Михальчук Владимир - Вернуть себе клыки Страница 43

Девица поет о бедном народе. О долгих столетиях неволи и рабства. О том, что ни одно существо не заслуживает такой участи, что рабства быть не должно. Она угрожает всем политикам города-государства. Призывает отпустить гноллов на свободу, выплатить громадную компенсацию их молодой державе – за тысячелетия тяжелого труда его основателей.

– На свободу отпусти, денег им дай, – размышляю вслух. – Может, еще и фамильный замок им свой подарить? Что тут говорить, зажравшиеся собаки. Прав был мой отец, когда говорил, что едва послабив хватку, ты тут же потеряешь своего пленника. Тот еще у меня папаша…

Король не слушает моих признаний. Он напряженно внимает мелодичной балладе гнольего народа.

Мы скажем "нет" своим врагам,Поднимемся из пекла,И старым нашим господамЗасыплем город пеплом.И ярко пусть горят огни,Пусть сгинут Валибуры,Тогда узнают все они,Всю боль раба на шкуре.Мы встанем и пойдем вперед,Взорвем к чертям собачьимПроклятый город их. ПадетНеволя и боги на трупами заплачут.

Заклинатель свистит в свою дудку. Ледяная кобра внезапно вздрагивает и бросается вверх. Кажется, словно рептилия хочет укусить одну из рамп. Змеиное тело замирает в воздухе, превратившись в скользкое подобие упругого шеста.

Девушка сбрасывает с себя шаровары и лифчик. Я подавляю рвотный рефлекс, уткнувшись взглядом в полные волосатые груди с темно-коричневыми собачьими сосками.

Нежное, пусть даже обросшее шерстью, женское тело чарующе изгибается. Фатимульбаша бэль Камдулля танцует с невероятной грацией.

– А как она трясет своими прибамбасами! – с удивлением понимаю, что говорю это вслух.

Тонкая фигурка изображает немыслимые позы. Она хватается за "шест", карабкается по нему на высоту не менее трех метров. Оттуда, из полутьмы, появляются широко расставленные ноги. Между ними показывается рыжая головка в парандже. Повиснув на одной руке, девица делает со своим телом такое! Судорожно сглатываю и пытаюсь поправить несуществующий узел галстука на рубашке.

Танцовщица держится только на пальцах. Ее изумительные формы выгибаются в немыслимых, фантастических изображениях тела. Она переплетает ноги и руки, кувыркается и складывается едва ли не пополам.

Мужчины в зале превращаются в настоящих зверей. Они воют, свистят и возбужденно хрипят. Кто-то влез ногами на стол и танцует в такт мелодии.

Мы встанем, и пойдем вперед,И пусть падут враги.Умрите, сволочи, Камрот!Взорви им всем мозги!

– Никогда не думал, что "Гимн свободных гноллов" заканчивается столь по-идиотски, – качаю головой. – И к чему они приписали сюда Камрота? Это ведь один из Богов-разрушителей Хаоса.

– Ты плохо слушал, – укоряет меня Эквитей. – Она добрых пятнадцать минут пела о том, каким образом ее народ освободится от рабства. В тексте гимна говорится о том, что множество смертников-взрывателей войдут в ваш город и сожгут его дотла…

– Ну-ну, – изрекаю насмешливо. – Пускай войдут, собаки недоделанные. Магическая защита Валибура даже Хаосу не по зубам. Куда этим вонючим шавкам воевать с нами?

Договорить не успеваю, потому как девица с истошным визгом заканчивает выступление.

– Взорви их, Камрота ради! – орет она хрипловатым голосом. Причем этот голос совершенно не походит на приятное контральто, исполнявший песню. Неужели она осмелилась петь под фонограмму в таком изысканном обществе?

Мушлимаххамуль буль Гаускен, кому посвящалась гневная тирада девица, вскакивает с эстрады. На ходу он срывает с себя набедренную повязку.

Я уже хочу отвернуться – не в моих правилах рассматривать голых волосатых мужиков. Но тут замечаю, что на обнаженных бедрах заклинателя покачиваются увесистые мешки магитротолуола. От них тянется тонкая волосинка взрывателя, другой ее конец находится в потной ладони артиста. Под большим пальцем, обросшим седой растительностью, мерцает камень-кнопка активатора.

– Бомба! – ору первым, за мной раздается беспорядочный гомон.

Посетители кидаются под столы, прячутся за спинками диванов. Но, думаю, им не спастись. Мешки взрывчатки обклеены серебряными шариками с длинными шипами. Взрыв такого количества магитротолуола снесет целое здание ресторана. Кроме того смертоносные шарики мигом разорвут всех присутствующих в мелкие клочья. Неприятная ситуация.

