Александр Бруссуев - Радуга 1 Страница 11

Саша только махнула рукой: «а, будь, что будет».

— Александра Александровна! Вы готовы подписать контракт, означающий согласие сотрудничать с организацией, именуемой «Дугой»?

Саша глубоко вздохнула и, проклиная себя и свою глупую доверчивость, выдавила из себя несколько слов:

— Я готова подписать контракт, означающий согласие сотрудничать с организацией, именуемой «Дуга».

— Пожал-те, ознакомьтесь с условиями и подпишитесь, — жестом факира и заклинателя змей, иллюзиониста и Эмиля Кио в одном стремительном движении рук, Аполлинарий из воздуха достал листок бумаги и еще ручку Паркер с золотым пером.

Саша изначально подписала условия своего финансового вознаграждения, и они ей очень понравились, потом приступила к контракту.

Вполне стандартная формулировка про Работодателя и Работника, если не считать основания заключения контракта. Здесь Сашин взгляд споткнулся, она подняла глаза на Аполлинария. Тот только развел руками, потом, правда, ободряюще улыбнулся и кивнул головой: пишу уж, раз взялась.

«На основании 1 книги Моисеевой „Бытие“, а именно (цитата):

11. Поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли.

12. И сказал Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда:

13. Я полагаю Радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между землею.

14. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится Радуга в облаке;

15. И Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти.

16. И будет Радуга в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле.

17. И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле (конец цитаты).

Принять Матросову Александру Александровну на работу в организацию „Дуга“ без испытательного периода и обязать выполнять требование вышеназванной организации, а именно неразглашение любой, касающейся организации информации».

Число и подпись.

— Это не шутка? — спросила Саша.

— Да какие уж тут шутки, — вздохнул Аполлинарий. — Я ж Вам говорил: мы негосударственное формирование.

«Но не настолько же!» — про себя сказала Саша и поставила размашистую подпись. Писать Паркером было приятно по причине здорового снобизма.

Добро пожаловать в нашу когорту, — торжественно сказал Аполлинарий, вздохнул, как показалось Саше, с облегчением и щедро плеснул в бокалы коньяку. — За это можно выпить. Да что там я говорю? За это нужно выпить! Поздравляю!

9. Знакомство с Хранилищем

«Так бывает, обещает утро ясный добрый день, а к обеду дождь со снегом начинают канитель» — пел Анатолий Романов. Саша лежала на диване и смотрела, как колышутся занавески под слабым ветерком, слушала «Воскресенье» под покойный фон от шелеста камыша, и каждая клеточка ее тела расслабленно томилась, насыщаясь отдыхом. Дочь Маша где-то за домом переговаривалась с телефоном, чтоб, якобы не мешать маме, вернувшейся с очередной командировки.

Несколько лет назад, расставшись с государственной службой, Саша Матросова сделала для себя открытие: как бы ни тяжела была работа, как бы ни сомнителен казался результат, но в конечном итоге ощущался кайф. Можно было кричать, прыгая от восторга: я смогла! Можно было плакать от пережитого ужаса и креститься при этом: чудом, чудом ушла! Чистота ощущений была полнейшей: радость — так радость, страх — так страх. Ничто более не отравляло искренность ее бытия. Ни зарплата с возможными премиальными и надбавками, ни перспектива дальнейшего карьерного роста, ни злобное и раздраженное поучение начальника, ни зависть или, наоборот, унизительное сочувствие коллег — ничего. Она сама ставила себе задачи, она сама их решала, она в первую очередь перед собой отчитывалась. Зарплату поначалу себе не назначала, но потом, вработавшись, получила неограниченный кредит: сколько надо — столько и бери. Это казалось уже естественным, и, что самое важное, способствовало в становлении настоящего Мастера своего дела. Она была сотрудницей «Дуги», она была смотрящей за Радугой.

— Понимаешь, Саша, нельзя позволять окружающим действовать с тобой на таком уровне, до которого нечаянно ты сама себя опустила в данный момент, — сказал ей Шурик Степченков, случившийся в момент приема ее на работу дежурным по базе. — Мы, такие, как есть всегда, такими мы и должны оставаться, независимо от обстоятельств. Вот напал давеча на тебя вахтер. Почему-то никого другого он не выбрал, ни меня, ни Аполлинария, ни прочих посетителей. Конечно, все понятно, мент на подработках готов на любого броситься.

Они пили кофе в хранилище, где Шурик отбывал месячное дежурство, а Саша, уволившись в рекордно короткие сроки с Палаты, прибыла осматриваться.

