Рон Хаббард - Навстречу Возмездию Страница 11

Бумажка оказалась официальным документом:

"ПОСТАНОВЛЕНИЕ ВЕРХОВНОГО СУДА

Поскольку первая сторона КРОШКА БУФЕР находится под защитой данного суда, а вторая сторона СУЛТАН-БЕЙ, известный под псевдонимом ИНКС-ВИТЧ или под любым другим псевдонимом, имеет основания желать первой стороне СМЕРТИ, то суд настоящим документом выносит запрет на УБИЙСТВО первой стороны.

Если в срок, назначенный судом (каковой может быть определен произвольно), первая сторона КРОШКА БУФЕР не будет обнаружена, а вышеупомянутый СУЛТАН-БЕЙ, он же ИНКСВИТЧ, даже если он примет на себя другой псевдоним, не сможет предоставить первую сторону в распоряжение суда живой и невредимой в приемлемое для суда время, он автоматически считается совершившим УБИЙСТВО первой стороны и будет признан виновным в УБИЙСТВЕ ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ ТЯЖЕСТИ.

Кувалдер Твист, судья, член Верховного суда".

Я сидел, дрожа, пригвожденный к месту этим ужасным документом. Самое простое, если верить учебникам Аппарата, решение оказалось мне недоступным!

Было слишком поздно убивать Крошку! Я упустил свой шанс!

— Пожалуйста, обрати внимание, — сказала Адора, — что я отдала тебе эту бумагу, а значит, ты получил ее в законном порядке, и сей факт будет учитываться на суде. Таким образом, у тебя нет выбора. Ты будешьсотрудничать с нами в деле дегомосексуализации гомосексуалистов. Мы начнем осуществление нашей программы на следующей неделе. И ты сделаешь то, что обязан сделать, или отправишься в федеральную тюрьму, и там тебя каждый день будут насиловать сокамерники. Итак, через семь дней мы начинаем — и никаких отговорок.

А теперь пойди прими душ и подготовься к встрече с сегодняшними девочками. Ты весь покрылся потом, и от тебя несет.

Несло от меня резким, кисловатым запахом панического страха.

В этот момент я понял, что, невзирая на любые обстоятельства, должен сбежать. И у меня осталась всего одна неделя.

Что мог я сделать за эту неделю?

Я должен был собрать все свои силы!

Часть ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Глава 1

Я провел жуткую бессонную ночь. Я ворочался, перекатывался с боку на бок и дергался. Время от времени мне казалось, что эта (…) девка уже у меня в руках. Я готов был голыми руками придушить ее, словно котенка.

Но было слишком поздно. Я не мог даже пальцем дотронуться до малолетней (…)!

Я проснулся с опухшими глазами и пожелтевшей физиономией. С помощью марихуаны — но без единой капли алкоголя — я с трудом привел себя в чувство. Мне удалось перевесить зеркало так, чтобы я был уверен в том, что ни один «голубой» не сможет ворваться ко мне, когда я, голый, занимаюсь сексом. Травка помогла мне кое-как удовлетворить девушек. Сам я почти ничего не почувствовал. За эти дни "радости секса" совершенно потеряли для меня свою притягательную силу.

Единственным, что мне запомнилось в это утро, было то, что у меня не болела голова. Но когда действие наркотика ослабло, меня снова охватил вихрь панического ужаса.

Трясущимися руками я приготовил бхонг и затянулся почти дюжину раз. Но вместо того чтобы успокоить меня, он только усилил чувство страха.

Я потратил почти полчаса, чтобы побороть дрожь в руках и заварить крепкий кофе. И залпом выпил его. Руки у меня задрожали еще сильнее.

Жизнерадостный голос потряс меня до глубины души.

— Привет, Инки. Я решила забежать к тебе по дороге в школу. Ну, парень, теперь я знаю, как надо (…)! Передо мной во всей своей красе стояла Крошка — с хвостиком, в обтягивающих штанишках и гольфах до колен. Она взглянула на часы с Микки Маусом.

— У меня есть пара минут. Я могу тебе кое-что показать.

— Не знал, что твоя фамилия "Буфер", — глупо заметил я. Я собирался сказать: "Это ты меня подставила, грязная, вонючая (…)!" Но мне надо было соблюдать осторожность.

— Да, — ответила она. — Мои родители — очень известные люди. Но я не люблю похваляться их именем. Они состояли во всех организациях мафии и переезжали с побережья на побережье. Они были самыми выдающимися преступниками, пока их не отправили в газовую камеру в Калифорнии за убийство губернатора. Но их имена будут жить вечно. Ну вот, раз мы теперь официально познакомились, как ты смотришь на то, чтобы лечь в кроватку? Я освоила действие еще одного мускула. Сейчас покажу. Начинается все с колена. Нужно поставить ногу парню на… сейчас я сниму ботинок и носок…

— Крошка, Богом клянусь, я очень расстроен и нервничаю. Беги лучше в школу, Крошка. — Мне хотелось сказать: "Ты подставила меня, грязная, вонючая (…)!"

