Анджей Земянский - А если Бог это я? Страница 11

— О Боже! Уже бегу, — и он ринулся бегом вдоль улочки. — Уже бегу разыскивать ваше авто.

— Ну, бл-и-ин, — шепнула Оля.

— Точно так же и в действительности. Прими ее правила, но перехвати инициативу.

— Но внизу нельзя творить чудес.

— Это тебе только кажется. — Ружицкий огляделся по сторонам. — Ладно, здесь со своим вмешательством я чуточку перегнул палку. Я уже не контролирую собственных эманаций, а мир изменится на более нам способствующий.

Узенькая улочка внезапно расширилась. Она уже не была серой и грязной. Все вокруг сияло чистотой, под стенами появились столики под разноцветными зонтами, за столиками весело шумел народ. Прохожие улыбались друг другу. Маленькая церквушка превратилась в огромный готический собор, а окружавшие его дома — в невероятные архитектурные конструкции, покрытые лианами неизвестных растений.

Внезапно их окружила группа городских стражников.

— Мы ужасно извиняемся, — сказал старший рангом. — Полиция об автомобиле ничего не знает. Потому мы своровали пожарную машину, — он подал им ключи зажигания. — Можете спокойно возвращаться во Вроцлав.

— Ваш мир очень красивый, пан доктор, — сказала Оля.

— Ладно, но давай сматываться, а то уж слишком много аберраций.

Девочка отрицательно покачала головой.

— Не прощу себе, если не проедусь на пожарной машине.

— Ну, если хочешь, только побыстрее, пока здесь не установилась страна всеобщего счастья.

Сам он занял место за рулем. Ружицкий понятия не имел, как управлять столь специализированной машиной, но оказалось, что все точно так же, как и в его «хонде». Оля выставила голову в люк наверху.

— Не проедем. Перед нами толпа с цветами и надувными шариками.

— Полей их из водяной пушки.

— Но тут на цистерне написано «Кока-кола».

Ага, к его эманациям начали присоединяться и ее собственные.

— Поливай!

Девочка запустила водяную пушку, послав вперед коричневую, пенящуюся струю. Толпа кричала «ура!». Когда содержимое цистерны закончилось, Оля переключила на «фанту». Потом отстрелила гранаты с жевательной резинкой.

— Все, сваливаем. А то еще летать начнем!

— А тут и летать можно?

— Бежим, детка!

Всем собой Ружицкий поглощал солнечный рассвет, заполненный голосами птиц и отзвуком тяжелых капель, скатывающихся с навесов после ночного дождя. В пять утра еще не был слышен акустический фон огромного города, потому каждый звук казался более громким, конкретным, хрустально чистым. Ослепленный восходящим солнцем, Ружицкий едва не столкнулся с полицейским, который курил в тени большого платана.

— Ой, прошу прощения.

— Ничего страшного. Добрый день, пан заведующий.

— Добрый. Только никакой я не заведующий.

— А все вам уступают дорогу. Мне показалось, что вы здесь командуете.

Ружицкий отрицательно мотнул головой. Громадная мусоровозка подъехала к мусорным бакам и, понятное дело, заблокировала его машину на стоянке. Ладно. Несколько минут подождем.

— А вы только с работы? — заинтересовался полицейский.

— Да. Я работаю по ночам, а…

— А днем отсыпаюсь, — закончил тот. — К сожалению, эта боль мне знакома.

Ружицкий тихонько рассмеялся.

— Я вас удивлю. Я одновременно и сплю, и работаю. Ну а днем попросту пользуюсь всеми прелестями жизни, поскольку здесь очень даже хорошо платят.

— Не понимаю.

— Моя работа заключается в том, что я сплю и вижу сны.

Полицейский загасил окурок в специальной мисочке с песком сверху ближайшей корзины для мусора.

— Все так же не понимаю, но вам завидую. После ночного дежурства целые сутки я совершенно никакой. Днем заснуть никак не могу.

— Тогда заскочите ко мне в кабинет как-нибудь вечерком. Я покажу вам кое-какие штучки, чтобы молниеносно засыпать.

— Боже праведный, неужели такие есть?

— Есть. И очень эффективные.

Мусоровозка никак не отъезжала, блокируя его автомобиль, поэтому он продолжил беседу.

— А тот преступник, которого вы привезли, он кто-то ужасный?

— Да нет. Прокуратура пыталась приписать ему помощь в «самоубийствах» нескольких его неприятелей в той фирме, где он работал, но доказали только один случай. Да и то — всего лишь косвенные улики.

— И вот по этой причине…?

