Оксана Стадник - Чужое добро Страница 35

Стало смеркаться. Это добавило волнений. Ральдерик уже начал потихоньку оглядывать окрестности в поисках более или менее подходившего места для ночлега, как вдруг болото действительно закончилось. Камыши расступились, и взору отряда предстала твердь. Ветер пригибал обычную полевую траву к земле, невдалеке виднелось несколько деревьев. Кони радостно заржали и рванули вперед, оставляя осоковые и кувшинковые заросли позади. Преодолев последние метры болотной растительности, команда вышла на самое что ни есть обычное поле.

Солнце садилось, редкие тени стали длиннее и гуще, свежий ветер, пахший полынью, уносил запах гнилой органики и сырости. Лошади были вымотаны до предела, всадники, в общем-то, тоже. Однако они все равно решили отъехать подальше, потому что неизвестно, что в этой топи водилось и не выходило ли оно на ночные прогулки подзакусить легкомысленными путниками. Уже в сумерках они отыскали удобное для ночлега местечко. Решив, что на этот день путешествий хватит, товарищи спешились и освободили бедных животных от седел, упряжи и багажа.

Выспавшаяся по дороге, поэтому самая бодрая из всех, Филара отправилась искать какой-нибудь мало-мальски приличный ручеек, справедливо полагая, что хоть один да должен впадать в болото. Шуна, как обладавшего самым острым зрением в отряде, послали искать дрова. Им обоим улыбнулась удача. Девушка нашла не только источник, но и какую-то запруду, в которой не преминула искупаться сама, пока никто не видел, и тщательно помыла Герань. Закончила она к тому моменту, как поисковая экспедиция в лице кузнеца, обеспокоенного ее длительным отсутствием, ее нашла. Филаре набрали котелок чистой воды и отправили готовить, а Гудрон с Ральдериком, который очень быстро прознал о возможности помыться и радостно примчался, позабыв об усталости и твердом намерении немедленно завалиться спать, занялись водными процедурами.

К моменту возвращения девушки в лагерь там уже бодро потрескивал костерок, разведенный умелым Дунгафом. Шун, хотя до ближайших зарослей было очень далеко, умудрился откуда-то приволочь целое дерево. К водоемам он относился крайне подозрительно, поэтому не торопился разделять общего возбуждения по поводу купания.

Когда через некоторое время все собрались вокруг огня, уже наступила ночь. Все небо было усыпано звездами, огромными и яркими, освещавшими это безлюдное и всеми забытое место. Нормального ужина не получилось: Филара решила ограничиться «вредными бутербродами», потому что готовить впотьмах после утомительного путешествия у нее не было ни малейшего желания. Собственно, возражений не последовало. Все сидели кружочком вокруг пламени и молча потягивали горячий отвар из какой-то травы, найденной девушкой поблизости. Несмотря на усталость, идти спать никто не торопился. Все находились в том состоянии, когда сознание еще пока сопротивляется сну, но дрема все равно мало помалу одерживает верх. Филару даже не пытались остановить, когда она принялась терзать свой музыкальный инструмент, напевая какую-то якобы древнюю балладу о поющих звездах, гибнущих героях и павших на заре времен городах. Эта песня даже показалась слушателям красивой и крайне актуальной. Ночь выдалась прохладной, поэтому все стремились сесть поближе к огню или хотя бы друг к другу. Отблески пламени плясали на лицах, придавая сидевшим фигурам эпический вид. Потом кто-то начал разговор о доме и семье.

— Я родителей почти не помню, — Гудрон обхватил кружку обеими ладонями и подул на горячий «чай». — Они умерли, когда я был совсем маленьким. От болезни. В тот год зима выдалась холодной, а они вдвоем пошли в лес за чем-то. Если не ошибаюсь, хотели мне на праздник ёлку принести, чтобы в доме пахло хвоей и свежим снегом. Замерзли и заболели. Воспаление легких. Никто не смог помочь. Поэтому меня растили все, у кого было в тот момент свободное время. То есть фактически вся Ирола.

— А у меня оба старика живы, — отозвался Ральдерик, кутаясь в плащ. — Герцог и герцогиня Заренги лам Гендевские. Отец человек суровый и решительный, боюсь представить, что будет, когда он узнает, в какую опасность я поставил Заренгу. Он ведь сначала меня убьет, потом принца, потом мобилизует все население в ополчение и войско, а затем… А затем будет биться до последней капли крови. Как своей, так и чужой. Так что, если я не добуду голову дракона, мое герцогство станет частью Велии ценой огромных жертв. Скорее всего, отец проиграет, но король и все остальные надолго запомнят как его, так и всю грядущую войну. Им еще кошмары по ночам сниться будут с папой в главной роли…

— Зачем же так пессимистично? — попытался подбодрить дворянина иролец. — До Нового года еще далеко. Успеешь найти и убить какое-нибудь чудище, принесешь этому принцу его голову, и все твои проблемы решены! Так что никакой войны не будет, никто не погибнет, а твой отец, возможно, даже не узнает, что могло произойти…

— Ну, это, конечно, надо было умудриться. Проворонить собственное герцогство, — встрял не в меру тактичный кот. — Хотя, чего от тебя еще ожидать?

