Шимун Врочек - Танго железного сердца Страница 18

Возможно, так бы все и закончилось — к нашему общему спокойствию.

Но тут в жизни Джона Керлингтона появился Джи Би Гастер, полковник кавалерии, и его великий план реставрации Юга.

7. Великий план

Через два года, 8 августа 1869 года они вместе приехали в городок Лексингтон, где находился (и находится, видит Бог, до сих пор) знаменитый колледж Джорджа Вашингтона.

Навстречу компаньонам поднялся невысокий человек с белыми, как снег, волосами и такой же белой бородой. Лицо человека стало старше, чем Керлингтон помнил, но лоб остался прежним — широким, умным, и кажется, до сих пор обожженным солнцем. Бывший командующий армией Юга, а ныне — президент колледжа, генерал Роберт Э. Ли улыбнулся.

— Рад видеть, Гастер, — поприветствовал он полковника, а на изобретателя посмотрел с интересом.

— Я вас знаю? — спросил Ли у Керлингтона.

Как прирожденный полководец, генерал помнил по именам большинство солдат. Керлингтон не был солдатом Роберта Э. Ли, но почувствовал непривычную теплоту в груди. Генерал производил впечатление. Всегда приятно, когда великий человек помнит твое имя.

— Мы знакомы, генерал, — скромно ответил изобретатель.

— Конечно, я вас знаю! — продолжал генерал, воодушевляясь. — Вы командовали кавалерией у Энтиетема. — Гастер поперхнулся. — Конечно. Второй виржинский. Я прекрасно помню вашу вылазку. Ваша рота против батальона нью-йорских зуавов. Отчаянная храбрость. Конечно, вы тогда проткнули саблей двух зуавов разом!

Керлингтону было искренне жаль, что он сам этого не помнит.

— Э? — сказал изобретатель. Генерал пожал ему руку. Керлингтон не нашел слов, чтобы выразить, как он счастлив — и вежливо промолчал.

К сожалению, мы не знаем точно, с кем спутал великий генерал Джона Керлингтона. Кажется, и сам изобретатель этого не знал — но, судя по дошедшим до нас дневникам, сохранил самые теплые воспоминания о встрече. Всегда приятно, когда великий человек считает тебя отчаянным храбрецом. Пусть даже по ошибке.

— Что привело вас ко мне, господа? — спросил Ли, когда с формальностями было покончено.

Гастер выступил вперед.

— Дайте мне слово, генерал, что все, сказанное здесь, останется между нами.

— Нет, — сказал генерал, твердея лицом. — Я больше не даю опрометчивых обещаний. Уходите!

Керлингтон пришел в отчаяние. Но Гастер сделал ему знак глазами — не торопись.

— Полагаюсь на вашу честь, генерал, — произнес полковник кавалерии. — Выслушайте меня, прошу вас!

— Хорошо, если вы настаиваете, — сказал Ли.

Вдохновленный этим «хорошо» Гастер открыл рот и не закрывал его до вечера. Прирожденный враль и прекрасный рассказчик, он в красках расписал огромную армию механических солдат (умножив в уме Кипятильник на 10000), которая спрятана в горах и только и ждет, когда великий стратег, достойный стать знаменем Юга, примет над ней командование. Керлингтон слушал с раскрытым ртом. Одним из ценных качеств Гастера было то, что увлекаясь, он сам начинал себе верить. Теперь полковник с огнем в глазах расписывал, как они погонят янки к северу, освобождая многострадальный, униженный победителями Юг. Как механические солдаты, глухими металлическими голосами отвечают «есть!» на любой приказ и форсируют реки по дну, дыша паром через металлические трубы, а оружие плывет на маленьких плотах, которые они тянут за собой на веревках (Керлингтон решил, что идея интересная). Как их радостно встречает освобожденные Виржиния и Алабама, рукоплещут женщины! дети! и кидают цветы на тусклый, поцарапанный, с вмятинами от пуль, металл механических тел. Как негры радостной толпой бегут навстречу едущему на белом коне Роберту Ли, над головой несут кандалы, украшенные цветами, и кричат «масса Ли! масса Ли!».

Рассказав о неграх, Гастер сам понял, что увлекся.

— Где-то так, — закончил он невпопад. — Что скажете, генерал?

Роберт Э. Ли молчал. Его белая голова, казалось, светилась в темноте кабинета. Компаньоны затаили дыхание.

— Нет, — сказал он медленно. — Даже если это правда… Вернее, если это правда — тем более нет.

— Предатель! — закричал Керлингтон в ярости. Терпение его истощилось. Долгие годы он ждал этого момента. Долгие годы он тайно работал и работал ради Юга, он отдавал всего себя — и ничего не вышло. Второй раз Роберт Ли отверг единственное, что могло спасти конфедерацию.

