Макс Роуд - Приемы Холлистока Страница 14

— Ты мне поможешь? — Мэри убрала ноги, и села, внимательно глядя Генриху в глаза.

— Если ты захочешь, и будешь к этому готова.

— Я ничего не боюсь, и я уже готова. Можешь делать все, что нужно.

— А может, я хочу слишком многого? — Холлисток усмехнулся, глядя, как эта женщина, такая чопорная и строгая вначале, быстро становится мягкой игрушкой под воздействием его чар.

— Что такое «много»?! — Теперь и она усмехнулась, правда, немного грустно. — Больше, чем я имею, я дать не могу, а для тебя вряд ли это означает «много». Не думаю, что тебя интересует мое невеликое богатство, а значит, интересую я сама. Если это так, то можешь считать, что ты уже все получил, а «много» или «мало» это для тебя, я не знаю.

Холлисток на секунду даже позволил себе удивиться. Он ожидал услышать приблизительно это, но чтобы все сразу было сказано в такой форме, и сразу расставлены все точки, это было несколько неожиданно. Конечно, на самом деле, все происходило достаточно обыденно, ведь отношения мужчины и женщины, в современном обществе, редко затягиваются на своем первом этапе. Все стремятся, наоборот, как можно скорее пойти дальше, чтобы полнее оценить достоинства партнера, и принять решение о их продолжении. И тем не менее, Генрих, хоть и привык получать желаемое сразу, немного удивился. Он понял, что не совсем внимательно отнесся к Мэри, и глубина ее одиночества была несоизмеримо больше, чем ему показалось, что конечно было ему только на руку, ведь это делало ее совсем беззащитной перед ним. Он даже ощутил к ней какое-то человеческое чувство, вследствие чего мгновенно решил поменять тактику, и по-возможности, доставить ей как можно меньше разочарований.

— Мне действительно нужна только ты, — сказал он после минутной паузы, — это для меня и есть то самое «много». Но все дело в том, Мэри, что я не совсем обычный человек, и часто мне приходиться поступать так, как того требует дело, а не сердце. Это не значит, что я становлюсь жестоким или подлым, но все равно, дальнейшая жизнь со мной становится невозможной, и на то есть вполне объективные причины. Но я всегда стараюсь оставлять после себя не только хорошие воспоминания, но и нечто большее, что не всегда является материальным… хотя иногда и является.

— Мне интересно с тобой, и надеюсь, что будет не только интересно, но и хорошо. А сколько это продлится, мне сейчас не важно, Генрих. Сколько бы ни было, это все равно мое!

Мэри ответила сразу, без раздумий, и было понятно, что для себя она уже приняла решение. Она слишком долго ждала, чтобы теперь снова вернуться к прежней жизни, и не собиралась сворачивать с выбранного пути. Ее манил этот человек, в котором сосредоточилось благородство, мужская красота, и невероятная сила и уверенность, чувствовавшиеся в каждом его движении. Оставалось объяснить главное, но Генрих Холлисток приберег этот момент для вечера, когда ресторан и вино сделают ее сознание более восприимчивым к тому, что ей предстояло услышать о нем.

Поэтому, вместо ответа он привлек ее к себе, и они слились в долгом поцелуе, не обращая внимания на неудобства, причиняемые маленькой лодочкой, явно не приспособленной для больших чувств. После этого уже отпала необходимость в различных стандартных фразах, все встало на свои места, и не требовало объяснений. Генрих снова сел за весла, у самого берега сам одел на ножки Мэри снятые ей туфли, и они, держась за руки, пошли к выходу, провожаемые любопытно-восхищенным взглядам смотрителя лодочной станции.

— Куда пойдем? — просто спросил Холлисток, когда они уже подходили к южным эдинбургским воротам. — Какая кухня сегодня предпочтительнее?

— А что тебе нравится? — Мэри и сама не знала точного ответа, да в принципе, ей было сейчас все равно, так как возможность быть рядом с желанным мужчиной перевешивала все остальное.

— А что у нас тут за улица? — Холлисток посмотрел на указатель. — Кенсингтон…давай просто сядем в такси и попросим нас довезти в приличное заведение где-нибудь неподалеку, а то уже очень есть хочется.

— Я тоже проголодалась. А давай что-нибудь французское?! — Мэри сжала его руку. — Английское мы и так каждый день едим, а все остальное, мне кажется, менее торжественно. Там от одних названий вкусно становится!

— Французское — так французское, не имею ничего против!

Они остановили такси и водитель отвез их в Kensington Place, изысканный французский ресторан, очень кстати оказавшийся совсем неподалеку. Там они и пробыли до десяти часов вечера, отведав всех самых дорогих деликатесов, предлагавшихся в меню. Счет на пятьсот с лишним фунтов, нимало не смутил Генриха, хотя и заставил Мэри несколько приподнять брови. Заказав напоследок еще бутылочку вина, Генрих Холлисток разлил по бокалам рубиновый напиток и серьезным голосом обратился к Мэри, смотревшей на него влюбленными глазами:

— А что бы ты сказала, если бы узнала, что я вампир?

— Я бы сказала, что это прекрасно! — Мэри только улыбнулась.

