Элиза Крейв - Надлом Страница 6

смахнуть с него пыль.

Мои глаза наполняются слезами.

— Что… — Я тяжело сглатываю. — Что это такое было?

— Демоны.

Спасибо, Эйнштейн. Это я поняла.

— Видишь ли, духовная битва намного менее теоретическая, чем ты, возможно, думаешь.

Сколько раз он репетировал эту фразу? Я бы не стала делать суждения о том, что я думаю,

глупый мальчишка. Я позволяю скатиться слезе.

Он спешит успокоить меня:

— Не плачь, я защищу тебя.

Унизительно. Ужасно унизительно.

— Чего они хотят? — спрашиваю я.

Парень садится на пол рядом со мной и успокаивающе гладит мою ушибленную спину. Я

стараюсь не морщиться и смотрю на него так, словно он мой герой, что не менее болезненно.

— Разрушить мир, — говорит он.

Видимо, подражатели охотникам на монстров склонны к драматизму. Чтобы скрыть своё

раздражение, я переключаю своё внимание на лежащее напротив нас тело.

— Разрушить мир? — подталкиваю я парня.

Он видит, куда я смотрю, и встаёт. Идёт туда, где лежит тело, и достаёт из-за пояса сферу.

Нечто похожее он бросил в приёмную, нечто похожее обожгло моё плечо. Он откупоривает пробку и

поливает жидкостью весь труп. Тело начинает дымиться и пузыриться. Парень поворачивается ко

мне, подносит шар к губам и делает глоток. Я задыхаюсь.

— Не переживай! Это всего лишь вода! Ну, святая вода. Но она ранит только демонов.

Я осторожно поправляю вырез на ночной рубашке, чтобы лучше скрыть ожоги на своём

плече.

Он предлагает шар мне.

— Попьёшь?

Я стараюсь не выглядеть повергнутой в ужас.

— Так как они пытаются разрушить мир? — спрашиваю я снова. Придется рассмотреть

другие средства из моего арсенала. Говори же, парень!

Он садится на корточки и свободной рукой убирает волосы себе за ухо. Мы оба наблюдает за

тем, как разлагается тело.

— Захватив его. Подавляющее число тех парней изначально не были такими. Большинство

демонов когда-то были обычными людьми, которых убедили продать их души. Затем, умерев, они

стали демонами и начали убеждать других.

Наконец какая-то полезная информация. Я не продавала свою душу, но, возможно, это не

относится к полукровкам. Мне кажется, это определение вполне говорит само за себя. И хотя моя

мамочка оказалась большой выдумщицей, я уверена, она не была демоном.

— А остальные? Откуда берутся другие демоны?

— Некоторые демоны просто существуют. Я не знаю точно, но есть куча теорий. Ангелы,

ставшие на сторону Люцифера во время его падения, слуги, созданные Сатаной таким же образом,

как Бог создал Адама. — Он пожимает плечами. — На самом деле, я не очень запариваюсь по поводу

всяких теорий, мне достаточно того, что я знаю, кого убивать, — он улыбается во все зубы.

При других обстоятельствах, возможно, мы смогли бы стать друзьями.

— Ещё есть полукровки, — продолжает он, — они уже такими рождаются. Суккубы и инкубы

пытаются расширить свои ряды «естественным путём».

13

Та-дам! Я пытаюсь справиться с любопытством, чтобы произнести вместо скажи-мне-прямо-

сейчас-прежде-чем-я-откручу-тебе-голову-и-попытаюсь-высосать-из-неё-всю-правду:

— Пожалуйста, продолжай.

Должно быть, это сработало, потому что он продолжает говорить, а не пытается убежать.

— Также демоны подпитываются душами хороших людей, которых не могут переманить на

свою сторону — это для них своего рода наркотик. Главным образом они пытаются уничтожить

Маяки — людей особенно хороших или имеющих позитивное влияние на мир. Да Винчи, Ганди,

Бетти Уайт и Мать Тереза являются классическими примерами, но существует ещё куча других,

менее известных представителей.

Он посылает мне многозначительный взгляд, и я замираю. Он не может знать, что я ем души.

Никоим образом. Всё, что он видел — демонов, пытающихся меня убить. О боже, должно быть он

имеет в виду…

Ахахахахаха. Он думает, я — Маяк. Я смотрю вниз, чтобы скрыть свои блестящие глаза.

Плохой день или нет, это весело.

— Всё в порядке. Ты не должна бояться. Я тебя защищу.

Большой сильный мужчина защитит девушку! Я стараюсь смотреть ангельски беспомощно,

по-Маяковски. Что вряд ли возможно при моей стрижке и покрывающей меня крови. К счастью, он,

видимо, непробиваемо туп.

— И что… что ты, собственно, такое? — мой голос сладок. Робок. Благоговенен.

