Сергей Панарин - Сила басурманская Страница 56

– Мне ничего не нужно, только перо жар-птицы, – радостно сказал Иван.

Глаза визиря округлились.

– О! Нынешняя юность надувает паруса неоправданного стяжательства! Ты просишь много. Не знаю, возможно, излечи кто бедного принца, тому бы и позволили… Нет, я вижу, ты просто не разумеешь, чего просишь.

«На кой черт я сюда перся?» – подавленно спросил себя Емельянов-старший и вдруг вспомнил историю сына Исмаила. Затеплилась надежда.

– Торгаши-Керим рассказывал про диковину, которая захватила разум принца Кара-Аббаса.

– Не Кара-Аббаса, а Бара-Аббаса, – поправил визирь. – Воистину белый шакал Терминарий совершил преступную подлость. Возмездие, вот что его ожидает.

– Это как бы ваши терки, – отмахнулся Иван. – Я могу попробовать вылечить принца.

Хаким аль-Муталиб откинулся на подушки, выпил немного вина из пиалы, отер несуществующие усы. Сейчас он имел вид мудрого кота, отдыхающего в пору сытости.

– Послушай, чужестранец. Пастух не чинит сапог, а сапожник не повелевает войсками. Мужчина не рожает, женщина не властвует народами. Лягушка не летает, цапля не плавает у морского дна. Ты назвался князем. Какой же ты лекарь?

– А ему не нужен врач! – заверил дембель. – Все проще.

– Ты колдун?

– Нет.

– Тогда не губи себя, оставь праздные речи об излечении бедного Бара-Аббаса.

Парню стало странно.

– Так попытка же не пытка…

– Хм, не в этом случае. Наш сиятельный повелитель принял стольких шарлатанов и лжеврачевателей, что теперь у соискателя на должность придворного целителя есть лишь две дороги: либо в чертоги уважения и богатства, либо на плаху палача Масрура. Посмотрим лучше на танцовщиц.

Хозяин хлопнул в ладоши, и в комнату вбежали три стройные девушки с музыкантом. Неприметный мужичок принялся лихо терзать некий неизвестный Ивану струнный инструмент, а танцовщицы подарили пирующим несколько зажигательных минут. Гибкость и красота девушек, звон поясов, увешанных монетами, мелькание рук и порхание прозрачных платков отвлекли дембеля.

– Танец живота, однако, – произнес он, поедая взглядом ловких очаровашек.

– Гостью угодно танец живота! – резко проговорил визирь.

Девушки упорхнули, уступив место не очень молодой тете. Тетя была отнюдь не худенькой. Удивленный парень даже подосадовал, что его слова не так истолковали. Но танцовщица начала вытворять животом невообразимые вензеля, при этом она не потеряла ритма музыки, притопывала, поводила плечами, а утроба, воспитанная годами тренировок, сжималась, распускалась, гуляла причудливыми волнами. Может быть, это было за гранью чувства прекрасного, но поражало. Тем не менее воронежец вернулся к проблемам.

«Не, мне без головы возвращаться нельзя, – подумал Старшой, – но и без пера тоже».

– А можно хотя бы посмотреть на принца-то? – спросил он.

Хаким промолчал, и Иван стал подбирать аргументы:

– Ясно, что нельзя. Но у нас говорят: если сильно хочется, то можно. Ну неужели визирь, нашедший лекаря, не достоин уважения? Я просто проверю свою догадку. А?

– Ложись спать, князь. Утром поговорим.

Лицо шахского мудреца было непроницаемым, дембелю оставалось лишь надеяться, что его доводы возымеют хоть какой-нибудь эффект.

Блаженно растянувшись на мягкой перине, парень строил планы: «Если не удастся вылечить принца, придется заняться банальным воровством. Болтаться ночью по незнакомому дворцу? Сомнительно. Я же не ниндзя какой-нибудь… Эх, сюда бы Зарубу Лютозара. Этот, кажется, везде пролез бы. А птичку наверняка охраняют, раз простое упоминание так напрягло Хакима. Странно». Постепенно мысли разбежались, перепутались, и дембель заснул.

Иван, разумеется, не догадывался, да ему и не нужно было, что визирь шаха Исмаила находился в постоянной подковерной борьбе с другими вельможами. Хотя за последние годы он укрепился на почти недосягаемых высотах, интриги обострились – подросло новое поколение царедворцев. К тому же Хакиму нравился юный Бара-Аббас. Просто по-человечески. Наследником все равно считался Кара-Аббас.

Молодой чужестранец чем-то расположил визиря к себе. В основном тем, что специальный магический кулон, висевший на шее Хакима, нагрелся всего раз. Это означало одно: задольский князь честен во всем, кроме собственного чина. Никакой он не князь. Хотя все государства начинались с удачливых проходимцев, рассудил персиянец. А честный проходимец – редкость.

