Майк Гелприн - Богатыри не мы. Устареллы Страница 18

Ветви деревьев, будто их терзал невидимый ветер, хлестали её по лицу и рукам. Земля – жадная, сырая, проснувшаяся от векового сна – чавкала, с неохотой отпуская ступни. А неба, казалось, и не было – только чёрная тень Водяного Коня, заполнившая собой всё и бесшумно скользящая по мокрой траве.

Грейс швырнула ветку омелы в мутную воду ручья – и та сразу вскипела, засияла, словно подсвеченная солнцем. Ряска подёрнулась зеленоватым огнём.

Конь замер, словно путь ему преградила невидимая стена. Грива из сотен огненных змей развевалась, словно по ту сторону ручья свирепствовал ветер.

– Не смотри! – раздался голос Грейс прямо над ухом. – Ему только этого и надо! Закрой глаза и не шевелись!

Но она не могла. Не могла не смотреть.

Отец стоял на том берегу, рядом с беснующимся Водяным Конём, который его словно бы не замечал. Отрешённый и совсем седой. И смотрел в густой туман, наползающий с озера.

– Там её нет! – крикнула Морег. – Папа, не надо!

– Не смей! – заорала Грейс. – Ради неё – останься!

Он обернулся. Посмотрел на Морег:

– Тебе так будет лучше, Морри. Нам всем так будет лучше. Прости.

И неуверенной, спотыкающейся походкой побрёл в лесную тьму.

Морег стояла на берегу озера. Все хлопоты о переезде решила взять на себя Вэл, внезапно проявив недюжинную практическую смекалку: договорилась насчёт перевозки вещей за полцены, наняла слуг, которые облагораживали дом перед продажей.

Ей было проще справиться со всем этим. Она ведь не видела, как папа уходил в туман. И, конечно, не поверила бы во всю эту жуткую историю. Никто бы не поверил; Грейс правильно сделала, что наплела окрестным жителям историю о самоубийстве обезумевшего от горя вдовца.

Только он ведь не умер. Он просто ушёл и сейчас где-то здесь, рядом…

Морег осторожно шагнула вперёд. Край ботинка коснулся кромки воды. По поверхности озера пробежала лёгкая рябь.

– Попрощалась? Нас уже ждут, Морри. Пора.

Она обернулась. Грейс в чёрном вдовьем платье, которое висело на ней, как на вешалке, – всё-таки у добрейшей матери Чарли была совсем другая комплекция, – стояла, прикрывая глаза от солнца левой рукой. Правая до сих пор висела на перевязи.

– И не страшно тебе? – спросила она, подойдя поближе. – У меня мороз по коже от этого места.

Морег медленно помотала головой.

– Он бросил меня, – проговорила она. И вздрогнула: за последнюю неделю она отвыкла от звука собственного голоса.

– Не сегодня, – жёстко сказала Грейс. – А уже давно. В тот день, когда решил, что мёртвая жена важнее двух живых дочерей.

– И я теперь одна.

– Это уж тебе решать. Я не стану врать, что жизнь всегда прекрасна. Но, Морри, она бывает прекрасна – и, как по мне, этого достаточно, чтобы не спешить на ту сторону. И даже у самых гнусных и никчёмных живых есть то, чего лишены лучшие из мёртвых. Право на выбор и право на надежду. У тебя есть семья. Я и Вэл. Обе – не подарок, знаю…

– Но надо играть теми картами, которые выпали?

– Именно. А не опрокидывать стол и уходить в ночь. Кстати, это какой-то семейный фольклор, про карты?

Морег слабо улыбнулась.

– Теперь, наверное, да, – сказала она. – Идём уже. А то замёрзнешь.

И пошла – не оборачиваясь, оставляя озеро за спиной.

Навсегда.

Эльдар Сафин

Ксюха и Лихо

Серая вечерняя морось дождя неохотно выпустила из себя очертания Старгорода. Издалека доносилось вялое переругивание полицейского и мелкого торговца, пытающегося протащить за городскую стену товар с минимальной пошлиной.

– Пора расплачиваться, стал-быть, – заявил возница, пухлый неопрятный бородатый мужик в зипуне на пару размеров больше, чем надо.

Он отпустил паровой рычаг, и его старая разбитая телега, работающая даже не на угле – на дровах, сразу же начала подергиваться, грозя заглохнуть. Выглядела она так же, как и хозяин, – видавшая виды повозка, без верха, набитая прелым сеном, с ржавой трубой, через которую древним двигателем выплевывались клубы сизого дыма.

– Да ладно, мужик, ну честно. – Ксюха устало глянула на него, чуть наклонив голову налево. – Ты же сам минут двадцать упрашивал меня, чтобы я села к тебе. Называл Солнышком, говорил, что скучно, что уснешь в дороге и съедешь в канаву. Какая плата?

