Игорь Тумаш - Проруха Страница 16

Тут выпущенный из обреза Щелкунчика жакан попадает «Волге» в колесо. Продукция Горьковского автозавода, едва не перевернувшись, резко тормозит. БээМВуха скрывается за поворотом.

Георгию Ивановичу совершенно ясно, что Щелкунчик сейчас же накачает его невесту наркотиками и поведет безвольную, глупо улыбающуюся Алесю Николаевну к «подписантской» тумбе другого районного загса. Какого? В городе восемь районных плюс загс Минского района. БээМВуха вора в законе могла взять курс к любому из них.

Георгий Иванович вынимает лупу и внимательно рассматривает след бандитской машины на асфальте. «Ага, передняя правая шина щербатая, — бормочет он. — К перекрестку!»

Так куда повернули бандиты: налево — в сторону загсов Московского и Октябрьского районов, направо или проехали прямо?

Ну вот он, след щербатой правой шины. Значит, Щелкунчик рванул прямо, в сторону загса Ленинского района. Врете, гады, не быть по–вашему!

И они успели в последнюю секунду! Сволочь Щелкунчик уже расписался и сиял, словно банкнота в миллион долларов. Теперь была очередь Алеси Николаевны. Покачиваясь на длинной тонкой игле, из ее попы торчал пустой шприц, который Щелкунчик после введения наркотика даже не удосужился выдернуть.

— Замри, музыка! — заорет Прищепкин, вихрем врываясь в зал. — Этот брак заключается без взаимной любви!

— Как, вы хотите сказать, что в этих освященных Кодексом о семье и браке стенах может заключиться брак без взаимной любви?! — ужасается администраторша, похожая на предыдущую как близняшка. Но в блузке, стиранной уже порошком «Тайд».

— Да–да–да, — отвечает Прищепкин, как дятел клювом по стволу дерева молотя Щелкунчика по голове пустой бутылкой из–под шампанского и одновременно выдергивая шприц из попы Алеси Николаевны. — В этих, как вы выразились, «освященных Кодексом о семье и браке стенах» едва не свершилось сейчас заключение брака без взаимной любви. Возможно, это был бы первый такой брак в вашей практике.

Администраторша, понятное дело, хлопается в обморок. Надо же, ведь она проработала в загсе почти тридцать лет, окольцевала десятки тысяч счастливых пар и вот — чуть не оформила сейчас бракованный брак!

Бандитам надевают наручники. Георгий Иванович театральным жестом разрывает недоподписанный контракт между Щелкунчиком и Алесей Николаевной. «Дайте администраторше нашатыря нюхнуть, чтобы прочухалась да сейчас же нас оформила», — говорит он победным тоном, снимая невидимую пушинку с пиджака.

Такой, короче, вариант. Но можно и по–другому.

Например, приезжает он за Алесей, чтобы вместе с ней в загс уже ехать, а она убитая лежит. Выстрелом из снайперской винтовки прямо в сердце. Вторая пуля досталась любимой уже разрывная — так называемый контрольный выстрел. Голова, понятное дело, на мелкие кусочки разлетелась. Новенькие в зеленый цветочек обои стали в розово–серую полоску. Огорченный Прищепкин тут же начинает расследование.

Естественно, что на самом деле Алеся Николаевна жива и здорова. Убита другая женщина, тоже чья–то невеста, которая по роковой случайности оказалась в квартире Дрыневич. Такой же комплекции, что и любимая детектива. Диво ли, что Георгий Иванович принял ее за Алесю, ведь убитая осталась без головы.

По «почерку» убийства Прищепкин определил, что это месть смотрящего по Беларуси авторитета Сивого Драника. Ведь Георгий Иванович практически перекрыл ему кислород, загнал в угол. Еще немного — и организованной преступности в Синеокой вообще пришел бы конец, а Сивой Драник засел в колонию усиленного режима до конца жизни.

Вопреки ожиданиям детектив не алчет воровской крови. Потому как не имеет «профессионального права». Никакого самосуда! Судить Сивого Драника будет не он, а органы правосудия. Погибла как бы не его невеста, а «физическое лицо», гражданка. Сердце кровью обливается, кулаки так и чешутся. Но… он ведь не обычный человек, а некий хомо закониус.

Так как расследование должно быть завершено до конца работы загса, то продвигается оно стремительно. Прищепкинцы лихорадочно собирают улики, затем арестовывают Сивого Драника и отвозят прямо на заседание суда. Когда осужденного авторитета уводят, в зале суда вдруг появляется Алеся Николаевна… Она, оказывается, была у своей мамы. Накануне, чтобы унять волнение перед бракосочетанием и заснуть, приняла какое–то снотворное и не рассчитала дозы. В результате проспала и ночь, и почти весь следующий день.

