михалыч в вашем кабинете ждет. Он уже закончил.

— Иду! Вы там ему чаю предложите, что ли, — отозвался я, стаскивая перчатки.

Фельдшерица ухмыльнулась:

— Третью чашку уже пьет! Чегой-то он взволнованный какой-то, — и скрылась за дверью.

Участковый и в самом деле был слегка не в себе. Его спокойная уверенность, которая так понравилась мне в нашу первую встречу, куда-то испарилась. Лейтенант усердно хлебал чай и весь был какой-то взъерошенный.

— Ну-с, и каким будет твой вердикт? — поинтересовался я, присаживаясь напротив и придвигая к себе вторую чашку. — Наша новая пациентка — кто она?

Михалыч отставил чашку и обеими руками схватил себя за голову. Посидел так молча с минуту. Я терпеливо ждал.

— Нехорошо стало в Кобельках! — неожиданно выдал он.

— Начало многообещающее. А поподробнее? — я отпил глоток и посмотрел на измученного лейтенанта поверх чашки.

— У нас люди гибнут, Палыч! — участковый упорно говорил загадками.

Я молча ждал продолжения.

— Понимаешь, за последние два месяца в округе по разным причинам погибли четыре женщины. И, что характерно, все — беременные.

Я поежился. И в самом деле, жутковато.

— Следов — никаких! Каждый раз — несчастный случай. Причем случаи-то все — разные, повторений нет! Никаких свидетелей, никаких улик, ничего! Хотя, не совсем! — Семен Михалыч с шумом глотнул из чашки и продолжил: — Сегодня ночью опять погибла беременная. Сгорела в палатке, на берегу озера. Нашелся свидетель, он же — подозреваемый. Муж. Утверждает, что отплывал на соседний островок за раками, когда все и случилось. Сам понимаешь, проверить, так ли это, нет никакой возможности.

Я кивнул. Разумеется, если других свидетелей нет, никак не проверишь.

— Мужа, конечно, арестовали?

— Конечно. Хотя лично я уверен, что он не врет. Мужик просто в шоке от случившегося. И он не играет.

Я пожал плечами.

— Тебе виднее. Ты считаешь, что эта смерть как-то связана с предыдущими? Если да — то муж и в самом деле ни при чем.

Лейтенант хлопнул меня по плечу.

— Зришь в корень! Главный вопрос: это серия убийств или и в самом деле лишь цепочка совпадений?

— Я не верю в совпадения, Михалыч! Тем более — в такие совпадения, — безапелляционно заявил я.

— Вот и я — не верю. А в райотделе, и даже в области — верят. «Нет оснований для возбуждения уголовного дела!» — раздраженно передразнил участковый кого-то мне неизвестного. — Зато сегодня основания сразу же нашлись! И упекли несчастного мужика в кутузку ни за что ни про что!

— Может все-таки есть за что? — осторожно поинтересовался я.

Михалыч махнул рукой:

— Да Ленька ни при чем. Я его как облупленного знаю. И Нютку его тоже… знал. Не мог он ее… — участковый внезапно охрип и вновь уткнулся в свою чашку.

Помолчали. Гостеприимные Кобельки начали вырисовываться для меня с другой стороны. С мрачноватой.

— Все погибшие — местные?

— Имеешь в виду — из Кобельков? Да нет, конечно, откуда у нас тут столько беременных-то наберется?! Из нашей деревеньки — одна. Нинка Смурякова, которую ты вчера днем в озере нашел. Остальные — из окрестных сел: Бедулино, Соколовка, Антоновка… Все — в радиусе двадцати-тридцати километров от Кобельков.

— Значит, если предположить, что всех этих женщин убили, то убийца обосновался здесь? — блеснул я дедукцией.

Участковый согласно кивнул:

— Похоже на то.

— Дела! — теперь я схватился за голову. — Это что же, у вас под носом разгуливает маньяк, а его даже никто не ловит?

Михалыч угрюмо пробурчал:

— Потому что никто, кроме нас с тобой… ну, и еще одного человека, не верит в его существование!

В волнении я сорвался со стула и кругами заметался по кабинету:

— Но это же… Это бред какой-то! Сколько еще должно погибнуть женщин, чтобы твое начальство увидело в этом закономерность, а не случайность? Десять, пятьдесят, сто?

