Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога» Страница 16

— Нет уж! Лучше расскажите, как вы сумели спастись?

— Ну-у-у, это был еще один беспримерный подвиг нашего доблестного Друпикуса.

Друпикус смущенно зашаркал ножкой, и все четверо заспорили, кто будет рассказывать. Улучив момент, Битька хмуро шепнула Рэну: «Прости. Мне и в голову не пришло, что может так получиться».

Тот сдержанно кивнул, избегая смотреть на экс-миледи. «Какого черта?!»— звенела в нем обида непонятно на что.

«Какого черта?! Все эти игры с переодеваниями… Признаться, вот и все,»— подумала Битька. Но не призналась.

— …Собственно говоря, если бы дело было осенью… — в конце концов, право донести до Битьки и новых знакомых правду о спасении от ископаемых исполинов, доверили Санди, — …я думаю, я бы не проморгал опасность так позорно и нелепо. Сейчас же, когда все просто провонялось земляникой, очень трудно в сплошном земляничном, или, как сказал бы наш незабвенный Пруни, «с легким добавлением запахов мяты, душицы и ромашки», бреду различить оттенок аромата апельсинов. Да и в целом, середина лета — прапонтам не сезон…

Очевидно хорошо знающий предмет разговора Рэн подтверждающе кивнул.

— …Обычно осенью, когда запахи прелые и тонкие, в прохладном прозрачном воздухе острый шипучий запах оранжа так и останавливает тебя, так и толкает в лоб, то есть в нос, предупреждая: да, апельсины — это вещь, но ты же не хочешь никогда их не попробовать. Очевидно, Пруни прав — что-то не так в этом мире, если прапонты начали засыпать на лето, а не на зиму…

Троллик нетерпеливо заверещал, заподпрыгивал, и Шез толкнул Санди бесплотным кулаком в плечо, мол, давай о главном: о бешеной скачке на миллиардах лохматых гор, когда небо смешалось с землей, и все чихали так, что чуть не лопнули тремя гранатами…(Друппи укоризненно покосился)… тремя гранатами и одной огромной бомбищей; когда самые странные предметы, включая небольшое стадо коров, две мельницы и очумевшего льва верхом на гигантском мухоморе проносятся рядом, а порой метеоритами шлепаются прямо на вас и вы орете: «Санди! Са-а-а-анди! Са-а-а-а»… И вдруг вам захлопывает уши громовым обрывком собственного крика…

— Но как же вам удалось спастись? Мамонты остановились? — решилась Битька вмешаться в затянувшееся молчание погрузившихся в созерцание созданной их эмоциональным рассказом друзей.

— Они никогда не останавливаются, — задумчивым хором произнесли Санди, Шез, Рэн и даже Друпикус с Аделаидом. Лица их, включая морды (хотя можно ли назвать мордой благородную физиономию Друпикуса?) были светлы и обращены к видению той беспредельности, в которую бесконечно несутся мохнатые пращуры современных слонов.

— Ну, останавливаются, конечно, — уточнил наконец Санди, — Но предварительно бегут очень, очень долго. Бывает, дольше нашей жизни. И даже дольше жизни всего человечества…

Теперь уже в возвышенное оцепенение впала и Битька. С ума сойти. Вот они сидят, а мамонты (или как тут у них? Прапонты?) все бегут. И завтра они лягут спать, а прапонты все будут бежать. И Битька вырастет, вырастут Битькины дети и внуки, а прапонты будут бежать. И даже в том, ее, времени, которое само по себе через много-много сотен лет, прапонты, возможно, все еще будут бежать. А люди будут думать, что это ураган и давать ему женские имена…

Битька даже не сразу заметила, как в порыве чувств одной рукой сжала лапку тролля, а второй — сильные горячие пальцы Рэна. Осознание вывело ее из оцепенения, и она сказала, что довольно уже сидеть, благоговейно замерев подобно американцам во время исполнения национального гимна (дядюшка Луи на это хмыкнул добродушно и иронично одновременно) и пора рассказать-таки, как же все-таки они спаслись, если прапонты не остановились.

— Быстро. Спаслись мы быстро, — на этом согласились все уцелевшие. А Шез нашел должным уточнить:

— Короче: в начале было как в кино с Боярским, а потом как в тетрисе.

В результате более развернутого рассказа Санди, в продолжение которого тролль, естественно, закаменел от переизбытка чувств, Битька наконец узнала, как было дело, но впечатление от услышанного действительно очень точно определялось емкой фразой Гаррета. Она будто сама видела, как похожий на Боярского и Харатьяна своей вечной юностью и романтизмом Санди с развевающейся шевелюрой вскочил, терзаемый жутким встречным ветром и, схватив гитару, куда тут же забился Шез, словно с балкона красотки изящно сиганул прямо в кожаное седло Друпикуса. И потом несся на скорости двадцать, тридцать, сто пятого уровня сложности, лавируя между мчащимися горами… О! Да!!!

