Анджей Земянский - А если Бог это я? Страница 12

Ружицкий отрицательно покачал головой.

— Только ведь я не люблю мороженого.

— Ну, выходит на то, что ты врешь.

Парень пожал плечами. После минутного раздумья, он вернулся к прерванному рассказу.

— И тут мне сделалось как-то не по себе, что я удираю, раз во сне могу все, что угодно. И я развернулся. На заднем сидении машины лежало ружье. Правда, с другой стороны, я несколько опасался этого «чего-то», которое таилось в предыдущем месте. Там, где в доме ожидали люди. Но в бардачке на передней панели я нашел устройство в форме наручных часов. То был выключатель сна. Можно было надеть его на запястье и выставить время. Если что-то пойдет не так, устройство сделает так, что я проснусь.

— Интересно, — усмехнулся Ружицкий. — Как для начала, обалденная креативность.

— Мой кабриолет превратился в «феррари», и уже через несколько секунд я был на месте.

— И ты убил это «нечто»?

— Да.

— Но ты не увидел, что это было такое, правда?

— Совершенно верно. Людей в средине уже не было. Я чувствовал облегчение, а потом как будто бы и забыл, что мне все это только снится. Меня вновь мучили какие-то неясные ситуации; люди, которые чего-то от меня хотели. И я снова испытал страх.

— И тогда ты проснулся?

— Да. А откуда вы знаете?

— Выключатель на твоем запястье сработал в соответствии с твоими настройками.

— Но ведь потом его уже и не было. По второй части сна я его уже не помню.

— Ты его выставил ранее, и какая-то часть твоего мозга продолжала его контролировать. Он сработал, как следует.

Парень вздохнул и задумался, покусывая губы. Ружицкий тоже ничего не говорил. Первый шаг. Легкая победа. Случай становился банальным. Но только лишь на первый взгляд. Что-то должно было иметься вместе с тем, что творилось с Олей, Игорем и с таинственным заключенным. Он чувствовал это, хотя еще не мог выразить словами.

— Пан доктор, — прервал молчание Игорь. — Вы этого хотели?

— Да.

— И что дальше?

Ружицкий послал ему теплую улыбку.

— Теперь, если вновь обретешь контроль над сном, попытайся очутиться в более рациональном мире. Там, где царят законы физики, где обычный кабриолет не превращается в «феррари» по первому желанию, где по твоему желанию не находятся ружья, где нет выключателей. Там, где ты будешь иметь возможность думать и чувствовать рационально.

— Что чувствовать?

— Все. Тепло, холод, вкусы, запахи, боль, усталость, радость и печаль. Попытайся очутиться в таком мире, как наш.

— А мы можем полетать? — спросила Оля, помогая Ханке накрывать на стол к обеду.

— На чем? На вертолете, самолете, параплане, планере? — Ружицкий отставил пузатую рюмку с коньяком и взял сигару.

— Нет, сами по себе. Вы же говорили, будто это возможно.

— В этом мире — нет. Здесь действуют законы физики.

— Тогда пошли в другое место. — Девочка уже закончила расставлять тарелки. — До обеда еще успеем?

Ружицкий вздохнул и отложил сигару.

— Здесь время — штука простейшая.

Громадный город сиял десятками неоновых вывесок, реклам, растекался уличными фонарями, пульсировал указателями на перекрестках. Все-таки, Вроцлав был не совсем таким; здесь, несмотря на лето, чувствовалось настроение Рождества.

— Ночь я люблю. — Оля вышла на полянке в сквере в центре города. Она разложила руки. — Так?

Тот кивнул.

— Но ведь я не лечу.

— А ты помаши руками, словно птица.

Девочка начала махать. Она поднялась на пару десятков сантиметров и тяжело опала вниз. Тогда Ружицкий показал ей, как надо делать. Подъем всегда был самым сложным делом.

— А теперь наклонись, руки перпендикулярно телу. Как крылья в самолете.

— Ой, как здорово!

Они летели на высоте метров в десять.

— Следи за электрическими проводами и фонарями.

— А разве тут можно разбиться?

— Наверное можно, но до сих пор я как-то не разбивался.

— А мы можем выше?

Ружицкий кивнул. Он показал, как можно увеличить скорость. Достаточно было приблизить руки к бокам, словно в реактивном самолете с изменяющейся геометрией крыльев.

— Но осторожнее, если выше — может быть и страшно.

— А чего бояться? — крикнула Оля, стряхивая развевающиеся волосы с лица. — Ведь это же только сон.

— Я и сам не знаю чего. Выше пятого этажа я уже испытываю легкое беспокойство.