— Да хоть тысяча! — участковый тоже встал и прислонился лбом к дверце шкафа. — Нет признаков убийства — нет убийства! Точка. Никто не будет сам раскручивать заведомый «висяк»! Да еще такой! У них же статистика, понимаешь… А если вдруг обнаружится, что и в самом деле проморгали серию убийств… Ты представляешь, что начнется? Головы полетят на всех уровнях, включая область! Все ж это понимают, вот и отмахиваются от очевидного!

— А ты?

— А что я?

— Ты же понимаешь, что это — убийства, верно?! Да у тебя же у первого голова покатится, когда найдутся-таки доказательства! А они ведь обязательно найдутся, так?

— Найдутся! — Михалыч боднул шкаф. — Если только мы с тобой не ошибаемся.

— Да не ошибаемся мы! Сам понимаешь — не ошибаемся! Ты же — участковый, у тебя ведь есть какие-то свои возможности, связи, полномочия. Ты тут всех знаешь, тебя все знают… и уважают, как я успел заметить! Что мешает провести свое собственное расследование? Найдешь улики, доказательства… может, даже убийцу сможешь вычислить. А тогда уж и райотдел свой подключишь. С областью.

— Да я уже…

— Что «уже»?

— Уже начал. Расследование, — лейтенант еще раз боднул шкаф, потер лоб и вернулся за стол.

Я перестал бегать по кабинету и оторопело уставился на него:

— Да? Ну… молодец.

— Только, Палыч, я тебя попросить хотел… Понимаешь, один в поле — не воин. Мне нужен кто-то головастый, кто может посмотреть на проблему как бы со стороны. Ну, не наш, не местный. Словом, мне твоя помощь нужна! — участковый озадаченно повертел в руках пустую чашку. — Чаю дашь еще?

— Клавдия Петровна, принесите чайник, пожалуйста! — крикнул я в дверь и уселся напротив лейтенанта. — Михалыч, я тебе, конечно, всегда помогу… только вот не знаю, чем именно?

— Да я и сам не знаю пока… будешь доктором Ватсоном!

Мы расхохотались.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Клавдия Петровна, неся огромный чайник:

— Желаете чаю со сливками? — церемонно осведомилась она.

Мы переглянулись с участковым и расхохотались еще громче: чем не миссис Хадсон!

Клавдия Петровна с легкой жалостью посмотрела на нас, поставила чайник и выплыла из кабинета.

Отсмеявшись и заправившись свежим чаем, я вспомнил:

— Семен, а что с Алей-то? Ты с ней поговорил?

— Поговорил. — Лейтенант разом стал серьезным. — Девушка и в самом деле ничего о себе не помнит. Кроме имени.

— Да и имя-то какое-то странное. Аля — это Алевтина? Или Алла? Алина?

— Она говорит, просто — Аля. Это полное имя.

— Чуднó. Ну ладно, я тебя перебил, извини, — спохватился я. — И что ты думаешь? Надо, наверное, как-то организовать поиск ее близких?

Участковый покачал головой.

— Понимаешь, какая штука… Естественно, я запущу процедуру поиска ее родственников, друзей, знакомых. Проверю по базе пропавших без вести… Словом, все, что необходимо в таких случаях, сделаю. Но есть одна странность… — он опять надолго замолчал, уткнувшись носом в чашку.

«Если бы только одна!» — подумал я, вспоминая наш ночной разговор с невесть откуда взявшейся незнакомкой.

— Я хотел взять у нее отпечатки пальцев. Ну, это обычная процедура в таких случаях… — Михалыч опять умолк.

— Ну взял, и что? — поторопил его я, поняв, что очередная пауза вновь может затянуться.

Участковый хмыкнул:

— Да в том-то и дело, что не взял!

— Почему?

— Не смог!

Я озадаченно уставился на новоявленного Холмса.

— Не смог? Это что, так трудно?!

— Абсолютно не трудно. Когда они есть!

— Кто «они»? — не понял я.

— Отпечатки! — вздохнул Михалыч и сделал шумный глоток из чашки.

— В смысле? — я и в самом деле сейчас ощущал себя доктором Ватсоном — таким же тугодумом и недотепой.

— В прямом смысле: у нашей Али нет отпечатков пальцев! То есть ее пальчики, разумеется, оставляют отпечатки краски на бумаге, но кожного рисунка, который, собственно, меня интересовал, у нее нет!

Я, как идиот, отвесил челюсть. Через минуту с трудом вернул ее на место, сглотнул и уточнил:

— Совсем-совсем нет?