Михаил Успенский - Три холма, охраняющие край света Страница 42

- Салах? - насторожился Дюк.

- Ну да. Султан Салах бен Омар. Будто своих чурок не хватает! Это от вас, британцев, мода пошла - с чурками церемониться…

- Салах… - повторил герцог.

В ухе у майора зазвонило. Он дёрнул головой.

- Да? С документами? Оказывали? Англичане? Ага! Конечно! Он повернулся к Теренсу.

- Господин Фицморис! Последняя просьба! Выручите, ради бога! Мои орлы задержали двоих ваших соотечественников. Переводчика искать некогда. Пять минут! Пять минут, не больше! Вы очень умный парень, сразу поймёте, что это за птицы и как нам с ними себя вести. Вы не одному мне, вы многим людям поможете! Мы работаем без инструкций, а за ошибки карают нещадно. Вы же демократ! У наших сотрудников семьи! Вдруг это випы какие-нибудь, и нам головы поотрывают? Теренс Родерикович, выручи! По-мужски, по-русски! Обоснуй, что ты пацан!

Герцог расхохотался. - Хорошо, майор… Как ваше имя?

- Славкой кличут! - радостно выкрикнул Одинцов.

- Хорошо, майор Славка. Давайте ваших пленников, после чего разойдёмся по своим сторонам…

В дежурном помещении на лавке сидели двое - сидели, а казалось, что стояли, потому что за их спинами не видать было ни стенгазеты, ни портрета Дзержинского, ни непременного плаката с Семью правилами точечной демократии.

Один был толстомордый негр со скобкой седых усов, другой - краснолицый бородач. Оба в старомодных чёрных котелках и чёрных же костюмах, хоть и босиком. Огромные свои лапы, скованные пластиковыми наручниками, они держали на весу перед собой, и бледно выглядели при этом наручники, никакой надежды на них не было. При виде вошедших великаны вскочили.

Майор Славка услужливо протянул герцогу изъятые документы, но Дюк отвёл его руку:

- Майор, с этими всё ясно. Питер Ларкин и Джо Макмерри. Это мои служащие. Они ищут в России… своего подопечного.

Ларкин и Макмерри подавленно молчали - то ли им воистину было нечего сказать, то ли не хотели срамиться перед русскими.

Терри отвёл майора Одинцова в сторону и стал что-то объяснять ему на ухо. Майор Славка понимающе кивал, потом строго глянул на Ларкина и Макмерри и погрозил им кулачишком.

- Ну ты смотри - везде разгильдяй на разгильдяе! - воскликнул он. - Никому доверять нельзя, только лично, только лично! Ладно, сами с ними разбирайтесь, да потачки не давайте! Царенко! Сходи к Татьяне, приведи девушку, скажи - я велел!

Дежурный снимал с провинившихся великанов ненадёжные оковы. Ларкин и Макмерри шмыгали носами, выражая раскаяние. Вернулся сержант - один и бледный.

- Нету там никакой девушки! - растерянно доложил он. - А капитан Артемьева сидит плачет…

…И когда холмы сошлисяЗа последним человеком,Спохватился Юнекара,Что чего-то не хватает.Трижды он себя ощупал,Трижды весь народ ощупал,Руки посчитал и ноги,Луки, копья и скотину,Все горшки, мешки, корзины -Всё осталось в Индарейе,Кроме на небе Луны!

ГЛАВА 40

Июньский вечер был такой тихий, пронзительный и ясный, что всякое человеческое сердце заходилось от тоски, от любви к самому себе и от невозможности удержать это состояние.

- Никогда в жизни мне не было так хорошо, чтобы захотелось жить вечно, а вот теперь, кажется, накрыло…

Во дворе разбойничьей усадьбы сидели за столом трое печальных людей в тельняшках. Другой подходящей одежды после бани у Дядьки для гостей не нашлось. Кум Понсиано сразу же стал походить на бывшего десантника в День Победы, а Вера Игнатьевна резко помолодела, вспомнив, что много лет назад она вот так же бегала по общежитию МГУ в тельняшке студента-историка Серёжи Туркова, и кликали они друг дружку «котиком» и «зайчиком», и дико при этом хохотали…

- Я был уверен, что ты за цеховика своего замуж пошла, - сказал Сергей Иванович. - Да, сеньор Понсиано - кто бы мог подумать, что первая университетская красавица пойдёт в школу преподавать? В пригороде?