– Ну хоть ручкой подергай, а? Что тебе, девка, сложно, что ли?

– Допрыгался, кузнечик, – констатировал Моисей, спрыгивая с телеги. Та даже не вздрогнула – впрочем, в дорожной грязи, куда он ступил с размаху, тоже следов не появилось.

– Мой, мой! – взвизгнула Алевтина. – Мэри, ну скажи ему, что моя очередь!

Вокруг телеги, на которой сидели возница и Ксюха – крепкая девка чуть младше двадцати, в сером кожаном плащике поверх плотного темно-синего платья и в кожаных же сапожках, кружили четыре совершенно нереальных, неестественных для этого места существа.

Маленький, едва ли в локоть вышиной Моисей – белобрысый человечек в нарядном зеленом костюме с золотыми пуговицами и ремнем, крепко перетягивающим плотный животик.

Кряжистый, в полторы сажени ростом Лихо – с резным костяным, непрестанно кружащимся левым глазом и злым, внимательным черным правым. С первого взгляда казалось, что Лихо обнажен и зарос шерстью, но если приглядываться, – то на нем по всему телу висели короткие черные лохмотья кожи, в том числе и на лице, и на ладонях.

Худощавая до болезненности, ростом в сажень Мэри – аккуратная седая старушка со светло-голубыми глазами в старинном платье с корсетом, иногда просвечивающая насквозь.

И полногрудая красивая девка с узкой талией и пышными бедрами – Алевтина, в набивном многоцветном сарафане. Её внешний облик портил только цвет кожи, явственно отдающий в синеву.

Возница, в отличие от Ксюхи, эту интересную компанию не видел и не слышал.

– Козла этого отдаем Альке, – веско сказал Лихо. – Сам нарвался.

Ксюха тяжело вздохнула и спрыгнула с телеги. Под ее сапогами грязь раздалась – именно здесь в мощенной деревом дороге была глубокая выемка, в которую ноги погрузились по щиколотки.

Алевтина заливисто засмеялась, и на этот раз возница то ли услышал, то ли почувствовал что-то.

– Эй, что это? – неуверенно крикнул он.

Ксюха, обращая на него внимания не больше, чем на мелкий надоедливый дождь, шла в сторону южных ворот Старгорода. На лице ее отражались одновременно обреченность и решимость.

Но когда позади что-то хлюпнуло, а затем раздался короткий вопль, мгновенно переходящий в бульканье, девушка вздрогнула и втянула голову в шею.

Через пару минут Ксюха была уже около ворот, а ее догнала удивительная четверка. Животик Алевтины сильно раздался, а на щеке виднелся размазанный потек крови.

Полицейский в воротах увидел только Ксюху. Занятый разборками с торговцами, он спокойно принял влажную купюру, подготовленную заранее, и кивнул – мол, проходи.

Город бушевал, несмотря на поздний час, – в деревне в это время уже все или спят, или цедят у целовальника предпоследнюю – а она всегда предпоследняя, все же понимают.

Играли на каких-то странных громадных балалайках трое парней, а в их музицирование вклинивалась затейливой мелодией дудочница – и в мятой шапке на мокрой мостовой мерцали мелкие монетки.

Сидели на нескольких двухколесных паровых машинах бородатые мужики в кожаных зипунах с массивными перстнями на руках, потягивая медовуху, смеясь шуткам друг друга и время от времени лапая млеющих рядом с ними девок, чьи юбки едва-едва прикрывали колени.

Бродил с щеткой на длинном древке старый хазарин. – И о, диво дивное! – подметал улицу! Ксюха про такое слышала, но, пока не увидела лично, поверить не могла.

А еще вокруг было множество торговцев. Некоторые держали лавки, другие расположились с лотками по обе стороны дороги, третьи ходили прямо в нарядной и слегка пьяной толпе, выкрикивая название своего товара.

– Я давно говорил, нам в город надо! – взвизгнул счастливый Моисей.

– Ты всю дорогу твердил, что надо обратно в капище и под корягу, – срезала его бесцветным и заунывным голосом, наводящим на мысли о тщетности бытия, старая Мэри. – Это Лихо сюда рвался.

– И был прав, согласитесь.

– Да, – ответила Мэри.

– Да, – подтвердил Моисей.

– Да, – весело расхохоталась Алевтина. Ее живот уже умялся, и талия вновь выглядела осиной. Только вот размазанный потек крови на щеке никуда не делся.

– Нет, – глухо сказала Ксюха – единственная, кто видел и слышал этот разговор. – Нет.

Она достала из кармана куртки мятую бумажку и вслух, по слогам, прочитала: