Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа Страница 23

— Как поживает Его Величество Федор Алексеевич? — мило поинтересовалась хозяйка гостеприимного дворца.

— Спасибо, хорошо, — ругая себя за то, что слабо знаю историю своей страны, ответила я.

Какой же сейчас год? Разве не Алексей свет Михайлович сидел на троне во времена Людовика Четырнадцатого?

— Французы крайне недовольны введением крепостного права в России, — вмешался в разговор молчавший доселе де Меридор.

— Согласна. Люди не должны покупаться и продаваться! — возмутилась существующим средневековым беспорядком русская «аристократка» и моментально почувствовала себя не в своей тарелке от изумленного взгляда баронессы.

— Земский Собор принял Украину в состав России, — не унимался всезнающий маркиз. — Доверяете ли вы народу, породившему Богдана Хмельницкого?

— Искренне уважаю Богдана Хмельницкого, но хохлам не доверяю, Прихватив наш Крым, любители сала и горилки наплевали на старшего брата, лишив его всесоюзных здравниц! — воскликнула я, искренне считая, что Хрущев обокрал российский народ.

— Да? — поперхнулась рыбьей костью Луиза.

О, Господи, что я болтаю!

— Вы хотите сказать, что бескрайнюю вашу Родину одолела маленькая Украина? — осторожно спросила она.

— Что вы, что вы! — я не знала, куда деть от стыда глаза, — Россию победить практически невозможно!

— В таком случае, когда же Его Величество Федор Алексеевич уступил русские земли украинцам? — свирепо хватая в руки серебряный нож, поразился неугомонный Анри.

— Впервые слышу о таком недальновидном и безответственном монархе!

Я трусливо промолчала, а благовоспитанные французы сочли мое молчание вполне уместным и стали говорить о своих средневековых проблемах.

После завтрака хозяйка дома попросила меня пройтись с ней по саду. На главной аллее, уютно устроившись на скамейке, баронесса знаком велела мне примоститься рядом.

— Анастасия, — выдержав небольшую паузу, начала она, — не пытайтесь обманывать меня, но вы не та, за которую себя выдаете. Я не знаю причин, побудивших вас лгать, да и не хочу знать вашей тайны. Вы — человек не нашего круга, хотя и не лишены воспитания. Вы обаятельны, милы, скромны, красивы. Слишком красивы. Вы из России, только я видела русских. Анастасия Волконская не похожа на них.

— Почему? — в ужасе пропищала я.

— Вы не ведаете манер, обычаев, привычек света, как существо из чуждого нам мира. Только самое главное не в этом. Самое главное в том, что мой единственный сын, которым я живу и дышу, влюбился в вас.

— Неужели Жюльен полюбил меня? — отмечая исключительную наблюдательность, казалось бы, простодушной пышечки, наигранно ахнула я.

— Да, хотя у него есть нареченная — маркиза Жозефина де Меридор, дочь любезного Анри, — тяжко вздохнула будущая свекровь несчастной Жозефины.

— Того, который сейчас находится в вашем замке? — несмело уточнила я.

— Того, который тоже не сводит с вас глаз, Анастасия, — нахмурила выщипанные брови Луиза.

— Вы оскорблены этим? — наконец-то поняла я все.

— Еще день назад он любил только меня, — сверкнула обиженными глазами средневековая ревнивица.

— Понимаю, что немедленно должна исчезнуть, — я робко накрыла своей ладонью ее нервную холеную руку.

— У моей гостьи нет денег, одежды, друзей, а потому я помогу ей, — Мадам де Бульон неторопливо вынула из сумочки объемистый, расшитый золотом и серебром, мешковидный кошелек, в котором звонко бренчали монетки, достоинство коих я не знала.

Неужели это все мне? И что я стану делать с данными чудными бабками?

— Платье для госпожи сегодня утром привезли из Парижа слуги, — положила на мои колени портмоне баронесса. — Вам нравится Онорина, Анастасия?

— Да, — принимая дар от доброй самаритянки, удрученно пробормотала я.

— Она проводит вас туда, куда вы ехали позавчера.

— Спасибо, Луиза, — искренне поблагодарила незадачливая «княгиня» не к месту прозорливую баронессу, — счастливо оставаться.

Через несколько часов, не попрощавшись с мужчинами, я ехала в попутной карете вместе с милой Онориной навстречу своей незавидной судьбе.

ГЛАВА 19

МАРКИЗА ДЕ БРЕНВИЛЬЕ

— Почему баронесса решила, что ее гостья — не княгиня? — спросила я попутчицу, поглядывая на аккуратные, маленькие домики, медленно проплывающие за окнами экипажа.

