Антон Краснов - Апокалипсис для шутников Страница 15

– Точно так, – сказал Афанасьев.

– А каких это летучих тварей разводил в горах хан Батый? – с интересом спросила Ксения.

– Да мерзких, – ответил Пелисье. – Персонажей русского народного фольклора, которых именуют Змеями Горынычами. Мутировавший птеранодон, в общем, летающий динозавр, доживший до наших дней. У китайцев силен культ драконов, боюсь, что и у Цинь Шихуанди может быть целое их поголовье. Нескольких таких летунов мы видели в лагере хана Батыя неподалеку от Волги. Помесь бомбардировщика с двухголовой ящерицей.

– У Горыныча же в сказках три головы, – сказала Ксения.

– Так это в сказках, а то – наяву! Почтенный Эллер даже сшиб молотом одну такую скотину! Бррр, мерзкое чудище, и воняет от него, как от невычищенного хлева.

Афанасьев, который во время этой содержательной и эмоциональной речи Пелисье внимательно изучал пергамент, вдруг проговорил:

– Иван, тут вот какой нюансик.

– Ну? – повернулся к нему Пелисье.

– Насколько я понимаю, это список отрицательных знаковых артефактов из разных эпох. Отрицательных!.. Ключи Всевластия, символизирующие разрушение, разобщение, зло. В общем – отрицательная аура. Нет, в самом деле, усы Гитлера, письменный прибор Ленина, которым тот наподписывал разных декретов… одеяние изувера и инквизитора Торквемады, кувшин для омовения рук Пилата – всё это, без сомнения, может и должно символизировать зло. А вот первый, знаковый, кирпич из Великой Китайской стены – это скорее созидание, строительство, то есть со знаком «плюс». Креатив, если угодно.

– А вот и неверно! – сказал Пелисье. – Ты же сам только что упомянул слово «разобщение»! А ведь Великая Китайская стена для того и строилась, чтобы сеять разобщение! К тому же ее называют самым большим кладбищем мира! Там вели раскопки, так вдоль всей стены на шесть с половиной тысяч километров – на всю длину! – лежат человеческие кости! Говорят, что в седьмом веке нашей эры при каком-то особенно добром и душевном правителе там, на стройке, только за десять дней погибло пятьсот тысяч человек! В Европе такие цифры тогда были невообразимы! Например, в знаменитейшей битве при Креси в Столетней войне английский король Эдуард Третий выиграл, имея на вооружении тысячу рыцарей, четыре тысячи всадников и что-то около десяти тысяч англосаксонских и валлийских стрелков! Это чуть ли не вся армия Англии, а в Китае оперировали совсем другими цифрами. Да вот же, тут написано: «И Смерть идет по следу». Вот это как раз о строительстве стены и миллионах, которых под ней зарыли!

– Теперь понятно, – кивнул Афанасьев, на которого слова Пелисье определенно произвели впечатление. – А вот шестой пунктик. Вот это – очень просто: «Шлем великого покорителя народов, усеявшего мир городами, которым он в надменности своей, не колеблясь единым мигом, давал имена свои». Собственно, тут все просто. Известный пиарщик древности Саня Македонский очень любил называть все города, которые он основывал, Александриями. Таким манером он наклепал с два десятка Александрий, попутно наломав дров. И не только дров, но куда менее податливого человеческого материала.

Вообще о Македонском я слышал много противоречивого. Например, что он умер от белой горячки. Как раз в этом свете очень показательна фраза: «… в том шлеме дремала смерть, влитая тягучей, как мед, мудростью».

– Ты имеешь в виду, что Александр Македонский в качестве сосуда для вина мог использовать свой шлем? – спросил Пелисье.

– Как вояки более поздних времен, гусары, пили из женской туфельки, – усмехнувшись, произнесла Ксения.

– Вот как бойко разложили Саню по пунктам, – улыбаясь, резюмировала Галлена.

– Практически написали характеристику, – заявил Колян Ковалев. – Вот пацана приплющили. Это я про Македонского. У меня был один знакомый Саня Македонский, такой прикольный пацан, гоп из Жасминки. Так он был Макин, но его все Македонский погоняли. Ему, помнится, в мусарне, в детской комнате милиции, примерно такую же характеристику припаяли: там, типа, и пьянство, и хулиганство, и в городе на заборах свое имя писал, как вот этот, который из истории.

– Так, – проговорил Афанасьев. – Ты определенно делаешь успехи, Колян. А как познакомишься с настоящим Македонским, ты только не вздумай сделаться членом его семьи, как это получилось у тебя с Батыем. Представляете, Ксения, Колян три года прожил в становище хана Батыя, такой исторический парадокс… так что ему по паспорту выходит двадцать восемь лет, а на самом деле – тридцать один. Мы же упоминали, что он там бывал. Долго объяснять, как именно это произошло, однако Колян не мог не оставить глубокого следа в той эпохе. Он женился на дочери хана Батыя и под именем Аймак-багатура стал отцом замечательного сына, а внук этого коляновского отпрыска породнился с Рюриковичами. Так что, скажем, Иван Грозный – это прапрапрапрапрапраправнук Коляна! Серьезно!.. После того, что вы тут, в Израиле, увидели, Ксения, вы не удивитесь и поверите.

