Песня для Корби - "Румит Кин" Страница 25

Безобразную сцену остановил отец Ника. Он начал хлопать в ладоши. Три хлопка, громких и четких, заставили всех обернуться.

– Мне кажется, мы все сейчас мешаем следователю делать его работу.

Крин моментально сориентировался и взял ситуацию в свои руки.

– Благодарю. Я прошу вас расступиться вдоль стены, а лучше – сесть, чтобы люди свободно ходили через коридор. А Вам, – сказал он родителям Андрея, – нужно ехать в морг и официально опознать тело. Когда вы вернетесь, я закончу со свидетелями, и здесь будет спокойная обстановка.

– Хорошо, – безропотно согласилась Маргарита.

– То есть, Вы вот так от нас отделываетесь? – спросил Токомин.

– Моей работе помешали обстоятельства. Меня задержали на полтора часа. Поэтому свидетелям пришлось ждать.

– И кто же задержал?

Крин повернулся и посмотрел на непроницаемого молодого человека в темных очках.

– Отдел внутренних расследований.

Токомин усмехнулся.

– То есть, Вы ведете следствие, но сами под следствием.

– Артем, не надо. Не устраивай скандал. Никто здесь ни в чем не виноват.

– Виноват.

– Если у вас есть вопросы, я на них отвечу, – сказал Крин.

– Кто убил моего сына?

– Мы это узнаем.

– Я еду в морг одна, а ты можешь оставаться и делать все так, как всегда делал в своей жизни!

– Маргарита Леонидовна, подождите секунду. Барыбкин. – Крин поднял любителя кукурузы из-за стола и увел его в глубины отдела. Ник улучил этот момент, чтобы наклониться к Корби.

– Нравится смотреть в глаза его матери и отцу? – еле слышно процедил он ему в ухо. Корби оглянулся на него диким затравленным взглядом.

Прошло меньше минуты, и Крин вернулся с бумагами.

– Вам нужно расписаться здесь и здесь, и на этой бумаге – в морге, если вы признаете, что погибший – ваш сын.

Мать Андрея всхлипнула. Мужчина со шрамом даже не посмотрел в ее сторону. Он сверлил Крина глазами.

– Барыбкин будет сопровождать вас.

– Хорошо. – Маргарита вместе с оперативником пошла к выходу. Корби смотрел ей вслед. «Скоро ее ждет то, что я пережил у машины моих родителей, – с неожиданной ясностью подумал он. – Она увидит его тело, его мертвое лицо и расколотую голову, его безвольные руки и сломанную ногу».

Следователь повернулся к Токомину.

– Теперь я снова Вас слушаю. Мы ведем следствие. Что еще Вы хотите знать?

– Все.

Крин скрипнул зубами.

– Я сам не знаю всего.

– Вы видите этот шрам? – сказал человек с изуродованным лицом. – Четыре года назад мой сын спас мне жизнь. Поэтому сейчас я хочу знать. Кто. Его. Убил.

«Андрей спас ему жизнь, – повторил Корби в своих мыслях. – Андрей сделал для своего отца то, что я не сделал для своего. Как странно. Как глупо, что я жив. Жив, виноватый во всем. Как глупо, что я отвергал Андрея».

Следователь тяжело вздохнул.

– Вот сидят люди, с которыми мне нужно поговорить, чтобы быть на шаг ближе к ответу на этот вопрос. Но сейчас я говорю не с ними, а с Вами, потому что уважаю Ваше положение. И еще потому, что Вы обвинили меня в том, что я пытаюсь от Вас отделаться. Я не пытаюсь. Я готов ответить на любые вопросы. Все, что я знаю.

– Хотите с ними говорить? – холодно поинтересовался Токомин. – Пожалуйста. Говорите. – Он отступил в сторону.

– Николай Рябин, пройдемте ко мне в отдел, – сказал Крин. – Всего несколько вопросов, и я смогу отпустить Вас и Вашего дедушку.

Корби механически встал и пошел за следователем. Молодой сотрудник отдела внутренних расследований закрыл за ними дверь.

– Я буду присутствовать при допросе, – сказал он в спину Корби. – Пусть вас это не смущает.

