Нэнси Холдер - Антология «Дракула» Страница 3

Брэм женился на Флоренс 4 декабря 1878 года. Пять дней спустя они отплыли в Англию, чтобы присоединиться к Генри Ирвингу, который купил театр «Лицеум» и предложил Брэму возглавить актерскую труппу. К ужасу своей матери, Брэм не раздумывая согласился. Когда она узнала, что Брэм лишился служебного содержания, то лишь холодно заметила: «Я вижу, ты стал антрепренером у бродячего актера». Но Брэм знал, что это одно из величайших театральных партнерств в истории.

Принято считать, что Ирвинг стал вдохновителем «Дракулы». Одной памятной ночью в Париже Орсон Уэллс рассказал мне, что, когда ему было столько же, сколько мне сейчас (а тогда мне был двадцать один год), он встретил Стокера в Дублине и тот поведал ему по секрету «удивительную историю» — он написал пьесу о вампире для своего друга Генри Ирвинга, который с презрением отклонил ее. «Но ты знаешь, — театрально понизил голос Орсон, — Стокер отыгрался. Он переработал пьесу в роман, и теперь портрет графа как две капли воды похож на Ирвинга!»

Занятная история, вот только две вещи немного смущают: Стокер умер за три года до рождения Орсона Уэллса и граф в романе носит длинные седые усы. Хотя в целом некоторые ассоциации с Ирвингом все-таки прослеживаются. Язвительный по натуре актер сам был воплощением вампира, высасывая жизнь из тех, кто его окружал, и в особенности из Стокера.

Актриса Эллен Терри отмечала: «На протяжении лет Ирвинг получал почести благодаря Брэму Стокеру. Он никогда бы не получил всего этого самостоятельно». Он не принимал Стокера всерьез и частенько высмеивал его в компании, хотя Стокер был воплощением преданности.

Но все же мало кто из актеров смог бы сыграть графа Дракулу так эффектно, и портрет Ирвинга как нельзя лучше отвечает нашим представлениям о вампире, хоть и отличается от книжного. Но — и я твердо в этом убежден — слишком смело заявлять, что образ графа Дракулы списан с Ирвинга. Подобное утверждение отрицает живое воображение Стокера, сделавшее «Дракулу» шедевром. И несмотря на то, что актер не всегда обращался со Стокером должным образом, он был проводником Стокера в тот мир, который мог бы ему так и не открыться. Во время турне по Америке Стокер познакомился со своим кумиром Уолтом Уитменом, и никто из них не был разочарован. «Что он за славный парень! — заметил Уитмен после. — Словно глоток свежего, здорового морского воздуха». Хотя и сожалел, что тот до сих пор не называет себя Абрахам «по-взрослому». Стокер в ответ назвал его «Человечищем среди людей!»

Влияние Ирвинга на формирование образа Дракулы происходило как-то незаметно, само собой, когда все они собирались в «Бифстик рум», располагавшемся позади театра «Лицеум». Это место служило закрытым клубом, где проводились увеселения для знаменитостей после театральных представлений. Одним из гостей был профессор Арминий Вамбери — отважный авантюрист, играющий в большую политику. Он тайно внедрялся в области Среднего Востока с целью разведать, как русские преуспели в своем намерении продвинуться вперед к Индии. Это было навязчивой идеей Британии, и его информация считалась бесценной. Он был награжден орденом и представлен королеве Виктории как «верный и преданный друг».

Я уверен, что это именно Вамбери, поскольку сам был родом из Венгрии, рассказал Стокеру о суевериях (которые были так распространены в Трансильвании), связанных с вампирами, и стал прототипом Ван Хелсинга (охотника на вампиров) в романе.

В своих «Личных воспоминаниях о Генри Ирвинге» («Personal Reminiscences of Henry Irving») Стокер выделяет профессора Будапештского университета как одного из интереснейших гостей, кто побывал на их пьесе «Мертвое сердце» («The Dead Heart») 30 апреля 1890 года и остался на ужин. Когда его спросили, не испытывал ли он когда-нибудь настоящий страх, Вамбери ответил: «Страх смерти — нет, но я боюсь мучений. У меня постоянно при себе пилюля с ядом, зашитая в воротник пальто. Я без труда дотянусь до нее ртом в том случае, если мои руки окажутся связанными, а что потом — мне все равно!»

Я думаю, что именно Вамбери рассказал Стокеру о Владе Колосажателе, также известном под именем Дракула, сыне воеводы по прозвищу Дракул, что означает «дракон» или «дьявол». Представляю себе, с каким удовольствием Стокер крутил на языке это имя, пробовал его на «вкус». Это единственное слово стало заглавием его романа — «Дракула». Великолепно!

Влад был настоящим кровопийцей, невероятно жестоким даже для своего времени. Как-то он созвал всех бедных жителей, досыта накормил их, а затем запер все двери и поджег дом, в котором устраивался кровавый пир. Это один из ранних примеров своего рода этнической чистки. Влад получил свое прозвище, когда устроил обед во время казни взятых в плен турок. Их насаживали на деревянные колья, и смерть их была медленной и мучительной. Но Влад не был вампиром. Более того, он был национальным героем, и после одной победы, одержанной над иноверцами-турками, христианство распространилось даже на Родосе.

Когда в 1972 году я прилетел в Бухарест, министр пропаганды пребывал в совершенно подавленном состоянии, которое объяснял тем, что несколько венгров узнали о графе Дракуле и было жизненно важно не перепутать его с одним из нескольких уважаемых ими героев. Вот, собственно, что произошло! Сегодня пораженные туристы, стирающие деревянные полы замка Бран, благодаря гидам уверены, что это замок Дракулы. Подобно Джеку-потрошителю, ставшему практически мифическим персонажем, граф Дракула все больше и больше приобретает черты реального человека.

Замка Дракулы не существует, хотя Министерство по туризму Румынии подумывало о строительстве такового — Диснейленда ужасов, где управляющий, приветствуя экипажи, произносил бы: «Я Дракула. Прошу вас пожаловать в мой дом». А за ужином подавалось бы кроваво-красное вино, под аккомпанемент волчьего воя, записанного на пленку.

Нет сомнений, и Стивен Джонс уже отмечал это в своем вступлении, что на Стокера оказал влияние «валашский князь, правивший в середине XVI века», что подтверждается и в тексте романа, когда граф рассказывает Харкеру о том, что «на этой земле столетия воевали саксонцы, валахи и турки. Здесь едва ли найдется клочок земли, не политый человеческой кровью — и защитников, и захватчиков». И с гордостью вспоминает историю о том, как его предок разгромил турок. «Кто же, как не один из моих предков, переправился через Дунай и разбил турок на их же земле? То был настоящий Дракула!»

Как бы то ни было, но я всецело уверен в этом и поэтому повторюсь снова: Стокер использовал любой доступный источник — в этом отчасти заключался успех «Дракулы». Но и отказывать Стокеру в воображении, даже если это касается одной только этой книги, крайне несправедливо.

Считается, что прототипом замка Дракулы служил замок Слэйнс, расположенный недалеко от Круденского залива, на севере Абердина, где Стокер написал большую часть романа. И хотя Слэйнс громоздится на отвесной скале над Северным морем — едва ли за лесом, — именно там у Стокера родился замысел книги, но слишком поверхностно проводить такие параллели.

В свое первое утро в Бистрите (в романе Бистрица — местечко, где Джонатан Харкер был предупрежден хозяйкой гостиницы о наступлении Вальпургиевой ночи, когда «вся нечисть, какая только есть на земле, войдет в полную силу») я был разбужен звуками ударов и, выглянув в окно, увидел плотника, мастерившего во дворе гроб. Хорошенькое начало! Позднее в тот день я прогулялся по ущелью Борго, так же как и Харкер, и те же самые картины предстали предо мной: туман, сосны и особая атмосфера. И хотя здесь никогда не ступала нога Стокера, он тщательнейшим образом собрал сведения об этих местах благодаря путеводителям «Бедекер» и экспозиции по Трансильвании, которую он посетил в Лондоне. Не будет преувеличением сказать, что Стокер был сильно впечатлен.

Отношения с Ирвингом завершились самым печальным образом, когда актер по существу предал Стокера, приняв предложение от другого антрепренера. За отсутствием деловой хватки проект провалился, но Ирвинг не мог признать своей вины. Эллен Терри ссудила ему несколько тысяч фунтов стерлингов — я видел долговые расписки, — но труппа настолько сильно нуждалась после прощального турне Ирвинга, что Стокеру пришлось остановиться в Брэдфорде в дешевых апартаментах. Когда он позвонил в отель Ирвингу, то узнал, что его друг умер в фойе. После того как Стокер перенес Ирвинга наверх, он выполнил свои обязанности, как исполнял их на протяжении двадцати пяти лет, и разослал телеграммы, чтобы сообщить миру о том, что первый актер, возведенный в рыцарское достоинство, скончался.

Сын Стокера, Ноэл, ненавидел Ирвинга за то, что тот разрушил жизнь его отца, но в мешке с письмами Брэма, который его сын отдал мне, когда я был еще очень молод, я обнаружил конверт с запиской, сделанной небрежным почерком Ирвинга химическим карандашом: «Ты выше всех мужчин, над которыми я имел власть, дорогой».