Краем глаза вижу, что ничего не понимающий король остается на своем месте. В его стране еще не придумали взрывчатку. Счастливые!

Гнолл бежит поближе к центру зала. Мог бы и не бегать, все равно заряд уничтожит здесь всех. Подозреваю, волна обломков долетит до самого Черного озера. Вот это присвистнут рыбаки, прикидывая, как "такой дурой" можно переглушить всех менталь-медуз в самом большом водоеме города.

Террорист, а по-другому его назвать нельзя, приближается ко мне. Видимо, нашему столику выпала честь послужить эпицентром взрыва.

Не нахожу ничего лучшего, как бросить в преступника вилкой. Тяжелый прибор с неприятным хлюпаньем вонзается гноллу в горло, чуть выше кадыка.

Человекопес удивленно таращит глаза и, выпустив камень-кнопку взрывателя, пытается ухватиться за снаряд. Это у него не получается, поскольку невооруженным взглядом видно, что крайний зубчик вилки перебил ему сонную артерию. Виват столовым приборам!

Тихонько забулькав и выпустив несколько кровавых пузырей, гнолл оседает на землю. Взрывчатка, хвала всем богам, не детонирует.

Танцовщица что-то кричит и бросается на меня с длинным ножом. На помощь приходит Эквитей. Он некоторое время шуршит диваном, в надежде его приподнять. Впрочем, поднять тяжелую мебель оказывается не по силам престарелому правителю. Потому король хватает скатерть, срывает ее со стола и набрасывает девице на голову. Словно настоящее лассо, шелковая ткань обвивается вокруг шеи танцовщицы. Рывок, волосатое девичье тело закидывает ноги повыше головы и смачно грохается на пол.

На затемненный зал на какое-то время опускается тишина. Бледный, насколько может оказаться бледной рыжая собачья морда, гнолл-барабанщик медленно поднимается из-за тамтамов. Под его ногой визгливо поскрипывает половица. Это служит сигналом к действию.

– Бей собак! – орет толпа посетителей.

Столы разлетаются в щепки от атакующих заклинаний. Оборотни превращаются в боевые Личины, демоны призывают стихийных собратьев. Короткий миг, и все вокруг сотрясается в гневном кличе.

– Бей шелудивых! – преуспевающие бизнесмены, политики, государственные служащие и сынки богатых родителей с победоносным ревом бросаются вперед.

Сцена разламывается напополам. Всюду брызгают щепки, вздымается густое облако пыли. Музыкальных "террористов" до смерти забивают ногами, рвут клыками собачью плоть.

Пол и скатерти залиты кровью, на дорогих портьерах и занавесах болтаются ошметки мозгов.

– Славно погуляли, – спокойно заключает Эквитей.

– Да уж, – соглашаюсь и сгребаю в охапку скатерть, а вместе с нею и преступную певичку.

Он взбрыкивает и явно желает освободиться. Не оставляю бедняжке никаких шансов – опускаю кулак на выпуклость ткани, где находится ее голова. Собакодевушка мякнет, и я забрасываю легкую ношу себе за спину.

– Рассчитаться или как? – спрашивает король.

– Сомневаюсь, что после такого столпотворения ресторан захочет взять с посетителей хоть мельчайший валл. Скорее уж они выплатят нам здоровенную неустойку.

С этими словами протискиваюсь сквозь толпу дерущихся и выхожу вон. Монарх, конечно же, следует за мной.

– Бей собачьих недоносков! Убить террористов! – доносится из зала.

– И все-таки я думаю, что борьба за свободу гноллов – правое дело, – не унимается король.

– Ну помолчи же, наконец! – беснуюсь я. Прислушиваюсь к своему желудку. Он сыто ворчит, явно удовлетворен легким завтраком. – Излишек разговоров мешает процессу пищеварения.

– Нажрался, и еще недоволен, – жалуется Эквитей. – Ты подумай, ведь гноллы – живые существа. Зачем загонять их в клетки?

Мы только что погрузили преступницу в полицейский дельтаплан. Темные эльфы горячо поблагодарили меня за работу и пообещали, что обязательно упомянут мое имя в отчете. Что ж, свой плюс на сегодня я заработал. Еще несколько таких делишек, и можно будет ожидать благоприятного приговора на Трибунале Девятнадцати Демонов.

– А ты подумай, например, о конях, – наставительно тыкаю пальцем в его сторону. – Разве эти животные нуждаются в человеческой "опеке" с кнутами и удилами? Вот так и с гноллами.

– Это совсем не то, – не соглашается монарх. – Кони не мыслят.

– Еще как мыслят! Они ведь не бегут прямиком, скажем, в стену и не бьются в нее головой. Значит, мыслят.