Михаил Успенский - Три холма, охраняющие край света Страница 36

Даже шоггот сразу же признал власть Госпожи Снов, но старался держаться подальше от цинковой Чаши и смертоносного Посоха.

Теперь она, как и я, предстала во всей силе. Вредоносные жрицы Кибелы разбегались при виде серого одеяния, украшенного пентаклями на серых нараменниках.

Она сразу же поняла свою задачу. И экипаж, выбранный ею, был воистину достоин меня - её Вечного Супруга и Господина. Водитель, мерзкий трус, был настолько потрясён маленьким шогготом, шутки ради напялившим мою истинную оболочку, что сделался невменяем, и его можно понять. Пришлось взять управление в собственные руки - правда, для этого понадобилось поймать крысу и оторвать ей голову, чтобы нанести на поверхность машины соответствующие Знаки. Моя Танит выразила искреннее удивление - бедняжка! Она успела забыть так много!

Азатот в бессильной ярости пытался преграждать нам путь, то и дело выставляя на дороге препоны в виде красных огней. Вотще! Рубиновый Запрет после пары весьма несложных заклятий претворялся в Изумруд Благоприятности.

Чутьё подсказывало моему рабу шогготу, что рано или поздно мы настигнем барселонского беглеца и его ведьму.

День сменялся ночью - даже мне не всегда удаётся восторжествовать над Временем. Иногда, чтобы отвлечься и дать волю обуревавшим нас чувствам, я передавал управление слуге. При виде его стражи Азатота, явно имевшие приказ преступного владыки задержать нас, шарахались в стороны и пытались спастись, выставляя примитивные Жезлы Афтамота с чёрно-белыми полосами. Здесь, в Гиперборее, слуги моего врага на удивление мелки и кривоноги. Некоторые из этих примитивных существ, впрочем, узнавали Серую Танит и отдавали ей несуществующую честь. Первобытные рефлексы ещё работали…

Настигнутая ведьма даже попыталась отделаться от меня ритуальным приношением. Жертвенное блюдо приготовлено было по всем правилам и в иное время могло быть принято с благосклонностью, но сейчас цели изменились. Впрочем, шогготу пирожки пришлись по вкусу, и он, согласно правилам, не станет причинять ей вред. Придётся задушить колдунью самому. Это будет даже забавно.

Вскоре нам попробовали оказать нечто вроде сопротивления - как раз в тот момент, когда промежуточная задача была решена. Надеюсь, все наглые мятежники эти сгинули в бушующем водовороте всеочищающего пламени.

Барселонец и его спутница понадобились нам скорее как проводники - хотя внешне они и сопротивлялись, но можно ли противиться могуществу и обаянию высших существ? Скоро они сделались покорными нашими помощниками…

ГЛАВА 33

- Ну, долго мы ещё будем колесить вокруг этого хутора? Анжела Петровна, ежиха цементовозная, ведь твой хахаль не круги мотает - это он срок тебе наматывает!

- Верка! Ты блядь, но ты ведь советский человек! Имей совесть!

- Ага, про совесть вспомнила! Машина чужая - так? Через посты мы только благодаря дурацкому счастью проезжаем - так? А счётчикто тикает - так?

- Тик! Не борзей! Не серди Катульку! Он на Джонни Деппа похож!

- Да! Я советский человек! Хуже того - я советский учитель! А вот твой Катулька, боюсь, террорист или шпион. Если не хуже. Сама подумай, что потом фээсбэшникам скажешь, они ментов не любят… А я молчать не буду! И сеньор Понсиано тоже - он, между прочим, и сам в прошлом из органов!

- Квашня ты колхозная, а не учительница. Темнота! У нас теперь не фээсбэ называется, а, это… Неважно! Катулька большой вип - разве не поняла? Только он с неофициальным визитом, как принц Флоризель.

- Флоризель с ряженым ручным чёртом - ну-ну… Где вы его взяли? Это же похищение ребёнка! Африканца из дикого племени бушменов! Ты соображаешь, во что влипла? Здесь хоть и Сибирь, но власть кое-какая наверняка сохранилась. Не век вам гулять.

- Вот они вернутся, тогда узнаешь - век или не век! Какой он тебе бушмен? Он, может быть, и не человек вовсе! Видела же, как он на заправке мужиков кидал? А Катульку он слушается, вот и соображай, что Катулька сам-то может сделать.

- Ещё вернутся ли? В первый-то заход еле ноги унесли твои шпионы. Штаны ведь штопала своему Катульке! Нет, на супермена он не похож, а вот на сумасшедшего - вполне.

- Ох, Верка, ты лучше сама подумай. Ежели чего - я всегда отбрешусь. Скажут - опытная работник милиции не растерялась, установила плотное наблюдение над субъектом, могущим представлять общественную опасность, и взяла его под свой контроль. Катулька меня почему-то Таней зовёт. Наверное, для него все русские - Тани. Как для турка вот такие, как ты, - все Наташи. - Анжела Петровна, я не позволю…

- Позволишь-позволишь! Кому поверят - тебе или мне? Так и вот.