Генерал вздрогнул. Медленно поднял голову, на изобретателя посмотрели ясные пронзительные глаза. Широкий умный лоб пересекла горькая морщина.

Как положено офицеру, полковник Гастер сохранил спокойствие.

— Генерал Ли, вы сдались, а мы с Керлингтоном — нет, — гордо сказал Гастер и вышел от генерала непобежденным.

Керлингтон хотел последовать примеру полковника, но его вдруг окликнули по званию:

— Лейтенант! — Изобретатель против воли остановился. Генерал Ли продолжал: — Вы назвали меня предателем. Зная вашу горячность… и вашу искренность, я не буду требовать удовлетворения. Но потрудитесь уделить мне несколько минут… выслушайте меня.

Керлингтон моргнул и неожиданно ясно представил, как на лезвии его сабли извиваются и кричат ирландские зуавы.

8. Лошадиная арифметика

Но вернемся к нашим героям. Тем временем, когда золотая змея, оскалившись, смотрит в темноту, вспоминая мальчишек-конфедератов, с нашими героями происходит следующее.

— Больно! Боже, как больно!

Кричит человек. В прошлый раз, кажется, мы не успели познакомиться. У него высокий фальцет и отвратительно аккуратная прическа банковского клерка. Человека зовут… впрочем, это уже неважно. Он только что дернулся в последний раз и затих. Аминь. Покойся с миром. Мы видим его руку с обручальным кольцом, рукав клетчатой рубашки, блеск серебряной запонки — и вдруг перед нами опускается огромная металлическая нога. В почерневшем, мятом металле тонут отблески света.

Где-то вдалеке раздается грохот. Но это мало похоже на звук выстрела, скорее на землю упали деревянные перекрытия. Очередная тщетная попытка остановить механического человека.

Наши герои (их осталось трое) отчаянно щурятся. Глаза болезненно слезятся. Еще бы. После мрачного подземелья оказаться в ярко освещенном месте. Вообще-то, это всего лишь большая расщелина, ее стены уходят почти отвесно вверх — и света совсем немного. Но зато над головой вместо проклятого камня — полоска голубого неба.

Сверху свисают толстые зеленые лианы. Еще один герой — это индеец-сиу, в белой полотняной рубахе, на бедре — «ремингтон неви», подходит и дергает за мясистый стебель. Потом кивает ирландцу.

Но тот не отвечает. Пока третий герой прислушивается у входа, заваленного досками, Холден смотрит на стену. Долго смотрит. Потом разжимает пересохшие губы.

— Восемь лошадей к северу и две — на запад, — говорит Холден. Голос звучит нехотя, словно говорить для ирландца — настоящая пытка. — Это где-то здесь.

Индеец удивлен. Потом смотрит туда, куда направлен взгляд Холдена. Лицо его меняется. Детская радость.

Ирландец смотрит наверх, потом хватается за лиану и начинает карабкаться наверх.

Когда через несколько минут он спускается вниз, эхо выстрела уже затихло. Никого нет. Третий герой исчез, остался один индеец. Свинцовый нарыв лопнул и разорвал индейцу живот. Все вокруг какое-то подозрительно красное, словно это ритуальная краска. Ирландец стоит и долго смотрит на индейца. Потом присаживается рядом с умирающим.

— Кто? — спрашивает Холден. Он не любит тратить слов попусту — даже в такую минуту. Синее Облако смотрит на ирландца, собирается с силами. Сил не так много, поэтому он почти шепчет.

— Человек с лицом шакала, — говорит индеец и замирает.

В застывших глазах — обрывок неба.

Холден выпрямляется и вновь смотрит на стену. Там нарисована черная курица. Позади ирландца слышна приближающаяся тяжелая поступь. Как глухое буханье федеральной артиллерии.

9. Вспышка во тьме

В то время ординарцем у Гастера состоял некто Барни Уинтроп, человек невеликого ума, но многих других достоинств. Чувство юмора было одним из этого другого.

— Чтобы ты сделал, парень, если бы мы сейчас победили?

Кипятильник надолго задумался. Во-первых, до сих пор никто не называл его «парень». Во-вторых: вопрос был интересный. Зубчатые колесики, маховики и бронзовые рычажки в его голове пришли в движение, заскрипели.

— Разрешите казнить президента Линкольна?

Барни посмотрел на Кипятильника с удивлением. Затем произнес фразу, бесповоротно изменившую жизнь ужасного механического человека. Фраза была проста — как прост и незамысловат по своей сути горный обвал.

— Какой к чертям Линкольн, если его пристрелили в шестьдесят пятом? — сказал Барни и добавил: — Актеришка Джон Бут. Сделал президенту мозги на вынос.