— Шун! — с нажимом позвал Дунгаф, сурово глядя на юношу поверх очков.

— А что такого? — не унимался тот. — Я больше скажу: в случае этой войны не только твоего батю не забудут. Ты тоже навечно останешься в людской памяти, как образец беспросветной глупости и человек, по чьей вине погибло огромное количество ни в чем не повинных людей и героический отец.

Филара дернула его за рукав. Поймав на себе предупреждающие взгляды окружающих, парень заткнулся, поняв, что сказал лишнее, и осторожно посмотрел на гендевца. Герцог молча глядел в огонь, никак не реагируя на окружающих.

— Ральдерик, — осторожно позвала его девушка.

— А? — дворянин вздрогнул и очнулся от своих мыслей. — Простите, я задумался. Кто-то что-то говорил?

— Да нет… — поспешно ответил Шун, с облегчением выдохнув.

— А что мать? — спросил Дунгаф.

— А что мать? Она у меня очень добрая. Ласковая, но сильная. Мне даже порой кажется, что она гораздо сильней отца. Что поделаешь… Семейные черты. От этого никуда не деться. Герцог Яэвор должен быть смел, решителен, суров с врагами и милостив с друзьями. Первым бросаться в бой и погибать, забрав с собой как можно больше недругов. Из века в век мы добывали победы армиям Гендевы, продолжая сражаться даже после получения ранений, от которых обычные люди погибают, — исключительно за счет силы воли. Яэворы — клан воинов. Фактически это единственное, чем мы умеем заниматься. Воевать. Даже когда против нас выходит войско вдвое, втрое превышающее наше, мы все равно бросаемся в атаку и вырываем победу зубами. У Яэворов так принято. Когда погибают мужчины, их жены должны быть способны занять их место. Такое случалось нечасто, но все равно. Были случаи, когда женщины нашей семьи вели войска в бой или руководили обороной осаждаемого замка. Мать такая же. Как сталь, завернутая в бархат. Ей не нужно быть жестокой, смелой и решительной, потому что для этого есть отец. Однако если вдруг возникнет необходимость, она, не колеблясь, станет такой.

— Ты меня, конечно, извини, — осторожно встрял Шун, — но вот то, что ты сейчас описал… Вот ты у меня с этим ну никак не ассоциируешься… Ты производишь совершенно другое впечатление.

— Какое? — полюбопытствовал Ральдерик, нехорошо сощурившись.

— Другое, — уклонился от конкретного ответа бывший кот.

— Ключевая фраза «если возникнет необходимость», — пояснил герцог, наливая себе еще травяного отвара.

Больше он ничего не сказал, предоставив парню возможность самостоятельно приходить к выводам. Все немного помолчали, обдумывая слова дворянина. Наконец, Филаре надоело сидеть в тишине.

— А твоя семья, Дунгаф? — спросила она у гнома, молча курившего любимую трубку.

— Я же, кажется, рассказывал, — отозвался тот. — Меня выгнали из Великих Городов много лет назад.

— Ну и при чем тут семья? — не понял иролец.

— Семья и выгнала, — спокойно пояснил библиотекарь. — Они сказали, что я «позорю весь гномий род». А так у меня есть мама, папа, куча дальних родственников. Не знаю, что вам про них рассказать. Не думаю, что это интересно.

— А ты, Шун? — спросил Гудрон, удрученный всеми предыдущими рассказами.

Рыжеволосый юноша мрачно пошурудил палкой в костре и о чем-то задумался. После короткого, но очень насыщенного эмоциями молчания, он начал рассказ.

— О том, кто был моим отцом, вряд ли знала даже моя мать. Она жила на помойке возле трактира и любила погулять ночью по крышам. У меня было несколько братьев и сестер, но, когда нам исполнился месяц и трактирщик отчаялся пристроить котят в добрые руки, их всех засунули в мешок с кирпичом и утопили в ближайшей реке. Меня там не оказалось по счастливой случайности — в этот момент я сидел на дереве, под которым лаяла стая жутко злых и, видимо, голодных собак. С него, кстати, я смог слезть только после того, как меня оттуда сбили камнем местные мальчишки. Потом мне пришлось пробежать полгорода, потому что они привязали мне к хвосту несколько консервных банок, которые очень страшно гремели. Я даже не думал, что умру. Я этого страстно желал, потому что все это за один день для одномесячного котенка — слишком тяжело. Тем не менее к вечеру мне удалось как-то избавиться от жестянок и вернуться домой. Оказалось, что за время моего отсутствия те собаки разорвали мать в клочья. Я убежал. Удивительно, но из города выбрался практически без приключений. Меня даже никто не попытался целенаправленно убить. Тут на дороге меня и подобрал маг. Что со мной было к тому моменту, страшно представить. Я был голоден, измучен, изранен и находился на грани безумия. Пожалуй, это был самый паршивый день в моей жизни. Маг меня выходил. Несколько следующих месяцев мне пришлось учиться перестать забиваться под кровать от каждого звука. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать о своей семье…