Алексей Калугин - Не так страшен черт Страница 36

Окинув взглядом стены комнаты, я не увидел на них ни единой надписи, из чего сделал вывод, что нахожусь не в камере для временно задержанных, а в комнате для допросов. Обойдя стол, я обнаружил, что стул не был привинчен к полу, как табурет, что также подтвердило мою догадку. Попытавшись открыть стол, я потерпел неудачу – обе его тумбы были заперты на ключ. Скорее всего замки были не настолько сложные, чтобы не суметь открыть их с помощью пары простейших отмычек, которые я всегда носил с собой на связке с ключами, но я решил, что, очевидно, не найду там ничего достойного внимания, но при этом могу вызвать недовольство хозяев, вполне вероятно, наблюдавших сейчас за мной.

Засунув руки в карманы брюк, я пару раз прошелся по комнате из конца в конец. Не найдя более никакого объекта для применения своих умений, я сел на табурет и посмотрел на часы. Гамигину придется подождать меня. Но он находился в куда более выгодном положении, нежели я, поскольку в двух шагах от него стойка с несметным числом кранов, тянущихся от бочек с пивом, которые могли помочь скоротать долгое ожидание. Мне же, как я полагал, предстояло скучать в одиночестве не один час.

Не один, не два и даже не три часа провел я в мрачной комнатенке в ожидании явления представителя Комитета, чином не ниже майора, который проникновенно глянет мне в глаза и с укором, весьма многозначительно произнесет: «Ну что же вы, господин Каштаков…» Самым обидным было то, что, пребывая в состоянии полнейшей неопределенности относительно того запаса времени, которым я располагал, я не мог сосредоточить свой мыслительный процесс ни на одной из тех проблем, которые не мешало бы тщательно обдумать. О какой сосредоточенности могла идти речь, когда каждую минуту я ожидал зловещего скрежета дверного замка. Без малого четыре часа оказались потрачены впустую!

Но зато появившийся в начале шестого чекист не обманул моих ожиданий. Это был даже не майор, а подполковник. К тому же знакомый мне по делу о краже из номера гостиницы «Балчуг», когда у одного из немецких туристов был похищен фотоаппарат. Мне удалось найти жулика, но оказалось, что он работал на НКГБ, агенты которого подозревали, что немец занимается шпионажем. Но на фотопленках, которые оказались у меня, не было ничего, кроме жены немца, пышнотелой пожилой матроны, снятой на фоне обычных городских пейзажей. Как я понял, НКГБ собирался пришить немцу дело о шпионаже, чтобы продемонстрировать Градоначальнику свою бдительность и служебное рвение. В принципе немцу и его жене ничего не грозило, кроме высылки за пределы Московии в двадцать четыре часа. Но мне стало жаль этого добродушного толстяка, любителя пива и баварских колбасок, который никак не мог понять, что же с ним происходит, и я отказался передать пленки представителю НКГБ. «Неужели вы не понимаете, господин Каштаков, что прежде всего вас должна беспокоить ваша собственная судьба, а не судьба зажравшихся немецких бюргеров? – удивленно спросил меня тогда еще майор НКГБ Вячеслав Малинин. – Вы же гражданин Московии». И, что самое интересное, глядя на него, я видел, что он и в самом деле не понимает, почему я поступаю вопреки здравому смыслу.

Этот случай имел место в те времена, когда я только начинал свою деятельность в роли частного детектива. С тех пор прошло почти два года, а я кем был, тем и остался. А вот для майора Малинина годы даром не прошли – теперь на его погонах имелись не только два просвета, но еще и две очень милые звездочки. Чего это ему стоило, можно было судить по лицу подполковника, на котором застыло выражение вселенской скорби и нечеловеческой усталости. Глядя на складки дряблой кожи под глазами, на щеках и под подбородком Малинина, мне хотелось верить, что в его возрасте – а был он всего лет на пять или семь старше меня – я буду выглядеть более привлекательно.

– Здравствуйте, господин подполковник, – приветливо улыбнулся я чекисту, всем своим видом давая понять, что нисколько не в обиде на него за то, что он немного задержался.

– К стене! – рявкнул выскочивший из-за спины подполковника краснорожий сержант, тот самый, который привел меня в эту комнату.

Я недоумевающе поднял бровь.