— Я серьезно.

— Ты меня хочешь укусить?

— Обязательно.

— Я готова! — Мэри протянула ему свою руку, оголив запястье. — На!

Вместо ответа, Генрих взял со стола нож и провел им себе по руке, где сразу образовалась довольно глубокая рана. Он все время смотрел на Мэри, и когда постепенно ее глаза округлились, и она вот-вот была готова закричать, он сильно схватил ее за руку:

— Смотри!

И тотчас кровь, идущая из раны, остановилась. Генрих взял салфетку, смочил ее в вине, и протер ее руку. Мэри ахнула, когда он продемонстрировал ей результат — кожа была абсолютно ровной, лишенной каких-либо повреждений.

— Ну как? — Генрих улыбался, прищурив глаза.

— Потрясающе, никогда ни видела ничего подобного! Но если ты подумал, что я испугаюсь, то сильно ошибся!

— Тебе нравятся вампиры?

— Вампиры — это власть, это сила, это бессмертие, и вообще, это очень сексуально.

— Хочешь стать такой?

— Конечно, но не сегодня, — Мэри провела пальчиком ему по руке.

Он понимал, что она все еще играла, но вместе с тем одновременно говорила то, что действительно думала.

— Не сегодня! — Генрих улыбнулся, и сам взял ее за руку.

— Поедем домой, — сказала она, буквально сверля его глазами, — еще немного, и я сойду с ума от желания!

— Конечно! — Холлисток подозвал гарсона, и попросил остановить им такси, пока они собираются.

Через сорок минут они уже входили в апартаменты Мэри. Холлисток решил сегодня вообще не заходить к себе, а потому, пока она принимала душ, он закурил сигару, достал из бара коньяк, разлил его по широким пузатым бокалам, и положив рядом полоску швейцарского шоколада, удобно сел в хозяйское кресло. Посидев так минут десять, он соскучился, и бесцеремонно открыл дверь в душевую, что впрочем, другой стороной было воспринято вполне благосклонно.

— Я решил, что мы только потеряем время, если после тебя еще и я полезу мыться, — сказал он, проводя руками по ее мокрым бедрам.

— У нас же его много, — сказала она, гладя его по голове, — а вообще ты прав, так его станет еще больше!

Мэри притянула его к себе, немного замочив костюм, но Генрих, быстро скинув с себя лишнее, через пару секунд присоединился к ней, в более подобающем для этого места виде. Описывать последующее не имеет смысла, но через четыре часа, уже глубокой ночью, Мэри, лежа на его плече, только и смогла сказать:

— Ты точно вампир! Ты меня еще не кусал, а все равно, от меня уже ничего не осталось!

— Я тебя еще не кусал, а уже сыт! — эхом отозвался он.

— Завтра расскажешь мне о себе побольше?

— Да, милая, но только к вечеру, днем у меня клиент.

— Да сладкий, — она обняла его покрепче и закрыла глаза.

Генрих погладил ее по голове, затем выключил ночник и они, наконец, заснули.

Глава 10. Портисы

На следующее утро Холлисток открыл глаза ровно в тот момент, когда часы на стене показывали девять. Он посмотрел на Мэри, которая сладко спала, свернувшись калачиком, и поднявшись с кровати, начал тихо одеваться. И все же, когда он выходил из комнаты, она проснулась:

— Куда ты, сколько время?

— Девять утра, поспи еще, милая, — он вернулся, чтобы ее поцеловать. — У меня скоро клиент, надо подготовиться.

Она не сразу его отпустила, а вместо этого привлекла к себе, покрыв его лицо и руки поцелуями. Договорившись вместе пообедать, Холлисток оставил ее нежиться в кровати, и поднялся к себе. Увидев лежащий посреди гостиной ботинок Масси, он усмехнулся и заглянул к тому в комнату. Масси лежал поверх одеяла в чем мать родила и громко храпел. На Генриха повеяло парами алкоголя, и еще одним особым запахом, который появляется после попадания крови в желудок. Он пожал плечами, вздохнул, как вздыхает мать, когда ее ребенок возвращается домой после бурной вечеринки, и снова закрыл дверь. Пройдя в ванную, он заметил остальные вещи Масси, сложенные в ящик для грязного белья. Взяв его футболку, он внимательно осмотрел ее, и через считанные секунды картина отдыха его помощника, стала для Холлистока ясна. Бросив ее назад, он снова усмехнулся и начал приводить себя в порядок. Приняв душ, Холлисток аккуратно побрился, уложил волосы, зачесав их назад, и весьма довольный собой прошел на кухню, где заварил свежий чай. Решив пока Масси не будить, он взял одну из вчерашних газет, которую так и не успел прочитать, и сев за стол спиной к окну, принялся изучать заголовки. Постепенно все в доме стали просыпаться, захлопали двери, послышались голоса. Холлисток услышал на лестнице приближающиеся шаги, но это оказался его сосед по площадке, впервые появившийся в своей квартире. Он открыл дверь, и тихо затворив ее, больше ничем не напоминал о своем присутствии. В соседней комнате заворочался и засопел Масси, вскоре появившийся в гостиной с узкими глазами и всклокоченной головой.