Сергей Платов - Зимнее обострение Страница 22

В «Чумных палатах», бывшей вотчине купцов Свиньиных, мини-дружина квартировала уже второй год, однако до сих пор, больше по привычке, простой люд обходил это место стороной. Сказывался застоявшийся страх, что нагнал на окружающих одичавший Феофан. Это сейчас домовой раздобрел на домашних харчах и ворчит больше по привычке. Раньше, судя по многочисленным рассказам, он резвился не в пример более жестко, если не сказать жестоко.

А потому Солнцевский крайне удивился, увидав запряженный тройкой коренастых лошадок крытый возок, стоявший прямо напротив ворот в палаты. Какие-то люди копошились вокруг, аккуратно загружая в него что-то вроде свернутого в рулон ковра. Илюхе сразу пришла на ум сцена кражи невесты из незабвенного кинофильма Гайдая, и он отчетливо вспомнил, как очень переживал, будучи маленьким, что недогадливый милиционер не удосужился проверить, какого именно «барана» грузили в машину Трус, Балбес и Бывалый.

«Я, конечно, не милиционер, но проверить можно», — сам себе сказал Солнцевский и решительно направился к странному возку. Далее некоторое время все развивалось по сюжету знаменитой комедии.

— Что грузите? — отчего-то с кавказским акцентом поинтересовался Илюха.

Он уже был готов пошутить про шашлык и невесту, однако жизнь внесла свои коррективы. И в следующее мгновение Илюха наконец понял, почему тот милиционер из фильма не стал настаивать на обыске. Когда в малолюдном месте три сомнительных личности что-то пытаются запихнуть в машину (или, скажем, в запряженный тройкой воз), велика вероятность того, что они могут не оценить по достоинству твоего любопытства. В следующее мгновение что-то очень тяжелое и неласковое опустилось сзади на Илюхину многострадальную голову. Сознание скоренько покинуло его, а к старым травмам прибавилась еще одна, причем совершенно не спортивного характера.

— …ать, Илюха, да очнешься ты, в конце концов, или нет?

Как красиво эта сцена смотрится в кино: пляж, пальмы, золотой песок, прибой вынес загорелого молодого красавца на берег, стройная мулатка в бикини плачет на его груди, время от времени ласково шлепая рукой по трехдневной щетине, с надрывом просит своего героя: «Очнись, мой милый Педро!» (или Хуан! — тут можно подставить любое другое имя славного представителя семейства мачо).

А если твое тело не видело солнца несколько месяцев, до ближайшего моря как пешком до Китая, голова раскалывается от невыносимой боли, мороз настойчиво пробирается сквозь одежду, да еще кто-то самозабвенно пинает тебя ногой под ребра? В таком случае это уже не мыльная опера, а суровая проза жизни.

— Мы, может быть, последние минуты видим друг друга, а он тут без сознания разлегся, эгоист!

Илюха получил еще один пинок под ребра и торопливо подал признаки жизни. В качестве такого признака он выбрал стон.

— Ну наконец-то! — расслышал он до глубины души знакомый голосок боевой подруги. — Я извелась вся, а он никак в себя прийти не может!

Чтобы не получить очередной раз по ребрам от собственной подчиненной, Солнцевский благоразумно попытался сесть. Со связанными руками и больной головой это было не просто, но со второй попытки все-таки удалось осуществить задуманное. Еще некоторое время понадобилось, чтобы собраться с мыслями и осмотреться. Итак, что мы имеем? Руки связаны за спиной, рядом Любава в точно таком же положении, и, судя по всему, находятся они вдвоем в возке, который движется в неизвестном направлении. Сквозь полог из овечьих шкур пробивается солнце, но понять, сколько сейчас времени, не представляется возможным. Соловейка сидит напротив и нетерпеливо буравит его глазами.

— Говорить можешь? — на всякий случай уточнила младший богатырь.

— Не знаю, — совершенно честно признался Илюха, с огромным трудом раздирая пересохшие связки.

— А слушать?

— Могу.

— Уже неплохо, — в голосе Соловейки проскользнули нотки удовлетворения. — Значит, я буду говорить, а ты слушать.

На этот раз Солнцевский просто кивнул головой.

— Ты, конечно, большая скотина, что обвинил меня во флирте с Гордоном, — начала Соловейка, — в другой ситуации я бы в жизни не простила тебе столь необоснованное обвинение и дулась бы, по меньшей мере, неделю. Но сейчас столько времени у нас нет, и я тебя прощаю.

Илюха не смог сдержать вздох облегчения. Как все хорошо складывается, никаких тебе выяснений их сложных отношений, раз, и готово — прощен. Ради этого можно было схлопотать оглоблей по затылку.