— Нет, тебе так просто от меня, не избавиться. Я специально пришла рано. Вот, попробуй жвачку. Она снимает напряжение и вроде как заменяет секс с мальчиками. Так мне сказал психолог. Мне жаль, что теперь я не помогаю ему — я ведь рассказывала тебе.

Я сунул в рот жвачку. Вкус у нее был как у пластмассы.

Когда ты ее разжуешь, то растяни по передним зубам, подуй, и получишь пузырь. Господи, да не так. Клянусь, Инки, ты ведешь себя так, словно никогда в жизни не бывал ни в одном цивилизованно месте.

Она сунула пальцы мне в рот и заставила дунуть. Пузырь получился просто громадным.

И неожиданно лопнул.

Ошметки жвачки залепили мне лицо.

Крошка весело расхохоталась.

— Опоздаешь в школу, Крошка, — сказал я. А сам подумал: "Ты меня подставила, грязная шантажистка, (…) и я бы отдал половину жизни, — а благодаря тебе, мне не так уж много осталось, — чтобы убить тебя на месте".

Но я не сказал этого.

— Ладно, я пошла, — произнесла она. — Да, между прочим, ты меня как-то спрашивал, занимаются ли китайцы этим со мной. Я должна рассказать тебе, Инки. Можешь не верить, но трое из них «голубые»! Они ни за что не притронутся к женщине, даже не подойдут к ней. Я застукала их прошлым вечером и сказала об этом хозяйке школы — гонконгской проститутке, а та лишь спросила: "Правда?" и пошла смотреть. Поэтому мне ничто не угрожает, Инки. Я берегу силы для того, чтобы (…) тебя. Та-та-та. — И она ушла.

Неожиданно упоминание о «голубых» пронзило меня до самого сердца.

Я сидел без движения.

Лучи весеннего солнца полосами ложились на пол.

Полосы. Решетки.

Внезапно замигал экран Кроуба. У него шла консультация с двумя психиатрами. К операционному столу оказался привязан мальчик лет двенадцати: глаза его были широко раскрыты от ужаса, а рот закрывала хирургическая повязка.

— Бесполезно, — произнес один из психиатров. — Он не только настаивает, что воровать плохо, но и не желает присоединиться ни к одной из действующих в округе банд. — При этом доктор психиатрии покачивал перевязанной рукой.

— Совершенно антисоциален, — подтвердил другой психиатр. — Отщепенец. Не видит своей же пользы.

— Он безнадежен, — отозвался первый психиатр. — Его родители отправили его ко мне в пятилетнем возрасте. Прошло семь лет, но он не сумел продвинуться вперед. Он не желает покупать наркотики у учителей и, несмотря на повторные сеансы электрического шока, отказывается проявлять невротические наклонности.

— Он не сможет учиться в колледже, — заметил другой психиатр, печально качая головой.

— А теперь стал до того нервным, — продолжал первый психиатр, — что отказывается разговаривать! Когда я подхожу к нему, он вопит, что боится нас.

— Почему вы сразу об этом не сказали? — спросил Кроуб. — Консультация и так затянулась.

— Ну, вначале я сказал, — произнес первый психиатр, — что мы имеем дело с паническим синдромом. Я доставил его вам, чтобы вы могли его прооперировать. Я не могу. Я о него всю руку отбил.

Мальчик отчаянно пытался освободиться: он вертелся и пытался что-то сказать.

— Лежи смирно, — велел второй психиатр и профессиональным жестом стукнул его в солнечное сплетение. Мальчик потерял сознание.

Кроуб подал знак, и к нему подбежали два атлетически сложенных санитара. Один нес шприцы и лекарства, а другой толкал перед собой машину для электрического шока.

Первый, с лекарствами, воткнул иглу капельницы мальчику в вену. Другой присоединил к его голове электроды шоковой машины.

Контакты затрещали, и от электродов потянулся легкий дымок.

Оба психиатра улыбнулись и кивнули Кроубу.

— Уверен, — произнес первый, — что вы сможете сделать это так же, как я показывал вам на той женщине. Это очень простая операция: надо всего лишь перерезать нерв вагуса.

— Это ему поможет. Он уже ничего не будет бояться. Ваготомия — чудесное средство, — добавил второй.

Кроуб взялся за нож. Он вскрыл брюшную полость мальчика, ногтем подцепил нерв и, взяв пару маникюрных ножниц, вырезал часть нерва.

Первый психиатр забрал у него удаленный кусок и принялся разглядывать.