Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян Страница 17

– Не то что созрел – перезрел уже, – махнул рукой Серега.

– Случилось, что ли, чего? Заболел?

– Да нет, это все яйца…

– Ну, значит, заболел, – настаивал Леха.

– Да не, яйца фламинговые.

– Фламинговые? – переспросил Леха. Секунду подумав, он добавил:

– Это дело политическое.

– Да какое политическое – мне на них сидеть, на этих яйцах.

– Это еще зачем? Яйца-то фламинговые – чего тебе-то сидеть?

– Да потому что у ФЛЕМИНГИ их, наверное, утащили – ну, ты же знаешь Олимпиаду Петровну. У нее руки быстрее головы работают… Зашла в зоопарк, а там фламинга отлучилась на минутку с гнезда, по нужде или еще чего, так эта, блин, заслуженная работница карманной тяги тут же все и устроила. Небось очнулась уже в метро – в авоське корм для пеликана, в карманах яйца фламинги…

– Да, в этом смысле теща твоя проворная, – согласился Леха. – Если бы она на моем заводе работала, я б, наверно, ни одного мотора не смог бы вынести – все бы ей досталось.

– И моторы, и станки, и кран-балки повышенной грузоподъемности… – согласился Тютюнин.

– Ну, и чего вы дальше с фламингой делать будете? Съедите, как гуся?

– Нет, по задумке моей тещи мы их должны в пруд выпустить.

– В какой пруд, Останкинский?

– Нет, Леха, в тот пруд, который наполнится дождевой водой этим летом. В.нашей яме, понимаешь?

– Вон куда Олимпиада Петровна-то смекнула! – Окур-кин вскочил с табуретки и принялся возбужденно ходить по кухне. Однако, ударившись головой о подвесной шкаф, успокоился и сел на место. – Молодец теща.

– Чего же молодец? Вдруг дождей не будет, тогда эти фламинги будут у меня в ванной жить.

– Курятник получится форменный, – заметил Леха.

– Курятник не то слово – птицефабрика.

Они помолчали, думая об одном и том же.

– Значит, переходим к следующему этапу? – серьезно спросил Окуркин.

– Чего?

– Я говорю, будем вышибать клин клином, то есть повторно настаивать настойки на других… это… наборах трав!

– А ты говорить-то здорово насобачился.

– Ну так – литературу… это… штудирую! Осталось только посоветоваться со старушками по травам. Но это я возьму на себя.

– И когда мы все это закончим? – сглотнув, словно путник в пустыне, поинтересовался Тютюнин.

– За неделю управимся. Но если тебе приспичит, можно так бутылку взять. На бутылку у меня есть.

– Хорошо, я буду знать, – сказал Серега. – Ну, мне пора.

– Постой, я тебя сейчас кваском угощу.

Окуркин открыл холодильник и, отодвинув в сторону помойное ведро, достал банку с квасом.

– А это чего у тебя? – спросил Серега, указывая на ведро.

– Это? Это помойное ведро.

– А чего в холодильнике?

– Так завоняло сильно. Я туда вчера рыбьи потроха выбросил, так наутро такая вонь была, что просто держись.

– Ну и вынес бы ведро, чего в доме держать?

– А там еще и выбрасывать-то нечего. Там еще и половины не набралось. Ну что, квас-то будешь?

– Нет, Леха, спасибо. Чего-то расхотелось. Пойду-ка я лучше домой.

31

Утро следующего дня выдалось солнечное.

Тютюнин подошел к окну и, распахнув его, вдохнул прохладный воздух и нескольких комаров, уснувших на запотевшем стекле.

– Тютюнин! – позвала жена.

Блаженная улыбка сошла с лица Сереги, поскольку он вспомнил, что его сегодня ожидало.

– Тютюнин! – повторно позвала Люба.

– Ну? – обернулся Серега.

– Вот, смотри! – Явно довольная собой, Люба продемонстрировала две зимние варежки, в которых сиротливо болтались фламинговые яйца.

– Варежки-то зачем? – – недовольно поинтересовался Сергей.

– Чтобы яйца не мерзли. И это еще не все – там внутри, в варежках, два термометра маленьких, вот посмотри.

С этими словами Люба потянула за торчащие колечки и показала Тютюнину два купленных в киоске китайских термометра, измерявших китайский Новый год в далекой провинции Кванджу.

– Смотри, чтобы температура не опускалась ниже двадцати восьми. Понял?

– Конечно понял. Что я, по-твоему, дурак? Я, между прочим, старший приемщик, если ты еще не в курсе.

Люба на это ничего не ответила и только усмехнулась, став при этом похожей на свою мамашу.

«Одно змеиное племя», – отметил Тютюнин. Он снова посмотрел в окно и подумал, что зря женился так рано. Ведь если бы он не женился, сейчас бы мог уже стать…

Тютюнин напрягся, пытаясь придумать, кем бы он мог стать, если бы не женился так рано, но ничего путного так и не придумал.