- А это чтобы котик не думал, что за понтами погналась, - устало сказала Вера Игнатьевна. - Представляете, кабальеро, этот дурак мне всё время твердил, что я слишком хороша для него, провинциала, что меня непременно или кавказец, или мгимошник у него отобьёт, а он-де не перенесёт такого позора… Трус ты, Серёжа! Я сперва вообще хотела с одним парнем с биофака на камчатскую станцию уехать - вот мол, как я светской жизнью дорожу, да его браконьеры застрелили…

- Комплекс титулярного советника, - развёл руками Дядька. - Ну по всем статьям мне такая женщина не полагалась! Другой класс! Тебя художники рисовали, скульпторы лепили! Зайчик, ну что бы тебя со мной ждало? Конура в коммуналке? Меня к тому же за самиздат доставали, не мог я в Москве остаться…

- И так, и так была конура, - сказала учительница. - Нет, думаю, не дождёшься, котик, что я за гражданина начальничка выскочу или за авторитетного вора. Никакой женщине не нравится, когда о ней как о шлюхе судят. Даже самой шлюхе. Гордые мы были, кабальеро, а в те годы гордость не предусматривалась…

- Ни хрена это не - гордость, а слабость, - сказал Сергей Иванович. - Можно было и тогда совестью не торговать, только трудно. Оттого и пили в три горла…

- Вот оно, русское оправдание! Наконец-то! Обосновал!

- А что? Пришлось бы мне всю жизнь смотреть, как ты копейки считаешь да платья перешиваешь?

Кум Понсиано слушал бессвязные, но почти понятные речи, и перед глазами его вставал никогда не виданный им перрон Ярославского вокзала, поливаемый трёхдневным дождём, и глядела вслед уходящему поезду тоненькая светловолосая девушка в офицерской плащ-палатке, накинутой поверх роскошного платья, в котором она сбежала накануне из ресторана «Арагви» со своей собственной свадьбы… Ехать ей самой было некуда, возвращаться - тоже некуда…

По двору бегали Чуня с новообретённым товарищем, развлекались какой-то непонятной людям игрой с применением камешков, живых цыплят и пустых консервных банок. Друг Чуни походил одновременно и на чёрного лемура-руконожку, и на французского бульдога.

Кум Понсиано сообразил, что древняя ссора влюблённых вот-вот вспыхнет по новой, кашлянул и сказал:

- Сеньор Серхио, вы учёный человек - как нам объяснить это чудо?

Вера Игнатьевна проглотила очередной упрёк и перевела.

Дядька поглядел на чертёнка без всякого почтения.

- Разве это чудо? Вот то, что мы с Верой встретились, действительно чудо, рука провидения и всё такое… А он… Мало ли феноменов? Теперь думать надо, как его от передовой науки уберечь… Не было забот…

- У него ведь были хозяева, сеньор Турков, это опасные люди!

- Мне вот что опасно - Лидка не звонит! Знает, окаянная, что я тут психую - и не звонит! И герцога своего выстроила - ни слова поперёк…

Сеньор Давила уже разглядел снимки на стенах и понял, в чей дом они попали. Нет, не прав учёный сеньор Серхио, это вовсе не провидение, а нюх старого сыщика…

- Значит, тут ты всю свою жизнь и прокантовался? - спросила Вера Игнатьевна.

- Не всю - семь лет под Пермью советской власти на память оставил, - сказал Сергей Ива нович. - И жил не тут, а в подвале музея… И дача, в сущности, Лидкина… Ну и что? Набоков, и тот дома не построил…

- Вложила бы я ума твоей племяшке, - сказала Вера Игнатьевна. - Видно, такая же вот самолюбивая идиотка выросла…

- Да, характерец вроде твоего, - согласился - Дядька. - Герцога мы кинем, а выйдем мы за слесаря, чтобы пил-колотил…

Кум Понсиано смотрел-смотрел на йорка с бушменчиком, потом встал, подошёл к ним и присел на корточки, вникая в игру.

- Славный мужик, - кивнула Вера Игнатьевна. - Занесли же его черти в вашу глушь…

- Ну, он-то как раз по делу, - сказал Дядька. - Премию девочка заслужила, раз такой вой поднялся… Представляешь, зайчик, меня чуть самого туда не утянуло, в эти Три Холма… И мелодия эта заразная… Но полечился, проспался - и ничего…

Кум Понсиано уже упоённо декламировал Чуне и чертёнку какую-то испанскую считалку, а те внимали, задрав морды.

- А сам-то ты как считаешь - это опасная вещь? - спросила учительница.

- Была бы опасной, кабы в Малютин не вернулась, - сказал Сергей Иванович. - Такая уж тут местность, что астероид Икар врежется - и никто не заметит, только болотина сбулькает. Стоило Тунгусскому метеориту над нами мелькнуть - и где тот метеорит? Один пшик…

- Вся жизнь… - сказала Вера Игнатьевна и взяла Дядьку за руку. - Вся жизнь могла пролететь, как один день, а я эти дни проклятые считала, как Робинзон Крузо… Кто мне их вернёт?

- Хорошо, что ты эту картинку не видела, - сказал Сергей Иванович. - А то вообразила бы, что всё можно и вправду вернуть.

- А разве нельзя? - Вера Попова сняла очки и положила на стол.