Вопрос — так кого же тогда убили в ее квартире, почему эта женщина была в свадебном платье остается невыясненным. Пусть, это придаст сценарию особую прелесть. Как мушка в куске янтаря. И голливудский шарм, между прочим. Ведь в Америке снимают по принципу: сценарий за пятерку и миллиард за съемку. Концы с концами у них никогда не сходятся. Бах–бабах — сотня трупов, небоскреб на землю — плясь, мост в реку — бултых. А зачем? Никто у них не спрашивает. Мотивировки не то что слабые, зачастую вообще отсутствуют. Получается, будто небоскреб в фильме пляснулся исключительно ради эффектного кадра. Но ведь зрителей это полностью устраивает. Они долларами такой подход к искусству поддерживают — билетов на фильм купят на полтора миллиарда… В общем, второй вариант сценария бракосочетания Прищепкина и Дрыневич можно назвать голливудским.

Затем детектив задумался: как подготовить свой кабинет на Бейкер — Коллекторной–стрит для предстоящей первой интимной встречи? Ну, во–первых, надо сделать какой–то регулятор освещения. Ведь свет должен быть приглушенным. Они же не смогут заниматься любовью, находясь «в жестком золотом кругу». Чтобы их любовный акт не превратился в бесплатный спектакль для зевак из здания «Лукойла» напротив, необходимо купить какие–то шторы на окна. Теперь следующий вопрос: какая для сопровождения ЭТОго понадобится музыка? Может, классическая?

Детектив долго и мучительно пытался вспомнить хотя бы одну классическую «музычку» от начала и до конца, но почему–то ничего, кроме похоронного марша Шопена, свадебного — Мендельсона и «Соловья» Алябьева, вспомнить не смог. Са–алавей а-а, са–алавей а-а. Брр, как бы этот «соловей» на эрекцию не повлиял, — некий музыкальный пурген. Нет, ну ее, классику эту, надо чего–нибудь попроще.

Может, пусть будет блатная музыка? Ведь у него есть офигенные записи. Вроде «Гопа со смыком» в исполнении вора в законе Кирпича, лет семь уже покойного. Ведь это же «золотой фонд» блатной песни, кладезь блатной романтики, так сказать… Нет, не подходит, Алеся Николаевна такая возвышенная. Остается попса.

Из попсовиков Прищепкин особо выделял Таню Буланову, но для данных обстоятельств она не очень–то годилась. Потому что песенки Танечки слезу у него вышибали. И в таком случае пришлось бы делать выбор: или он плачет, или делом занимается. Не годится, короче.

Эврика! Осенило Прищепкина. Он поставит старый альбом Макаревича. С «поворотами» который: «Поворот, куда он нас ведет…» Первый поворот — снимет с головы Алеси Николаевны шапку–таблетку с вуалькой, следующий — стянет через голову платье. Горный серпантин, захватывающие дух виражи. Великолепно!

Следующий вопрос: что они будут предварительно пить и вкушать? К великому сожалению, ввиду подшитости ничего крепче фирменного чая «Аз воздама» пить ему нельзя. А вот Алесе Николаевне, наверно, неплохо будет плеснуть под вуальку стаканчик красного винца. Впрочем, нет, учитывая плотность ее комплекции и силу духа, лучше водочки.

Обычно Прищепкин «вкушал» в дешевой столовой обувной фабрики «Луч». Потому что к его офису–жилью на Бейкер — Коллекторная–стрит та была ближайшей. А если уж решал «вкушать» дома, то обычно довольствовался пачкой пельменей. Как говорится, дешево и сердито. Но разве мог Прищепкин предложить любимой подкрепиться пельменями? Разумеется, нет, нет и нет. Георгий Иванович решился расколоться на дорогущий мороженый говяжий язык. Просто, без выкрутасов, язык отварит, и они его — с хренком, с хренком. Или с горчичкой.

Теперь нужно было решить главную задачу: купить красные трусы. Георгий Иванович вообще очень стеснялся покупать себе трусы; хотя майку или там носки, футболку мог купить без напряга. Трусы, трусы, трусы… Каждый раз ему приходилось испытывать такой стресс, какой можно было сопоставить с получаемым при поимке особо опасного преступника. «Ведь продавщицы могут сообразить, что себе беру!» — панически думал Георгий Иванович, покрываясь бисеринками холодного пота. Поэтому никогда не выбирал, хватал первые, что попадались под руку. В результате иногда случались осечки с размерами. То брал мальчишеский, то богатырский. И если мальчишеские трусы, надрезав по бокам, еще как–то можно было использовать по прямому назначению, то богатырские приходилось выкидывать. Потому что, например, мыть ими пол Прищепкин также стеснялся.