- Тогда я скажу, что мы с тобой на пару работаем: сняли парочку форинов и загуляли на - всю Россию. У меня заснято, как ты с Юсуфа бабки снимаешь… Нет, не дёргайся. Снимки у надёжной буфетчицы, там, в порту. Если я ей в назначенное время не позвоню… Там ведь непонятно - то ли ты с него еврики берёшь, то ли сама ему отдаёшь позорный нетрудовой заработок. И в газетку «Ночная жизнь». Так что, Анжела Петровна, уберите пистолет и обсудим по-хорошему, как нам дальше жить…

- Кому жить, кому не жить…

- Сеньора Вера, о чём вам толкует эта измученная перекисью водорода шлюха - позор все мирного полицейского братства? - спросил сеньор Давила и окончательно проснулся.

- Пока упорствует, - сказала Вера Игнатьевна. - Запугал он бедняжку, она аж бредит… Гипнотизёр, наверное.

Они совещались в салоне «Кадиллака», прикованные наручниками к стойке порновизора. Капитан полиции нравов сидела в развёрнутом к пленникам кресле, играясь пистолетом.

Фланелевый оборванец с негритёнком снова ушли в ночной поиск - Вера Игнатьевна давно сообразила, что странный бушменчик ловчее всего чувствует себя по ночам. В прошлый раз оба вернулись злые - то есть злился-то мистер Катулька, чьи брюки основательно пострадали, а по бушменчику не поймёшь. Минувший день прошёл в такой же, как сейчас, бесплодной женской ругани, до которой Катулька не снисходил, а кум Понсиано, к его счастью, ничего не понимал. Эротические припасы в холодильнике подходили к концу и ничего, кроме взаимного раздражения, не вызывали…

- Деньги и документы наши этот негодяй опять забрал с собой, - сказал сеньор Давила. - Чокнутый, а соображает, как ласково в вашей Сибири примут иностранца без визы и паспорта, к тому же ещё и с краденой машиной! Боже милосердный, да ведь этот катафалк никаких шансов не имел добраться сюда по таким дорогам, хотя у нас в Клаверо тоже, прямо скажем, не хайвэй…

- Да ещё с такой скоростью, - добавила учительница. - Хотя первые сутки мы фактически проспали…

- Ну-ка, по-русски! - рявкнула женщина-капитан. - Нехер шептаться по-своему!

- Не знает он по-русски! - рявкнула в ответ женщина-педагог. - Из Интерпола он, к вашему ментовскому министру дверь пинком отворяет! Тогда узнаешь, когда чукотский придётся учить!

- Врёшь ты всё… - привычно ответила Анжела Петровна, но всё же как-то нетвёрдо, словно вместе с желанным Катулькой ушли в ночь и все его любовные чары. - Там увидим, - пригрозила Вера Игнатьевна.

- Ну, достаточно! - воскликнул сеньор Давила. - Надоело мне каждый раз перед этой сукиной дочкой унижаться! Довольно ей и над вами глумиться, сеньора Верита! Жандарм жандарма не обидит, как-нибудь разберутся тут с нами!

Кум Понсиано поднялся, и оказалось, что был он страшен - даже капли пота на лысине, отражавшие приглушённый огонь светильников-фаллосов, горели зловеще, не говоря уже о чёрных каталонских очах.

Никелированная стойка порновизора крякнула и оторвалась от пола.

Женщина-мент тоже вскочила, направив в грудь пленника своё оружие. - Убью, нерусь!

Вера Игнатьевна, которую наручники заставили подскочить, завизжала: - Дура! Опомнись!

Но освобождённый кум Понсиано уже бесстрашно шёл навстречу возможной гибели, вытянув вперёд лапы. Ствол упёрся в широкую волосатую грудь.

- Мне терять нечего! - заверещала Анжела. - Я за свою любовь сдохну - и не пожалею!

Вера Игнатьевна безуспешно соображала, что же ей-то делать, и не заметила, как сеньор Давила от всей деревенской душеньки врезал озверевшей тётке промеж глаз - как врезал бы любой каталонский мужик любой каталонской бабе в подобных условиях.

Вере Игнатьевне померещился выстрел, и она сомлела.

- …Да нет, Верита, это я вашу стойку сгоряча рванул, - объяснял кум Понсиано. - Не выстрелила она, прав оказался Грязный Энрике…

- К-какой Энрике? - очумело спросила бедняжка.

- Грязный! Клинт Иствуд! Он сказал, что женщины всегда забывают снять оружие с предохранителя. Думал - киношные понты. Оказалось - правда!

- Господи! Дурачок! Она же могла тебя убить!

Вера Игнатьевна бросилась к нему на грудь и зарыдала.