— Да чего там. Во сне ведь ничего случиться не может.

— Тогда давай поднимем планку, — он указал Оле на крышу Польтегора[21]. — Полетели туда!

Девочка помотала головой, глядя на стремящийся в небо небоскреб.

— Ё-моё… Так ведь его снесли же. Его уже нет.

— Ё-моё, — передразнил ее Ружицкий. — Здесь не снесли. Сюда их власть не распространяется.

Ошеломленные шумом ветра, они высадились на самом краю крыши. Оба осторожненько глянули вниз.

— Бли-ин… Это же теперь придется слетать вниз?

— Так ведь во сне с нами ничего не может случиться, — засмеялся Ружицкий, но так, чтобы не обидеть Олю.

— Но… — прикусила она губу. — Я и вправду испытываю беспокойство. Точно так, как пан доктор говорил.

— Может, парашютик?

Оля тут же согласно закивала головой.

— Я буду лучше себя чувствовать.

Из тайника на крыше Ружицкий вынул громадный парашют и помог девочке справиться с ремешками. При этом он пояснил, что вместо запасного парашюта имеется надувной шар, который в случае опасности заполнится гелием и смягчит любое падение. Девчонка действовала храбро. Вместе они спрыгнули с крыши и искусно опустились на газон, разделявший полосы движения на улице Силезских Повстанцев.

— Классно как! — Оля еще в полете отстегнула парашют и сбросила его прямо на раскидистые кроны растущих внизу лип. — А в чужой сон мы войти можем?

— Так ведь ты же сам это уже делала и говорила потом, будто бы это довольно страшно.

— С вами я бояться не буду.

Ружицкий заметил, что девчонка чем-то заинтригована.

— И что бы ты желала увидеть?

Оля глянула на него исподлобья, после чего гладко приземлилась на тротуаре под крупной торговой галереей.

— Мне хотелось бы узнать, как оно бывает, когда находишься в чужом сне, а этот человек просыпается. Я тоже при этом проснусь?

Ружицкий отрицательно покачал головой.

— Когда человек просыпается, сон не исчезает. Он остается где-то в глубине, все менее реальный, разреженный, рвущийся, но он все еще существует. В нем можно выжить довольно долго. Возможно, даже и постоянно, этого я не знаю.

— А ты сам не пробовал такое?

— Когда человек просыпается, то для обитателя его сна это весьма неприятное переживание.

— Опасное?

— Я же сказал: неприятное. С тобой же ничего не случится.

Оля схватила Ружицкого за руку и умоляюще поглядела ему прямо в глаза.

— Давай попробуем.

Тот пожал плечами.

— Не боишься?

— Но я очень хочу, — прикусила девочка губу, одновременно что-то усиленно обдумывая. — И сделай так, чтобы я не боялась.

Мужчина лишь тяжко вздохнул, потом повел в ближайший магазин.

— Космические скафандры имеются? — спросил он у подскочившего к ним продавца.

— Ну конечно же, имеются. Прямиком из NASA, новейшая технология!

— Странные у тебя сны, — буркнула Оля под нос. — А мне казалось, будто бы это музыкальный магазин.

— Ну что вы, — возмутился продавец. — У нас всегда имеется все, что только пожелаете. Вам скафандры обычные или военные?

— Неуничтожимые, — ответил на это Ружицкий. — Я имею в виду, чтобы все можно было чувствовать, но чтобы с человеком ничего не могло случиться.

— Вы попали в самое нужное место. У нас только такие и имеются!

Он мотнулся в заднюю комнату и тут же вернулся, чтобы надеть на клиентов наплечники, которые с невероятной скоростью разложились, образовав толстые скафандры, покрывающие все тело.

— Вот это доспехи! — Оля пошевелилась неуклюже. Ее голос несколько искажали наушники; в тесных шлемах было слышно каждое их дыхание, но вот звуки снаружи доходили без каких-либо искажений.

— Мы гарантируем полнейшее чувствование абсолютно всего, и в то же время — невозможность разрушения. Стопроцентная безопасность, — нахваливал продавец, проводя их до двери. — Испытания проводились на поверхности Солнца, так никто не обжегся.

Лицо Оли, видимое через стекло шлема, говорило, что она на седьмом небе от счастья. Бедная богатая девочка, ведущая скучную, лишенную приятелей жизнь, которая, к тому же, становится еще хуже от излишне заботливых родителей. Она искала бегства в снах. И нашла. Самостоятельно. Ружицкий был просто поражен ее талантом. Сам он дошел до своего уровня умений уже в достаточно приличном возрасте.

— Ну что, прыгаем?

— А куда?