— Теперь о главном. Я очнулась раньше тебя, и мне удалось подслушать, о чем переговаривались наши похитители. — Тут Соловейка сделала выразительную паузу и продолжила чуть более торжественным голосом: — Они везут нас на какую-то заимку и там продадут хазарам. Ты, я услышала, будешь работать на руднике, а я пойду в наложницы к богатому кочевнику.

Это становилось интересно. Что из него шахтер не получится ни при каком условии, Солнцевский осознавал вполне четко, но еще более отчетливо просматривалась судьба того лишенца, который захочет позабавиться в спаленке с бывшей мелкоуголовной личностью. В лучшем случае, распустит свой гарем за ненадобностью, а в худшем этот самый гарем будет плакать над его могилкой. Интересно, какой из предложенных вариантов ему придется по вкусу?

— Так вот я и решила, что другой возможности обсудить наши отношения больше не представится.

Услыхав такие речи, Солнцевский вздрогнул и сразу напрягся. Выходило, что обрадовался старший богатырь рановато и самое трудное еще впереди.

— Ну откуда такие пессимистические настроения? — стараясь говорить как можно более беззаботно, начал Илюха. — С чего ты взяла, что не будет другой возможности? Да у нас с тобой будет куча этих самых возможностей, и в конце концов когда-нибудь (но не сейчас) мы все обсудим. А может, к тому времени вообще все как-то само собой рассосется.

— Илюш, что, голова сильно болит? — с тревогой в голосе поинтересовалась Соловейка.

— Да есть немного, — признался Солнцевский. — А это ты, собственно, к чему?

— А к тому, что туго соображать стал! Давай я буду говорить помедленнее, глядишь, до тебя дойдет, что нас вот-вот продадут, словно коров на рынке, и больше мы с тобой никогда не увидимся!

— Скажешь тоже, коров! Для меня больше подходит сравнение с быком, а тебя в таком случае лучше назвать телочкой.

Несмотря на крайне ограниченное пространство, Соловейке удалось-таки его пнуть. Илюха и среагировать не успел.

— Чего дерешься? Я же шучу, настроение тебе поднимаю! — немного обиделся Илюха, не имеющий даже возможности потереть больной бок. — Вон ты в какую депрессию впала, а я не потерплю пораженческих настроений во вверенном мне подразделении.

— Издеваешься?

— Ни капли. Вместо того чтобы дурью маяться, предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию.

— Так я и предлагаю обсудить! — подскочила Соловейка и слегка ударилась головой о мягкий потолок повозки. — Давай так, если тебе сложно начать первым, буду говорить я. Знаешь, я уже давно хотела тебе сказать…

— Ты совершенно права, — резко оборвал собеседницу Илюха, понимая, что разговор пошел совсем не в ту сторону. — Я тоже хочу тебе сказать, что Изин план сработал на все сто! Мы настолько запугали преступника своими наездами, что тот от страха за свою шкуру организовал на нас покушение. Думаю, что похищение нашего рогатого друга так же входило в его планы, но он как обычно выкрутился. В противном случае он лежал бы связанным тут же и развлекал нас скабрезными анекдотами в неповторимом одесском стиле.

— Но я хотела говорить не об этом! — зарычала Соловейка. — Не об Изе, чтоб он был здоров, а о нас с тобой.

— Так я и говорю о нас с тобой, — продолжил гнуть выбранную линию Илюха. — С чего это вдруг нам обсуждать ушлого черта? Раз он на свободе, то, несомненно, в данный момент он развил бурную деятельность и мобилизовал все взрослое население Киева на наши поиски. А если прибавить к этому Мотю, то становится совершенно очевидным, что вопрос нашего освобождения решится в ближайшее время.

Илюха говорил настолько убежденно, что, в конце концов, сам проникся своей собственной уверенностью. А ведь в начале разговора ее как таковой не наблюдалось.

— Так ты думаешь, нас спасут? — осторожно поинтересовалась Соловейка.

— Однозначно!

— Но, может быть, на всякий случай мы с тобой…

— Никаких всяких случаев быть не может, — сказал, как отрезал. Солнцевский. — Мы с тобой освободимся, закончим это дело, отгуляем заслуженный отпуск и, возможно, тогда…

Закончить фразу он не успел, возок резко остановился, и, потеряв равновесие, Илюха повалился на погрустневшую Соловейку. Та охнула, но ни ругаться, ни пинаться на этот раз не стала. Их лица оказались совсем близко друг от друга, и Солнцевский отчетливо увидел снежинку, повисшую на длинных ресницах Любавы. Конечно, если бы он сконцентрировал свое внимание не на этом кристаллике льда, а на глазах своей боевой подруги, то смог бы разглядеть в них нечто очень важное. Вся беда была в том, что он отчего-то очень боялся это сделать. Боялся признаться себе, что взбалмошная девчонка, которая когда-то пыталась ограбить его на большой дороге, стала для него чем-то большим, нежели друг.