В комнате было светлее, чем в освещенном лампами коридоре. Стол Крина стоял боком к окну в выгородке из двух ширм. Старый монитор с маленьким мерцающим экраном, засаленная клавиатура, кипы бумаг, бокс с дискетами. За одной из ширм кто-то разговаривал, за другой работал принтер или факс. Корби предложили стул напротив Крина. Молодой мужчина сел с угла стола. Его молчаливое присутствие действовало угнетающе. В остальном все было как вчера: диктофон, анкета, только теперь вместо блокнота Крин использовал протокол.

– Ваше имя и фамилия? – Крин чему-то улыбнулся. – Ладно, я помню. Николай Рябин.

Он заполнил первые строчки протокола.

– Вы можете подтвердить, что видели, как трое неизвестных сбросили Андрея Токомина с крыши вашей школы?

Корби молчал. Он молчал с тех пор, как умолял своих друзей и родителей Андрея не ненавидеть его. «Да, – подумал он, – могу». Но ни слова не произнес.

– Вы можете подтвердить, что видели, как трое неизвестных сбросили Андрея Токомина с крыши вашей школы? – повторил Крин.

Корби облизнул губы. Сами собой потекли слезы. «Неважно, – подумал он, – ничего уже не важно». Следователь смотрел на него в удивлении.

– У Вас все в порядке? Почему Вы плачете? Вы понимаете, что Ваши показания очень важны? Вы можете плакать, но, пожалуйста, скажите «да».

– Это давление на свидетеля, – вмешался молодой человек из отдела расследований. – Рябин, очевидно, либо не хочет, либо не может отвечать.

– Вот что Вы лезете? – взвился Крин. – С тех пор как Вы здесь, у меня все из рук валится.

Молодой человек пожал плечами.

– Я ниже Вас по званию, но статус моей организации таков, что Вы обязаны мне подчиняться. Так что терпите.

Корби смотрел в окно мимо людей, которые сейчас о нем говорили.

– Вам угрожали? – спросил Крин.

«Да, – вспомнил Корби. – Оскаленный мне угрожал. Но я не боюсь. Я боюсь, что сейчас выйду отсюда и снова увижу глаза Ары и Ника, и отца Андрея. Вот чего я боюсь».

– Вас запугивали? Вы решили отказаться от своих показаний?

Корби замотал головой. Небо и ветви деревьев за окном расплылись, дышать стало трудно.

– Тогда почему Вы молчите?

«Я ненавижу небо, – подумал Корби, – потому что мой отец, моя мать и Андрей ходили под ним, а потом умерли. Но больше всего я ненавижу себя. Это я во всем виноват. Почему смерть забрала не меня? Ведь так было бы лучше для всех».

Из-за ширмы выглянула женщина лет тридцати пяти, простая, черноволосая, но еще миловидная.

– Толя, ну что ты его пытаешь? У мальчика полная истерика.

– А что мне делать, Наташа? Сейчас по Москве бегает на трех убийц больше, чем вчера утром. И я не знаю, почему он ревет – потому что ему жалко одноклассника, или потому, что он знает, кто эти люди.

Корби снова замотал головой.

– Нет? Не знаешь, кто убийцы?

Корби опять помотал головой.

– Жаль.

– Вы обязаны прекратить допрос, – сказал молодой человек из внутренних расследований. Потом он обратился к Корби. – Думаю, на сегодня Вы свободны.

Крин швырнул ручку о стол так, что она отлетела и стукнула по клавиатуре компьютера. Выключил диктофон, скомкал протокол и швырнул его в мусорку.

– Да, статус Вашей организации таков, что я должен Вам подчиняться. Но этот молодой человек Вам подчиняться не обязан. Сколько Вам нужно времени, чтобы успокоиться? – спросил он у Корби. – Полчаса? Час? Еще как минимум полтора часа я буду здесь. Поэтому будьте так добры, постарайтесь за это время привести себя в порядок и возвращайтесь сюда, чтобы ответить на мои вопросы. Если у Вас есть любые опасения насчет собственной безопасности или безопасности других людей, Вы можете их высказать. Мы Вам поможем.

Корби судорожно покивал, но с места не поднялся.

– Пойдемте, Николай. – Крин как-то умудрился поднять Корби на ноги и повел его к выходу. «Не хочу, – подумал Корби, – не хочу уходить отсюда. Не хочу видеть их всех». Он вывернулся из рук Крина и уткнулся лбом в стоящий у стены шкаф-сейф.

– Господи, да что такое, – пробормотал следователь. Он открыл двери в коридор. – Рябин.

– Да.

– У вашего внука истерика.