— Малахай Дюпейнс, но ты можешь называть меня Хай.

Я спросила «что», а не «кто». Забавно, что его прозвище рифмуется со словом «умирай».

Должно быть, это знак? Мы пожимаем руки, и они слегка прилипают друг к другу, наверное из-за

крови.

— Я Борец. Или, как минимум, стану им, когда завершу обучение.

Он гордо выпячивает грудь.

— Но ты силён, — я подлизываюсь, я трепещу. — Достаточно силён, чтобы сразиться с тем

монстром… ты не можешь быть обычным студентом, — я видела, как он двигается, он не просто

человек.

— Нет, это у меня в крови. Мои предки боролись с демонами на протяжении веков. Нам были

даны определённые… дары… чтобы помочь нам.

Вот дерьмо. Мне это не нравится.

— Как ты узнал, что я нуждалась в помощи?

— Я могу чувствовать демонов, это тоже часть дара.

Дважды дерьмо. Это мне ещё больше не нравится. Эта «чувствительность к демонам»

выбивает из колеи, мне конец.

— Я знал, что они здесь, поэтому пришёл сюда, чтобы спасти тебя, — он снова выпячивает

грудь. — Это то, что делают Борцы.

Парень наклоняется, сокращая дистанцию со мной, полу-демоном, и я думаю о том, что

впереди его ждёт короткая и невпечатляющая карьера. Потому что, хоть он и сохранил мне жизнь, он

делает карьеру, охотясь за моим видом. И дело не в том, что я ощущаю хоть малейшую преданность

к своему «виду», а в том, что возникнет проблема, как только он почувствует, кто я такая. На самом

деле, выбора нет.

Я собираюсь его убить.

Глава 4

Маме бы это не понравилось, но я слегка раздражена на нее после встречи с демонами,

которые чуть меня не угробили. Что больше всего меня убивает в этом (смешно, правда?), так это то,

что мне выпал второй шанс узнать, кто же я такая. Я почти два месяца бесцельно бродила в

окрестностях Северной Каролины, а теперь за какие-то два часа у меня появилась возможность

узнать правду аж дважды. И вот во второй раз за два часа я собираюсь врезать этой возможности по

морде. Если бы плечо не саднило так сильно, я бы с досады схватилась за волосы.

14

Но, в действительности, у меня нет выбора. Этот парень один справился с тремя демонами; с

тремя демонами, которые ловко схватили меня за задницу. А мёртвой мне ответы совершенно не

пригодятся.

Даже при том, что мама уже ничего не скажет, я всё же чувствую вину за то, что придется

убить моего спасителя. Но что я могу сказать? Да, я кусаю руку, которая меня кормит. И, в любом

случае, он бы не спас меня, знай он правду. Мой спаситель бы тут же попытался стать моим

убийцей, если бы только её узнал.

Я пойду на компромисс и сделаю всё быстро. Это меньшее, что я могу сделать, сама испытав

страх и боль перед неминуемой смертью. Мне просто надо, чтобы он повернулся ко мне спиной, и

тогда это закончится прежде, чем он поймёт, что произошло. Я внимательно осматриваюсь, ища, чем

бы его отвлечь, и мой глаз натыкается на самое очевидное в этой комнате.

Я указываю на тлеющее тело.

— Ты уверен, что он мёртв?

Он дымится и истекает слизью, так что да, он совершенно точно мёртв, но я надеюсь на то,

что Хай больше одарён в физическом плане, нежели в умственном.

— Да.

— Может, тебе следует удостовериться?

— Нет, я достаточно уверен, — его глаза сверкают.

— Мне показалось, что он шевелится.

— Вряд ли.

— Просто иди и проверь его! — рявкаю я, не выдержав, затем откашливаюсь и, всхлипнув,

кладу ладонь на его руку. Поднимаю взгляд из-под опущенных ресниц и взмахиваю ими несколько

раз для пущего эффекта. — Прости, я просто хочу убедиться, что он не вернётся за мной.

Хай улыбается как парень, которого глупая девчонка попросила наступить на паука, и я знаю,

что победила.

Какая досада, у него действительно симпатичная улыбка.

Хай вскакивает на ноги, и я протягиваю ему руку, чтобы он помог мне подняться. Он

проходит несколько метров по направлению к телу, а я отступаю назад.

Я смотрю на его широкую спину и думаю о смерти. О цветах, ароматах, хлюпанье и брызгах

крови. Я думаю о Голоде и силе. О контроле. Кровожадность растёт и пульсирует в венах,

распространяясь подобно горячему и пьянящему яду. Я позволяю ей захватить меня, и веселье

заменяет приступы сожаления.

Я припадаю к полу и перекатываюсь на подушечки пальцев ног. Напрягаюсь. Прищуриваюсь,