Андрей Чернецов - Сети зла Страница 25

Со стороны ситуация выглядела несколько пикантно. Как будто парень раздевал стеснительную девушку, пришедшую на любовное свидание, но робеющую близости. (Зайди кто к амазонке со спины, именно так бы и подумал.)

Невольно Орландина сравнила себя с сестрой. Да, прежде их и в самом деле можно было перепутать. И перепутали же!

Фигуры похожи. Та же тонкая кость. Было время, она чуть не плакала, что нет в ней, как ни тренировалась, той крепости и солидности, что была у многих ее товарок. Хотя и матушка Сэйра, и наставники объясняли ей, что нужно как раз использовать это и упирать на гибкость и скорость.

Даже кисти рук у них не слишком сильно отличаются по размеру. Только у сестры кисть мягкая, с тонкими пальчиками, а у нее ладонь с квадратными мозолями от рукояти клинка. И пальцы у Орландины крепкие. Бывало, она их едва ли не в кровь стирала, вонзая во влажную красную глину у гончарных мастерских.

У обеих шеи изящного абриса, стройные ноги… Хотя по ногам-то их отличить проще всего. У бывшей послушницы узкая и длинная ступня с небольшой изящной пяточкой и тонкими пальцами — нога благородной дамы. А у нее широкая да обрубистая — ступня, много прошагавшая по тяжелым дорогам. И подошва жесткая и мозолистая, не то что нежно-розовая сестричкина.

А уж стоило снять одежду — и отличия буквально бросались в глаза.

Долгие тренировки и бои оставили на теле воительницы явственные следы.

Плечи у нее широковатые для женщины и разработанные, зато талия потоньше, чем у Ланды. В монастырях вроде бы положено поститься и, как это… «умерщвлять плоть», но с десяток фунтов сестренке сбросить бы не помешало.

Но бюст у Орланды — впору позавидовать.

Бедра у нее стройнее, а у Орланды — пышнее. Живот у одной плоский и твердый, а у другой — мягкий и вполне женский, чуть выдающийся вперед.

Ну и, конечно, татуировка.

Орландина вспомнила, как в шестнадцать совсем собралась было сделать на животе шикарную наколку у мастера из Чжунго — красный дракон с синими крыльями и изумрудными глазами, верхом на котором голая девка с мечом. Но тут как раз началась эта сицилийская заварушка и она отправилась на свою первую войну, откуда вернулась, приобретя первые шрамы и лишившись некоторого количества дури в голове.

Вдруг ее посетила весьма фривольная мысль: а интересно, в постели их смогли бы различить? На ощупь, к примеру? Все-таки Орланда мягче и малость потолще ее? Подумав, воительница решила, что скорее нет, чем да.

И мнение всех, с кем она это обсуждала, и ее личный небольшой опыт (муж и два мимолетных любовника, как-то случившихся у нее после его исчезновения) гласили, что в такие моменты мужчины думают совсем о других вещах. Наверняка, если натянуть юбку на дуплистое дерево, и то найдутся такие, что побегут к нему со всех ног.

Ей вспомнился центурион Максентий, который выбил на своем щите многозначительный девиз: «Все, что шевелится». И снабдил еще изображением того, что грамотеи в Вендии именуют лингамом, в Италии — фаллическим символом, а простые люди называют менее благозвучно, зато вполне понятно.

А вообще, во всей этой истории самое хорошее — что они встретились и Орланда убралась из своего монастыря. Не дело, что такое шикарное создание пропадало за каменными стенами. Ей определенно нужно выйти замуж, да побыстрее. Ведь уже восемнадцать, как и Орландине. По всем меркам, принятым хоть в какой земле, почти перестарок.

Однако вот еще забота — выдавать сестру замуж. К тому же без приданого.

Ей самой в этом смысле легче. Как-никак вдова (ну, почти что вдова), с нее спрос другой.

Да, выбраться-то они выбрались, а вот что будут делать теперь? Для начала, чем будут добывать хлеб насущный? Среди всех корпораций наемников женщин в качестве воинов принимал только Сераписский легион. Другие, правда, тоже охотно принимали, как и кадровые легионы, но только в одном-единственном качестве — обозной шлюхи.

Единственное, где она может приложить свои силы, — это работа телохранителя. Телохранители-женщины всегда очень ценятся.

— Ой, что это у тебя? — вывел ее из раздумий голос сестры. — Какой ужас!

Орландина подумала, что речь идет о ее татуировках, и приготовилась выслушать речь насчет морали и приличий.

— Что это?! — испуганно повторила Орланда, протягивая пальчик к белому треугольничку шрама под ее левой грудью.