Поэтому часа в три ночи Ивана разбудили и привели к визирю.

– Пойдем, – сказал тот и пошел в покои младшего сына шаха.

Стража послушно расступалась перед главным слугой Исмаила, и вскоре Хаким привел Емельянова-старшего в огромную спальню.

«Упаковано по высшему разряду», – оценил местную обстановочку Иван.

За пуфиками, вуалями, пестрыми коврами, заваленными дорогим оружием, он не сразу заметил принца, полулежащего у дальней стены. Шахский сын покоился на атласных подушках, сжимая в руках небольшую серую коробочку. К ней был прикован остекленевший взгляд бедняги. А сам малый производил приятное впечатление. Худой только, аж мослы из-под кожи синеют. Купец, кажется, говорил, что местные маги еле-еле поддерживают в теле младшего наследника Персиянии остатки жизни.

Изредка впалые глаза Бара-Аббаса оживали, начинали метаться, а побелевшие от напряжения пальцы давили кнопки устройства. Подойдя поближе, Старшой убедился, что описанный Торгаши-Керимом «кристалл в серой оправе» есть не что иное, как переносная компьютерная игра с экранчиком.

Что ж, еще один блудный предмет из нашего мира.

Дембель, не обращая внимания на женщин-служанок и стражников с визирем, подсел к молодому персиянцу. Экран был пуст. А Бара-Аббас что-то там видел. Магия неместных вещей отличалась буйным разнообразием, но Иван полагал себя компетентным товарищем. Как-никак, газета, потом радиоприемник… Опыт-то есть. А тут – растерялся, уставившись в погасший прямоугольник игры.

Чем дольше вглядывался Старшой, тем светлее становилось жидкокристаллическое поле. Наконец парень узрел фигурку, бегущую по коридорчику. Герой игры перепрыгнул провал в полу, а палец Бара-Аббаса даже не дернулся. С потока упали какие-то предметы, Иван не смог разглядеть – подвел угол обзора. Пришлось придвинуться к принцу ближе.

Теперь фигурка стала отчетливой, герой в шальварах и чалме был вполне узнаваемым. На его пути возник здоровый, хоть и рыхловатый стражник в красном одеянии. Пузатый метнул пару кинжалов, потом изготовил к бою кривую саблю.

Мгновенно завязалась схватка. Герою было нелегко. Герой находился на грани истощения жизненных сил. Когда размен сабельными ударами достиг практически неразличимой глазом стадии, Старшой сделал три открытия.

Во-первых, в критической ситуации пальцы Бара-Аббаса задергались-таки.

Во-вторых, Ивану захотелось помочь принцу Персиянии, и он даже протянул руки к игре.

В-третьих и главных, дембель вдруг понял, что ему тяжело отвлечься от разворачивающейся на экранчике драмы.

Он попробовал отвернуться. Тщетно.

Убрать руки от игры. Они лишь приблизились.

Закрыть глаза. Не смог.

– Попался! – крикнул Старшой, но даже не разомкнул губ.

«Ах ты тварь! – бунтовал разум парня. – Засасывает!»

Страшное дело: Иван уловил абсолютно нереальное ощущение перемещения в мир игры. Он видел весь процесс как бы со стороны. Вот он сидит рядом с Бара-Аббасом и тянет руки к серой пластмассовой коробке. А вот он уже словно перетекает внутрь экрана и возникает в жарком мрачном коридоре, чуть позади принца. Этот глючный процесс растянулся в долгое и мучительное действо, зато и в бою наступил полный стоп-кадр. Старшой услышал голоса:

– Мам, я еще чуть-чуть!

– Ой, в школу опоздал… Ну и черт бы с ней.

– Ладно, высплюсь завтра.

– Ну, последние пять минут и – все!

Реплики звучали непрерывным колокольным звоном. Стало тревожно, даже страшно. Дембель совершил адский духовный рывок и непонятным образом вытянул себя «оттуда», будто Мюнхгаузен из болота. Правда, потом Иван так и не понял, что за спасительная косичка это была.

Все еще пьянея от затягивающих чар, Старшой разлепил губы и почти прокричал Бара-Аббасу само собой пришедшее на ум заклинание:

– Зыко! Дай сыгрануть, а?

Младший шахский сын вздрогнул, протянул игру воронежцу:

– На, только недолго.

Серая ловушка перешла из рук в руки. Бара-Аббас обмяк и завалился набок, но дембелю было не до него – сила втягивания внутрь проклятой коробки увеличилась в разы, и, хотя внешне у Ивана не дрогнул ни один мускул, где-то в сознании началась жесточайшая борьба. Во внутреннем мире Старшой упирался в края экрана, а его засасывало, тащило, ввинчивало. Прямоугольник приобрел очертания разверстой пасти. Чудовище готовилось проглотить ум парня, а толстый недобитый охранник краснел и колебался, словно язык.