Рэн был восхищен не менее, и с благодарностью к судьбе думал, что вряд ли бы этот беспримерный подвиг вызывал у него столь простые и однозначные чувства, если бы восторгающийся без предела Бэт Рич, сидящий рядом, до этих пор оставался девушкой.

— Но, самое главное, я ведь подозревал… — с досадой на себя закончил рассказчик.

И все, наконец-то, узнали на что он надеялся, засыпая на стогу.

ГЛАВА 14

Компания мило расположилась в тени пышно цветущего дерева возле реки. С поляны ушли-таки, хотя Санди и порывался встретиться с господами Амбрюзюалем и Фроггом, если те вдруг да вернутся за какой-нибудь надобностью. Но Рэн так твердо сказал: «Если надо будет, то сам», что Санди просто кивнул. Рэн был счастлив, что Санди понял все, как надо, меньше всего он хотел сейчас произвести впечатление человека, не нуждающегося в компании. Главной мыслью его сейчас была: жаль, если придется с ними расстаться.

Вообще, ему было хорошо. Он чувствовал себя свободным. Вот: лежит, на траве, сверху небо. Об руку — река. Сам себе человек.

И рядом такие же сами по себе люди. Правда, хотелось бы с ними…

Санди жует травинку, метет ее метелкой небо, разгоняет маленькие барашки облаков.

Тролль возится с каким-то чудодейственным снадобьем. По его словам, все остальное: отсталая человеческая медицина. Против «Бить не Ра»он дипломатично ничего не имеет, но вот его «замазка»— просто капля на рану — и раны нет.

Шез и Луи треплются о чем-то не очень понятном: о музыке своего мира. Это, конечно, здорово интересно, но они влезли уже в такие дебри, что даже Рич признался, смущенно вздохнув, что мало во что «врубается»и теперь тихонько перебирает струны. К тому же, эти двое духов не мыслят беседы без курева, и их отогнали под ветерок.

Друпикус, подобно хозяину (или наоборот?), жует травинку и мечтает.

Рэну нравилась музыка, которую играл Рич. Не вся, правда, но многое. А слова… Что-то он не понимал, что-то становилось понятным после долгого обдумывания. Иногда одна фраза становилась огромной, как море. Некоторые говорили о вполне знакомых вещах, но так, как никогда бы и не подумал, однако, с удивительной точностью.

— Ты знаешь потрясающие вещи, Рич. Сколько тебе лет? — поинтересовался Рэн у подростка. Битька понимала, что как парень, она на свои пятнадцать не тянет. Но что делать — не соврала. Хватит уже вранья. У Рэна хватило такта сдержать недоверчивые междометья. А Битька из благодарности призналась:

— Думаешь, я понимаю все, что пою? Песен знаю кучу. В каждой — свой смысл, а в каждом четверостишии — еще один смысл, и в строчке, и в слове. И люди их писали очень разные: Башлачев, Янка Дягилева, Цой, БГ, Пол , Леннон, группа «Нау», «Чайф», «Кремы»… Сто раз споешь, и снова найдешь что-нибудь, чего раньше не понимал. И даже открытия эти каждый раз по-новому случаются: то кирпичом по башке, то ангельским крылом по сердцу. Но! Но еще бабушка сказала надвое, что и в этот раз ты понял все правильно.

Санди, прислушивающийся лениво к неспешной беседе Битьки и Рэна, выловил из нее нечто совпадающее с его мыслями и перевернулся на живот:

— Вот ты… «группа»говоришь?

— Ну… группа. У нас в основном рокенрольщики — они по одному не поют. Надо ведь, кроме вокала, и соло гитары еще с ударными, бас и что-нибудь этакое: перкуссию там, контрабас, саксофон… — взгляды всех троих, независимо друг от друга плавно переместились на жаркие латунные пятна солнца скользящие по изогнутому боку духового инструмента. Пятна мягко вспыхивали, затягивая взгляд. (Несправедливо, однако, упоминать исключительно о трех взглядах, не замечая не менее попадающего в унисон взора Аделаида Таврского). Так вот, взгляды четырех пар глаз…

— Короче! — резко стряхнул оцепенение Санди Сан, — Если я все понимаю неправильно, то я к Вашим услугам, и вы это знаете. Но, короче, мне кажется, что всем нам тут неохота расставаться. Но все со своими тонкими душевными организациями жеманничают, как барышни. Я предлагаю: дружить до гроба, создать группу и всех тут всколыхнуть и перепотрошить этой необыкновенной музыкой! И, вообще, это судьба, наверное…— Санди закончил потише, весь пунцовый от смущения и возбуждения.

И друзья обнялись, чуть не раздавив Аделаида.

— Ой, ну все! Очередные «Черепашки-ниндзя», — досадливо развел руками Шез, — у вас же, кроме энтузиазма, ни одного музыкального образования на всех. Даже, включая меня…