Влетев в комнату, сержант схватил меня за шиворот, рывком поднял с табурета и ткнул носом в стену. Это было совершенно некстати, поскольку нос у меня еще не зажил после нападения Симонова головореза. Плохо соображая, что делаю, я с разворота ударил сержанта локтем в живот. С таким же успехом я мог бы попытаться пробить кирпичную стену. Краснорожий даже не поморщился, только крепче прижал меня к стене да еще при этом и наступил воняющим ваксой сапогом на мою шляпу, упавшую на пол.

– Отпустите его, сержант, – услышал я негромкий голос подполковника Малинина.

Дернув за воротник, краснорожий сержант кинул меня на тот же самый табурет, с которого поднял минуту назад. За то время, что я созерцал стену, подполковник Малинин успел занять место за столом. Слева от него стояла невесть откуда появившаяся лампа с красным пластиковым абажуром.

– Ну, так что будем делать, господин Каштаков? – Взгляд у чекиста был как у регулировщика уличного движения, остановившего пешехода, пытавшегося перебежать проезжую часть на красный свет.

Наклонившись, я поднял с пола свою растоптанную шляпу, отряхнул ударом о колено и попытался придать ей первоначальную форму.

– Насколько я могу понять, с моим разрешением на владение огнестрельным оружием все в порядке? – осведомился я.

Подполковник Малинин улыбнулся снисходительной улыбкой Торквемады, провожающего на костер очередного еретика.

– Речь сейчас идет не о вашем разрешении, господин Каштаков, – он с укоризной покачал головой.

– А о чем же в таком случае? – изобразил недоумение я.

Чекист проигнорировал мой вопрос.

– Кто тебе так рожу разукрасил? – спросил он, в свою очередь, легко и непринужденно переходя без всякого предупреждения на «ты».

У меня создавалось впечатление, как будто мы играем в игру, в которой на нелепый вопрос противника нужно отвечать своим, еще более нелепым вопросом. Чтобы избавиться от этого ощущения, я решил ответить на последний вопрос чекиста.

– А не твое дело, – сказал я, проникновенно глядя в глаза подполковника Малинина.

И тут же получил удар кулаком по затылку от стоявшего за моей спиной сержанта.

– Вежливым, Каштаков, нужно оставаться при любых обстоятельствах, – менторским тоном заметил подполковник Малинин.

– Объясни это дебилу, который стоит у меня за спиной, – криво усмехнулся я.

Вопреки ожиданиям, нового удара не последовало. Должно быть, сержант имел приказание вправлять мне мозги только в тех случаях, когда я дерзил начальству. Или же он просто не понял, что речь идет о его персоне.

Подполковник Малинин медленно поставил локти на стол, зажал пальцы правой руки в кулак левой и так же не спеша возложил на получившуюся конструкцию свой вялый, невыразительный подбородок.

– Ну, так что будем делать, Каштаков?

Должно быть, ему игра в вопросы без ответов пока еще не наскучила.

Я молча пожал плечами. А что я мог ему ответить, если вообще не понимал, о чем идет речь?

– А ты все такой же, – с упреком заметил подполковник. – Упертый, как геморрой.

Меня всегда поражала удивительная образность языка, которым предпочитали объясняться люди в форме, будь то чекисты или просто военные. Характерно также то, что чем более высокий чин с тобой разговаривал, тем труднее было понять, что именно он имел в виду, используя ту или иную словесную конструкцию собственного изготовления. Если бы я был филологом, как Сергей, я бы, наверное, занялся составлением словаря, который помог бы обычным людям, не наделенным выдающимися лингвистическими способностями, относительно свободно общаться с иными представителями рода человеческого, для которых лоботомия была не опаснее клистира. Я бы так и назвал отдельные разделы этого справочного издания: «Словарный запас прапорщиков», «Лексикон младших офицеров», «Идиомы, используемые офицерами от майора до полковника» и, конечно же, «Генеральские эвфемизмы».

Но поскольку в настоящее время такого словаря не существовало, мне нужно было самому, до предела напрягая воображение, искать общий язык с сидевшим за столом напротив меня подполковником. Жестами я объясняться не мог, потому что скрывавшийся у меня за спиной бдительный, но, судя по всему, наделенный весьма ограниченным воображением сержант непременно воспринял бы это как проявление агрессивности. Следовательно, мне оставалось только порыться в собственном словарном запасе и попытаться отыскать там слова и выражения, знакомые моему собеседнику.

– Послушайте, господин подполковник, – обратился я к Малинину. – Нам будет куда проще общаться, если вы просто скажете, чего, собственно, от меня хотите.

– А сам ты, конечно же, этого не понимаешь? – язвительно усмехнулся чекист.