Евгений Ясенов - Золотая шпора, или путь Мариуса Страница 34

Невозможно понять логику твердолобого капитана Граппса, как невозможно объяснить мышление мартовского зайца. И то, и другое не поддается анализу. При всей своей примитивности логика профессионального военного — это что-то внерациональное. Одно ясно: в Тайной канцелярии с двух злоумышленников шкуру спустят, но узнают, с какой целью проникли они в отель его светлости. При всей своей фантазии Уго не мог сейчас придумать даже намека на оправдательную версию. Разве с добрыми намерениями тайком пробираются? Да тут плахой попахивает. А запах плахи отвратителен, как руки брадобрея. В этом Уго готов был поверить знаменитому диджанскому поэту.

Вдруг дикая мысль посетила Уго. Не сама ли Эльза вдохновила муженька на это дело? Может, из мести, может, по другим причинам. Вот было бы здорово! Нет, что ты, осадил себя Уго. Женщина, конечно, способна на всякое. Но Эльза? А почему, собственно, и нет? Все бабы одним миром мазаны. В их головах возможен любой поворот, потому что мысли у них — побочный продукт гормональной деятельности. И все же — Эльза? Нет, не верю, решительно сказал себе Уго и перестал думать на эту тему.

Арестованные с конвоем двигались по аллее, вниз по склону холма, к воротам в ограде. Аллею обрамляли шеренги высоченных пирамидальных тополей. Впереди шел черно-лиловый страж со шпагой наголо. За ним, бок о бок — арестанты. Замыкал процессию второй страж. Капитан Граппс контролировал шествие сбоку. Параллельно офицеру скользил черный кот с белым пятном на груди. Он был огромен и явно что-то замышлял.

Все чинно-благородно. И вдруг — шум, треск, стук. Обернувшись, Уго и Мариус видят невероятную картину: на земле бьется в судорогах окровавленный задний конвоир, с его тела быстро поднимается Расмус. Он возносится над поверженным противником — мощные прямые плечи, неимоверно длинные ноги, непобедимый, как античный герой Дуракл. Никто не успевает и глазом моргнуть, как Расмус ударом ноги выбивает из рук переднего стража нерешительно поникшую шпагу. И тут же, согнув ногу в колене, подержав ее на весу менее секунды для набора амплитуды, огромной своей ступней поражает противника в челюсть.

Черно-лиловый рухнул, даже «мама» не успев сказать. Но это был еще неконец. Уго краем глаза успел заметить, как блеснул клинок сбоку. Это мог быть только капитан Граппс, которому Расмус в пылу схватки показал спину.

Уго только собирался реагировать, как блеснул другой клинок. Капитан Граппс свалился на дорожку, подкрашивая своей кровью желтый песок. Из его бока торчала шпага заднего конвоира. Капитан хрипел, выплевывая розовую пену. Клинок, скорее всего, прошел сквозь легкое. На эту картину завороженно смотрел Мариус, чья расторопность и спасла жизнь Расмусу. Можно проиграть любое сражение, кроме последнего, говорят на Острове Зеленого Дракона. Капитан Граппс, похоже, свое последнее сражение проиграл.

Обернувшись, Расмус осмотрел поле битвы и, задыхаясь, выпалил:

— Ходу!

Воссоединившаяся троица бросилась вперед. Петляя, Расмус держал курс куда-то в сторону от аллеи. Вот и ограда. А в ограде (что значит — солдатский опыт!) могучей рукой Расмуса отогнут один из прутьев.

Просунув голову в эту щель, Расмус осмотрелся. В прилегающем переулке — никого, кроме парочки влюбленных, которая удаляется. Расмус в мгновение ока протиснулся между прутьев. Несколько секунд — и все трое уже упивались свободой. Свернув за угол, беглецы оказались на шумной Цветочной улице, где без проблем затерялись в густой толпе. Чтобы обрубить возможные «хвосты», маршруты возвращения Уго выбирал самые невероятные. Но полное успокоение пришло только в обители Борова. Магия четырех стен, которые душа согласна считать родными!

Бледный Мариус, раскрасневшийся Расмус и смуглый Уго.

— Ну, и как же ты на том тополе оказался, уважаемый? Если память мне не изменяет, ты должен был ждать нас здесь, — обратился Уго к Расмусу.

Расмус уничтожающе зыркнул на Уго, ощерился, показав свои волчьи клыки, и отчеканил:

— У каждого — свое дело, сказал воробышек, расклевывая конское дерьмо.