— Нет, нет. Приблизительно через полгода его заключения самоубийством кончил его сокамерник. Остальных мы разместили по другим камерам, а тут — бах! — в той, где находился этот наш тип, снова самоубийство. И никто ничего не знает. Все спали. Тогда мужика перевели в камеру с видеонаблюдением. И третий случай попытки покончить с собой. Камеры показали, что наш подозреваемый спал сном праведника.

— Так вы считаете, что он убивает во сне? — удивился Ружицкий.

— Уважаемый, мы полиция, а не кружок спиритистов. Но тут, как назло, телевидение раздуло дело о «самоубийствах» в тюремных камерах. Покатились головы, даже министра сняли. Ну и теперь боятся. Этого прислали сюда на исследования, а в случае чего — у них будет бумажка, что мы ничем не пренебрегли.

— Это точно.

— Ведь лучшей клиники нет во всей стране. Опять же, благодаря вашей бумажке, чьи-то головы останутся на своих шеях. Ежели чего…

— Как раз этот ход мыслей я прекрасно понимаю.

Громадная мусоровозка чихнула погромче и направилась в сторону выездных ворот. Ружицкий, наконец-то, мог выехать на собственной машине. Он уже попрощался, нащупал в кармане ключи, но, сделав пару шагов, остановился.

— Прошу прощения, но вот так, в частном порядке, не как полицейский и не как участник спиритического кружка… Вы считаете, что это он?

— А черт его знает. Странный он какой-то, — полицейский инстинктивно снизил голос. — Сокамерники, правда, на мозоль ему наступили. И сильно…

— Это те, который потом покончили с собой?

Полицейский оглянулся по сторонам, проверяя, никто ли их не подслушивает, потом кивнул.

— Угу.

Крик охранника, казалось, заполнял весь коридор. У этого человека был талант и замечательная глотка. Если бы в окнах были обычные, магазинные дешевые стекла, они должны были бы начать резонировать и дрожать. Только Станьчик заказывал стекла наивысшей ценовой категории, которые привозили ему по особому заказу. Стены тоже обладали превосходным звукопоглощением, и только лишь поэтому сторож не разбудил всю клинику.

— Пан доктор! Пан доктор!

— Ну вот он я, здесь. — Ружицкий прикрыл за собой двери. — Что случилось?

— Все вас ищут! — рявкнул тот в ответ.

— Так мне что, уже и в сортир нельзя выйти? Что стряслось?

— Ну, тот молодой вип приказал вас найти. А то кончится на месте.

— От испуга?

— От счастья, — выпалил охранник. Он сделал жест, как будто собрался потянуть доктора за рукав. — Сюда, сюда!

— Дорогу я знаю.

Он никак не был приготовлен к тому, что перескок у Игоря случится столь быстро. Правильно, это было только начало пути, но надежды все более сильные. Неожиданно до него дошло, что случай оказался слишком легким, и что иррационально он совершенно перестал его интриговать. Разве это вызов? Так, очередной пример для личного hall of fame, еще одна табличка, которую можно было привесить в зале славы. Но… Где-то в подсознании он чувствовал, что на сей раз это еще не конец. Что все вокруг складывается в некий странный план. Паттерн, очертаний которого он пока что не способен охватить. Сплетение случайностей. Молодой паралитик с надеждой на коварное оздоровление; малышка Оля, обладающая талантами и возможностями, почти что как у него самого, а тут еще бандит, которого он пока что не успел посетить во сне. Хм… Или все это каким-то образом соединялось?

В VIP-палате стояли Малый с выражением ярости на лице и радостная медсестра. Увидав Ружицкого, Игорь крикнул:

— Пан доктор, удалось!

— Ммм?

— Я задал себе тот вопрос во сне! Наконец!

Ружицкий придвинул стул, жестом руки отправив остальных из палаты.

— Ну что, рассказывай.

Игорь глотнул слюну.

— Мне снилось, что я заперт в каком-то помещении вместе с еще несколькими людьми. Не знаю, почему, но все вокруг ужасно боялись. Нечто близилось, оно было уже вот-вот, под самой дверью. Моя паника достигла зенита, и тут: бабах! Словно молния. Я задал себе вопрос: «А не снится ли мне это?» И это было странно, совершенно невероятно. До меня дошло, что я сплю, и что я все могу. В страхе мне вдруг захотелось перенестись в безопасное место. И я вдруг оказался на залитом солнцем шоссе, в огромном красном кабриолете среди песчаных холмов. Вокруг — ни души. Левая моя рука лежала на руле, а в правой у меня была громадная порция мороженого; ехал я достаточно быстро и был счастлив. Странно, правда?

Ружицкий отрицательно покачал головой.