Ксюша посмотрела на Ковалева, который невольно выпятил грудь, и после минутной паузы сказала:

– Вы знаете, я видела портреты Ивана Грозного. Что-то… такое… ваше… в нем есть! Господи, да что же творится-то!!! – вырвалось у нее.

– Ладно, оставим эти экскурсы в историю, – сказал Пелисье. – Список шести Ключей, или, по меткому выражению сержанта Васягина, «отмычек», у нас имеется. Осталось самое неясное. Седьмой пункт. Нет, я не отрицаю – литературные красоты древнееврейского языка, которые даже несколько тускнеют в переводе, конечно, несомненны. Но суть, суть неясна! Предыдущие пункты – короткие емкие определения, которые вполне сносно расшифровались даже два тысячелетия спустя… или сколько там прошло с момента составления этого пергамента. А последний абзац, прямо скажем, неадекватен, как бы Ксении ни нравились стилистические красоты.

Все переглянулись и поспешили согласиться с посылками и выводами Пелисье.

– Ванек прав, – безапелляционно заявил Колян Ковалев. – В натуре какая-то муть. Это, е-мое, что-то не в тему.

– Но пока что у нас есть шесть Ключей, при помощи которых мы можем исправить всю эту жуть, – сказал Афанасьев. – Шесть без одного, седьмого. Уже недурно. Я вот тут набросал списочек, чтобы было более наглядно.

В списке Афанасьева стояло следующее:

1. Письменные принадлежности Ленина.

2. Сутана Торквемады.

3. Усы Гитлера.

4. Кувшин Понтия Пилата, из которого он омыл руки перед казнью Иисуса Христа.

5. Кирпич из Великой Китайской стены, заложенный императором Цинь Шихуанди.

6. Шлем Александра Македонского.

7. ??????????????? (…и приписано: самое тревожное).

– Ну что же, можно по этому и ориентироваться, – произнес Афанасьев. – Но всё-таки… что же может значить последний пункт?

– Будущее покажет, – отозвался Пелисье.

– А вот тут ты и не прав, – подала свой голос Галлена, – покажет не будущее, над которым мы не властны; покажет не настоящее, которое суть вотчина Лориера, Отца Лжи. Покажет ПРОШЛОЕ, и мы отправимся туда очень, очень скоро…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Архибезобразие

– Распределим роли, – со всей ответственностью заявил Женя Афанасьев и выжидающе склонил голову набок. – Тут нужно основательно подумать. Не хотелось бы попасть политически неподготовленными, скажем, пред светлые очи товарища Дзержинского. Известно, что он не любил недобитую буржуазию, а ты, Колян, как никто подходишь под этот образ.

– Почему это «недобитая»? – обиделся Колян, нисколько не отреагировав на «буржуазию». – Ты че, Женек?

– А о том, что били тебя, били, где только не били, а тебе хоть бы хны, – словоохотливо пояснил Афанасьев. – Да вот только у товарища Ленина и товарища Дзержинского был наметанный глаз на разного рода контрреволюционный элемент. Так сказать, кровавые остатки издыхающего эксплуататорского строя. Потому ты, Колян, хотя бы выучи несколько расхожих лозунгов того времени, а то как прижмут да начнут прессовать… Революционные матросы – они излишком светских манер никогда не страдали, не говоря уж о таком замечательном заведении, как Чрезвычайная комиссия, она же ЧК.

– Не глупее тебя, – буркнул Ковалев, – знаю уж… «Мир – хижинам, война – дворцам!» и «Вся власть Советам!»

Колян сам не ожидал, что выудит эти огарки школьных уроков истории из своих мозгов, отнюдь не отягощенных избытком знаний. Афанасьев посмотрел на него с явным одобрением и продолжил в темпе, заданном Коляном:

– Ну да! Там еще «Землю – крестьянам, заводы – рабочим!», а также бабе цветы, дитям – мороженое. Агхибезобгазие! Шучу, шучу! Ты, Колян, политически агхиподкованный товагищ! – добавил Женя визгливым ленинским голоском. – Ну ладно, давайте определять состав миссий. Конечно, под вашим мудрым руководством, почтенный Вотан Борович, – оглянулся он на одноглазого старого диона и вылепил на лице слащавую улыбку. За время тесного общения с прямолинейными и, прошу прощения, паранормальными уроженцами планеты Аль Дионна Афанасьев насобачился в самой откровенной лести до такой степени, что она уже не причиняла ему моральных неудобств, как то было изначально.