— Когда двое делают одно и тоже, это уже не одно и то же, — глубокомысленно подвел черту Уго.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Реформа управления, о которой говорил Просперо, осуществилась в 773 году. Сумятица в отношениях между частями государства, воцарившаяся в результате нашествия горулов, требовала устранения. Но Просперо хотел не просто порядка, а порядка, нужного ему. И он разделил королевство на 7 больших провинций: Север (Санах), Северо-Запад (Райзиния), Запад (Раш), Центр (Лигия), Восток (Квеслия), Юг (Лард), Дальние земли. Во главе их встали назначенные лично Просперо губернаторы, которые вместе с королем и первым министром образовали Звездный Совет, обладавший законодательной властью. Просперо предполагал время от времени смещать губернаторов, назначенных из поддержавшей его аристократии и преданного ему мелкого дворянства. Но после смерти великого человека губернаторство было фактически узаконено как наследственное понятие. Нет ничего хуже для государства, милый Ральф, чем наследование должности, что развращает саму систему правления…

Особое внимание уделялось обучению и подготовке стражников, которые по боевым качествам должны были превосходить линейные войска. Страже губернаторов полагалось умение владеть оружием огнестрельным (длинные пистолеты) и холодным (прямая сабля), быстро передвигаться в пешем и конном строю, вести бой в городской черте.

Подразделения губернаторской стражи создавались достаточно сильными, чтобы стать опорой какого-нибудь честолюбца, желающего стать независимым правителем. Предвидя эту возможность, Просперо подчинил эти войска непосредственно королю, который имел исключительное право назначения офицеров стражи. Губернаторы командовали офицерами стражи только в связи с поддержанием порядка в своих владениях. Исполнение других приказов губернатора стражниками приравнивалось к государственной измене. Жалование офицеры стражи получали из королевской казны.

Просперо позаботился и о том, чтобы в народе посеяли мнение об этих войсках как о непобедимых и вездесущих. На долгое время стражники превратились для простолюдинов в носителей неотвратимой и страшной кары. Увидеть стражника считалось дурной приметой. С годами, однако, вера у нас ослабла настолько, что безбожие сделалось культом. Поблек и пугающий ореол, окружающий губернаторскую стражу…"

Солнце только вступило в отношения с кронами деревьев и городскими крышами, когда Уго с Мариусом и Расмусом покинули гостеприимный кров Борова. Их котомки распирало от снеди, которой снабдил их хлебосольный бородач. Кроме того, он субсидировал Уго сумасшедшей суммой в десять дублонов. К удивлению Расмуса, золотую шпору Боров вернул им в целости и сохранности. Честен оказался человече, а ведь по виду не скажешь.

Еще больше удивляло Расмуса поведение Уго. Ни в какую ловушку грамотей их не завлек, хотя тысячу раз мог бы. Но побороть антипатии к этому человеку Расмус не мог. Частью — по причине природного упрямства, частью — потому, что Уго был слеплен из совершенно другого теста и тем самым внушал необъяснимое опасение. Расмус любил то, что удобно укладывалось в прокрустово ложе стандарта. Он терпеть не мог того, чего никто раньше не видел.

Воздух звенел чистотой. Бодрила теплая морось. Темнота неохотно покидала город, тяжело выползая из наиболее укромных закоулков. Уго сказал: "Пойдем по солнцу ночью". Так и получилось. Еще горели кое-где фонари, до которых не успел доковылять хромой фонарщик, маячивший в конце улицы. Еще бледнела над головами Большая луна, с каждой минутой тая под превосходящими силами солнечных лучей. Но город уже просыпался. Вдали слышался противный вопль то ли водовоза, то ли молочника. Внизу, у Рыночной площади, скрипели первые телеги. А в особняке напротив (дом графини Зарлит) запоздалое пиццикато вплеталось в усталый вокализ, гасли лампы и стихал шум — верный признак рассвета. Скоро, скоро тезоименитство старого Ника Зарлита!

Прохладный ветерок гонял мелкий мусорок по Рыночной площади. Позевывая, располагались для торговли первые энтузиасты. На гигантской барже (своего рода гостиница для простонародья), намертво причаленной у дебаркадера, чесали пуза и хохотали трое жизнерадостных иноземцев с курчавыми черными бородами. Неужто гинардов занесло в такую даль, удивился Уго. Там же, на барже, где-то среди вьюков, кадушек, корзин, вывешенных подштанников и спящих копигольдеров вдруг истошно загорланил петух.

Вход на Старый мост. В розовых рассветных лучах поблескивают каски и сабли караула. Стражникам губернатора Северных провинций положено иметь грозный вид. Они и имеют — точь-в-точь, как головорезы на картине Карла Репса "Ландскнехты Просперо". Но свирепость стражников — только видимость. Они устали после изнурительного ночного дежурства и ждут смены. Какой нормальный стражник не любит хорошо поспать?