— Расскажу тебе случай, бывший как-то со мной в Пулково — 2, точнее, перед аэропортом. Летел я как-то во Франкфурт самым первым утренним рейсом. Нужно было успеть на десятичасовой самолет в Майами. Регистрация начиналась чуть ли не в четыре утра, поэтому решил я, основательно вымотавшись в дороге Петрозаводск — Питер на автобусе, остановиться в Авиагородке на улице Штурманской 24, то есть в гостинице. Надо сказать, в карельских автобусах людям с высокой организацией нервной деятельности ездить не рекомендуется. Правят бал там шофера, будто только что выпущенные с зон, где они были, что характерно, не заключенными, а вертухаями. Захотят — возьмут в салон, не захотят — не возьмут, будь у тебя хоть два билета на руках, обругают нехорошими словами обязательно и на всю громкость будут шансон какой-нибудь слушать, или «Дорожное радио». Вот я, уставший, спокойно переспал в номере до четырех часов, подхватил сумку — и в путь. Идти там до аэропорта — сущие пустяки, минут пятнадцать. Все по асфальтовой дорожке мимо каких-то складов с запертыми воротами. Как известно, в таких местах, у огромных складских дверей, обязательно собаки тусуются крайне неприятной наружности. То ли они за кусок хлеба от сторожа делают вид, что при делах, караулят забор, то ли так принято на постсоветском пространстве: склад — и собаки. Как Партия и еще кто-то. Ну, иду в свете белой ночи, вижу: валяются на дорожке аж целых три человека псов отвратительного беспризорного окраса и головами друг на друга крутят. И как назло — чисто вокруг до неприличия. Ни палки, ни камня, даже пустой пивной бутылки нет, чтоб уверенности себе придать. Сама знаешь, Авиагородок — номер один по лоску в Петербурге, да и вообще в России, наверно. Я собак не боюсь, но в этот момент одолели меня нехорошие подозрения по поводу этой троицы. Сначала одна хвостатая сволочь залаяла, потом другая, потом все вместе. Громко, сторож уж точно должен был проснуться, но не тут-то было. Я приближаюсь, сумочку поудобней перехватил, босые пальцы ног в сандальках в кулак пытаюсь собрать, говорю самым решительным голосом: «Молчать, свиньи!» И они замолчали! Я не удивляюсь, вообще-то, немеют некоторые псы, когда их свиньями обзовешь. Я прошел мимо них, ошеломленных, свернул к аэропортовской стоянке, и почти уже пришел. Но тут главарь этой своры, точнее — сука, они зачастую в беспризорных стаях верховодят, продышалась от моей наглости, прокашлялась, да как заорет: пацаны, ату его! И в одиннадцать ног на меня, я едва сумкой успел отбиться. А тут на стоянке из машин уже прочие пассажиры моего рейса вылазить начинают. С дорогим парфюмом, короткими юбками, длинными ногтями и утомленными от жизни взглядами. Собаки голову-то и потеряли. Рвать начали всех, кто попадался под горячую лапу, даже тот, хромоногий, не отставал. От человеческого страха и визга кобели и сука совсем очумели, про меня забыли, холеные ноги покусывают, упругие задницы обнюхивают. Короче говоря, зашел я внутрь, что дальше было — уже не видел. Вот, а теперь мораль: допустил я возможность, что эта мерзость собачья на меня нападет, но был уверен в своей силе. Меня и не покусали, хоть и облаяли всего. А те, крутые и самоуверенные, испужались, поняли, что им грозит быть сожранными, вот и поплатились за это. Только до предела, установленного тобой самим твари сильны. Далее — ты уже хозяин. Чем отличаются собаки в сравнении с человеком при нападении на слабых? Да ничем, только нюх у них развит больше.

Саша представила себе картину, как бесноваться начинают собаки, едва собравшись в неприкаянную ватагу, и содрогнулась. Ей как-то доводилось проходить сквозь такую свору, постоянно околачивающуюся на улице Бумажников, что по дороге к Гутуевскому мосту, но тогда было очень некогда, поэтому даже не обратила внимания на валяющуюся где ни попадя облезлую банду.

— Вот, если бы научиться временами не думать о возможных последствиях, пренебрегать ими так непреклонно, что даже не контролировать себя! Сам никого не провоцируешь даже мысленно, никто тебя и не видит. Человек-невидимка. Бывало, идешь мимо дома, а на нем сосульки. Ну и пусть себе висят, голова другим занята. А попался человек, мельком посмотрел наверх и подумал: какие гады в коммунальном хозяйстве работают, эдакие ледяные сталактиты не сбивают, угрозу создают. Подумал — и забыл, пошел дальше, а сосулька, самая жирная и острая, только того и ждет. Десантировалась — и по нежному человеческому телу пребольно бьет, иногда даже со смертельным исходом. Чтоб знал! — продолжал разглагольствовать Шурик, поблескивая стеклами очков.