— А Ваша Светлость когда-нибудь общались с княгинями? — озорно улыбнулась Онорина. — Простите за дерзость, мадам, но вы — совершенно необыкновенная, не такая, как мы все, будто прибыли из другого мира. Я молода, но господ на своем веку повидала немало. О, как они надменны, как холодны по отношению к слугам, они в упор не замечают нас. Вы добры, от вас, как от маленького солнышка, идет тепло, ваша тактичность распространяется и на прислугу. Вы знаете что-то такое, чего не знаем мы. Или я не права?

— Чувствуется, что вы получили образование, Онорина, — изумляясь наблюдательности домработницы, вздохнула я.

— Да, длительное время я прожила в монастыре, там милостиво приютили безродную сиротинку. Когда же мне исполнилось семнадцать лет, пришлось самой начинать зарабатывать на свой кусок хлеба, — с грустью посетовала девушка.

— Кто ваши родители? — сравнивая жестокий семнадцатый век с не менее жестоким двадцать первым, сочувствующе осведомилась я.

— Не знаю, — повела плечами француженка, — насколько помню себя: всегда была одна.

Бедная девочка! Сколько же ей пришлось пережить!

— Надолго вас отпустили со мной? — искоса поглядывая на страдалицу, спросила я.

— Недели на две-три, — осветилась улыбкой Онорина. — Но я бы осталась с госпожой навсегда.

— Почему? — ахнула я.

— Прекрасная мадам увидела во мне человека, — отчего- то покраснела служанка.

Город возник внезапно. Маленькие, большей частью, одноэтажные дома имели садики, обнесенные невысокими изгородями. То было пристанище простолюдинов, предместье Сен-Дени. Дорога, по которой двигался наш экипаж, проходила в тени деревьев, что делало ее еще уже. Навстречу путешественницам несся аромат сирени в полном цвету, в кустах щелкали соловьи.

Карета остановилась внезапно, кучер слез с козел и открыл дамам дверь, предлагая рассчитаться за проезд. Я в недоумении посмотрела на кошелек, набитый неизвестными мне монетами, пару раз чихнула и передала его Онорине.

— Заплати, пожалуйста, таксисту, — незаметно переходя на «ты», попросила «княгиня Волконская» ошарашенную аборигенку.

Служанка удивленно взглянула на свою странную госпожу, но тактично промолчала. Средневековый водила уехал довольный, помахав нам ручкой на прощание.

Гостиница «Три березы» представляла собой приземистый кирпичный домишко, однако, покрашенный в темно-синий цвет. Окна с зелеными ставнями были прикрыты разноцветными занавесками. Широкая дверь вела в длинные, просторные сени. Справа от передней помещалась распивочная, слева — квартира хозяина заведения. Узенькая лестница поднималась на второй этаж, где были комнаты для посетителей. Мы заказали один номер на двоих, повергнув в изумление бравого администратора. Комнатка находилась в правом крыле здания, была мала, но не лишена некоторой изящности. Двуспальная кровать, заправленная розовым покрывалом, деревянный столик на изогнутых ножках, шкаф и тумба с тазиком и трехлитровым кувшином для умывания составляли все ее убранство.

— А ванны, разумеется, нет, — раздраженно подумала я, — да и туалет в коридоре. Что поделаешь: издержки семнадцатого столетия.

Да и одежды у Алисы Смирновой не имеется никакой, кроме той, что в настоящее время красуется на ней. Правда, у Онорины есть крохотный баул с несколькими тряпками, но они, к сожалению, «моей Светлости» не подойдут из-за разницы в размерах.

— У нас хватит денег, чтобы купить запасное белье? — спросила я озабоченную чем-то девушку.

— Да, — ошеломлено уставилась она на меня. — Мадам не знает, сколько пистолей в кошельке?

— Представления не имею, что такое пистоли, — наконец- то решила я повиниться в своей непозволительной некомпетентности.

— Как же госпожа путешествовала по Франции? — с подозрением покосилась на меня прислуга.

Я задумалась. Не признаваться же служанке, в конце концов, в том, что мадам — залетная птичка из века, в котором все, живущие сейчас, рассыпятся в питательный для планеты порошок, оставив после себя отполированные временем несимпатичные черепа. Ничего себе, как омерзительно мала человеческая жизнь!

— И когда мы пойдем в магазин? — игнорируя вопрос француженки, пролепетала я.

— Сначала помоемся после дороги, — трогательно улыбнулось будущее удобрение. — Я помогу вам раздеться.

«Мытье» привело меня в ужас. За недостаточностью воды, Онорина, напевая веселую песенку, принялась усердно растирать над тазиком дорожную пыль по вынужденному смириться с экзекуцией телу «госпожи».