«Ну и ладно, пойду тогда на работу», – обиделся неизвестно на кого Серега и подобрал со смятой постели варежки.

Позавтракав наскоро остатками заливной рыбы и выпив чаю, Серега буркнул жене «пока» и отправился на работу.

Несмотря на ранний час, транспортные потоки на улицах быстро набирали силу. Впрочем, трамвай был обособленным транспортным средством – именно за это он Сереге и нравился. Если бы еще не эти стыки на рельсах, которые отдавались в головах страдающих с похмелья граждан.

– У вас проездной, гражданин? – строго спросила сонная кондукторша.

– Да, только он у меня в кармане, – ответил Тютюнин.

– Ну так доставайте, гражданин, доставайте! Я что, еще должна по вашим карманам лазить, что ли? Пооборзевали совсем.

– Сейчас, он у меня на самом дне кармана. Стараясь удержаться на подпрыгивающем трамвайном полу, Серега достал варежку и только затем извлек из кармана злополучный проездной.

– Вот посмотрите, – сказал он отвернувшейся к другому пассажиру кондукторше.

– Ой, да чего же вы мне его в харю-то тыкаете! Вы мне так все глаза повытыкаете своими проездными! Понапокупали!

Тут взгляд кондукторши упал на варежку, которую держал в руке Тютюнин. Не укрылось от ее внимания и то, что из второго кармана торчала другая варежка.

– Ты чего, больной, что ли? Может, заразу какую развозишь?

– С чего вы взяли? – возмутился Серега и перед тем как положить варежку обратно в карман, на всякий случай проверил температуру. Проверил и ужаснулся – термометр показывал двадцать шесть градусов.

– Замерзло! – невольно воскликнул Серега и, запихав варежку в карман, стал растирать ее прямо через штаны.

– Чего это у тебя замерзло? – снова спросила подозрительная кондукторша, привлекая к Тютюнину внимание всех пассажиров.

– Яйцо замерзло!

Кондукторша запыхтела, как паровоз, и рванула прочь. Придя в себя на средней площадке, она обернулась и проорала:

– Что за мужики пошли! Яйца у них мерзнут! И это в мае месяце!

Пассажиры трамвая не вмешивались в разговор, однако один молодой человек протиснулся к Тютюнину поближе и негромко сообщил:

– Знаете, я могу вам помочь, поскольку являюсь дипломированным терапевтом.

– Помочь? – переспросил Тютюнин, размышляя, стоит ли догнать кондукторшу.

– Ну да! Я могу легко выписать вам таблеточек. Сортов, знаете ли, пятнадцать. Если не поможет, я могу выписать и еще…

Серега недоуменно уставился на невесть откуда взявшегося терапевта и никак не мог понять, о чем тот говорит.

Терапевт же, истолковав это молчание по-своему, продолжал:

– Я могу отправить вас на прогревание. Тоже хорошая процедура. Затем я выпишу вам направление на «гемокод», потом купите билетиков «МММ», акций «Хопер-Инвест», ну и, в конце концов, существует же еще пластическая хирургия…

– Знаешь что, Айболит, тренируйся лучше на кошечках, – сурово отрезал Тютюнин и сошел на своей остановке.

Не успел он перебежать через дорогу, как следом за ним рванула старушка, которая перед этим притворно кряхтела и охала.

Возле тротуара старуху едва не сбил большой «БМВ».

– Эй ты, уродина! Не видишь, что тачка крутая едет, а? – крикнул из окна водитель.

Старуха моментально оказалась рядом с ним и, сунув вчетверо сложенный листок, быстро проговорила:

– Отчет…

– Чего?

– Отчет бери, придурок, – зло прошипела Живолупова. – Старшему передашь.

– А, это вы, мамаша! А я вас и не узнал.

– Только не ори так. – Живолупова огляделась. – У тебя пожарной машины случайно нету?

– Нету. А надо?

– Конечно надо, чтобы весь район знал, что ты на задание едешь, чмо.

32

Появление Сергея Тютюнина во дворе «Втормехпошива», как всегда, было встречено радостными возгласами страждущих – группы старушек-пенсионерок и бомжа-диггера, который принес очередную добычу.

Стараясь, чтобы никто не заметил торчавших из карманов варежек, Сергей проскочил в здание и застал Кузьмича на боевом посту.

Младший приемщик снова пришел на работу первым, однако на этот раз – из дома. Вместо традиционных древних штанов «Левис» и ржавой футболки с надписью «Мо-сква-80» на нем красовались белая турецкая рубашка и желтые парусиновые брюки. Бледные щеки было тщательно выскоблены бритвой.

– Ух, чем это от тебя пахнет? – с ходу спросил Серега.

– «Шипром». Но не от внутреннего приема – это снаружи,..

– Понятно. А с чего ты такой? Праздник, что ли?