Амазонка уже решила рассказать про тот бой, когда она прикончила своего первого врага, но вдруг раздумала. Что-то не тянуло ее хвастаться трупами перед единственным родным по крови человеком. Впрочем, выражение подлинного ужаса на лице сестры доставило ей некоторое удовольствие. А вот она тогда почти не испугалась, хотя запомнила этот случай хорошо.

И вдруг… Орландина вновь заново словно вернулась в тот день. И вновь пережила… Нет, на этот раз все было по-другому. Она ощутила, как сталь входит в ее тело, услышала даже сквозь звуки близкого боя, как со скрежетом лопаются кольца доспеха, почувствовала, как чуть затормозившее острие проходит дальше, между ее ребрами, и как за показавшиеся бесконечно долгими мгновения стилет протыкает ее сердце, останавливая его, и со всех сторон наваливается мрак небытия…

И дальше не было бы ничего. Она бы не отметила свои шестнадцать лет, не целовалась бы украдкой с Чижиком, не встретила бы Клеора, не стала бы женщиной, не узнала бы, что у нее есть сестра… И сейчас только матушка Сэйра помнила бы о ней…

Орландина вздрогнула от обжигающего укола в груди и, чтобы не выдать себя, отвернулась, бормоча про себя молитвы к духам-покровителям об избавлении от жуткого наваждения.

— Это? А это, сестренка, меня убивали, — ответила негромко.

И если бы увидела себя сейчас со стороны, то подивилась, насколько стали похожи их с сестрой лица…

— Плесни-ка еще тепленькой, — попросила амазонка, намыливая голову.

Продолжать невеселый разговор не хотелось.

Ланда с готовностью зачерпнула тазиком воды из бассейна и внезапно тоненько завизжала.

Из водоема на нее глядели два больших круглых и желтых ока.

— Ой! Ой-ой-ой!! — заголосила послушница и разжала руки.

Таз глухо стукнул о мраморный пол.

— Что? — всполошилась ничего не понимающая Орландина. — Что такое?!

Она никак не могла раскрыть глаза — проклятое мыло так и норовило их выесть.

— Там! — рыдала сестра. — Та-ам!..

И никак не могла закончить фразу.

Воительнице наконец удалось справиться с кусачим неприятелем, и она грозно уставилась туда, куда тыкала дрожащим пальцем Орланда.

— Ничего не вижу! — пожала плечами.

— Он-но т-там, — упорно стучала зубами Ланда. — Т-так-кое ф-фиол-лет-тово-ое-э! — И снова залилась слезами.

— Уд святого Симаргла! — выругалась прознатчица.

Был бы при ней ее скрамасакс или хотя бы нож. Так как назло оставила всю амуницию в комнате.

Оглядевшись по сторонам, схватила в руки бронзовый скребок для снятия с кожи остатков гигиенического масла. Такими обычно пользовались атлеты, отмываясь после соревнований. Наверное, забыл кто-либо из постояльцев.

Крепко сжав рукоять своего импровизированного оружия, Орландина сделала пару шагов вперед.

— Эй ты! — крикнула как можно строже. — Выходи!

Вода в бассейне хлюпнула через край.

— Буль-буль!

— Чего? — не поняла амазонка.

Еще одна порция влаги выплеснулась из резервуара.

— Зачэм кырычишь, сыпырашываю? — донесся тихий, как шелест листвы, голос.

— Ой-ой-ой!! — заметалась по купальне Орланда.

Подскочила к куче снятого ими белья и, выхватив свою полумокрую сорочку, тут же напялила ее на себя.

— Я бегу за подмогой! Ой, мамочки!

Входная дверь упорно не желала поддаваться ее натиску. Словно ее кто запер на ключ. Или на запор.

Но задвижка была только с этой стороны.

— Вах, вах, вах! — дунуло от бассейна. — Какой нэрвный дэвушка!

— Ты, извращенец! — не на шутку разозлилась Орландина. — Вылазь, тебе говорю!

Из-под воды показалась круглая и безволосая голова фиолетового цвета. Два желтых совиных глаза с любопытством уставились на обнаженную амазонку.

Не пройди она суровых военных испытаний, то, как знать, возможно, тоже присоединилась бы к неистовствующей от испуга сестре. А так только криво ухмыльнулась.

— Нравится?

Сливовые губы растянулись в подобии улыбки.

— Ныравытся! Харошый дэвушка!

— И давно ты здесь? — поинтересовалась воительница, потихоньку-полегоньку приближаясь к бассейну.

— Давыно, — подтвердила голова. — Сам уже нэ помню, сколыко. Мыного выдэл. Мужчыны, женщины, дэти. Кырасывые и нэт.

— А я? — вызывающе повела плечами. — Я красивая?

Еще шажок.

— Кырасывый. Любылю высе кырасывое. И выкусыное.

Желтые глаза мечтательно закатились, а губы-сливы аппетитно зачмокали.

— Эй, кырасавыца, нэ балуйся!