Игорь Тумаш - Проруха Страница 17

Реакция Прищепкина довольно обычна, большинство мужчин в этом вопросе также проявляют удивительную стыдливость. Кстати, не в пример женщинам, для которых покупка белья — праздник, нечто вроде дегустации блюд в хорошем ресторане. Женщины в бельевом отделе могут часами крутиться. Даже без цели покупки, не отдавая себе отчета. Просто так, для души. Вдыхая запах текстиля и этикеточных акриловых красок. Такое же количество эманаций аналогичного качества мужчины вкладывают разве что в поедание леща с пивом. Или в раскрытие кровавых и ужасных преступлений — как наш герой.

Итак, он собрался ехать в Торговый дом на Немиге — за красными трусами. Предварительно твердо сказав себе: со щитом или на щите. То есть либо с красными трусами в пакете, либо в красном гробу.

Ладони у Георгия Ивановича стали влажными, сердце расколотилось. Он выдул целых три ковшика воды, но все равно хотелось пить еще и еще. Брюхо заполнилось, а горло осталось рашпилем.

Покупка красных трусов оказалась для детектива настоящим испытанием. Перед самым входом в универмаг у него буквально отказали ноги. Но… со щитом или на щите? Вперед!

«Так, здесь велосипеды с палатками, здесь — сделанные на подпольных российских и польских мебельных фабриках «итальянские кухни». Ага, штаны, шляпы пошли. Вышел на прямую траекторию!» Георгий Иванович дрожащей рукой водрузил на нос черные очки. Чтобы продавщицы не запомнили, кто трусы–то купил, чтобы никто также глаз его испуганных, словно у жулика бегающих не засек… Так, чувства в кулак: отдел мужского белья.

Как и следовало ожидать, ни одного мужчины: не такие уж они и джигиты, какими тщатся себя показать. Вменив в обязанность покупку белья своим женщинам, они получили возможность обходить отдел за километр. Чтобы праздношататься в каких–нибудь радиотоварах.

На ватных ногах Георгий Иванович прошел вдоль всех полок. Как говорил Райкин: белый верх, черный низ — есть, черный верх, белый низ — есть. В цветочки, кубики–квадратики, полоски–звездочки тоже — есть. Любой каприз. Только красных–страстных, революционных трусов как раз таки и не было.

Если бы не фанатическая обязательность характера, этому обстоятельству Прищепкин был бы даже рад: старался, однако карта не вышла, не его вина. И овцы целы, и волки сыты. Ведь никто его не расколол. Ну, прошелся по отделу. Может, он так, случайно забрел. Никаких доказательств преднамеренного сюда заруливания детектив продавщицам не дал. Какие вопросы?

Но… характер настоящего сыскаря не позволял ему насладиться полупобедой. А погнал дальше. К победе полной или поражению. «Почему бы тебе не заглянуть в отдел спортивной одежды?.. Если уж где и продаются красные трусы, то только там», — подсказал досужий, бескомпромиссный в поисках истины ум.

И Георгий Иванович оказался вынужденным подчиниться.

Надо отметить, что покупка спортивных трусов показалась задачей для его психики более легкой. Ведь оные предназначались как бы исключительно для благородного занятия спортом. И самое главное, под них же по идее поддевались еще одни трусы, которые–то и соприкасались с тем, с чем должны были соприкасаться. Вот как сложно.

В общем, Прищепкин стал–таки счастливым обладателем роскошных алых атласных — из такой ткани раньше шили пионерские галстуки — боксерских трусов. Длиной примерно чуть ниже колен. Вроде тех, в которых выступал Тайсон, когда откусил ухо сопернику. (Золотой фонд папараццижурналистики.)

На выходе из универмага ему стало плохо. Сердце прихватило так, что Георгий Иванович даже испугался: может, вместо красных трусов надо было купить белые тапочки?

Все же не стоит нам, мужикам, со своими первыми чепелами и коростами разводиться. Даже если очень достали. Ведь никто не гарантирует, что второй брак не окажется еще хуже. Зато какая нагрузка от всех этих флиртов, заигрываний, романов и романчиков для наших карманов, психики и здоровья… Как ни крути, не выгодно жен менять. Лучше вообще не жениться. Изначально, так сказать. Короче, автор за семейные ценности. А как же иначе? Ведь художник ответствен за свои творения. Даже если в качестве оного страницы бульварного чтива.

Ах да, Прищепкин еще свечек купил. Типа ароматических: роза, лимончик. А то пропахся немножко его кабинетик. Табачком, чайком фирменным.

По этому поводу даже сигнализация иногда срабатывала. Противопожарная. Хотя вообще–то она была на температуру настроена и уакать никак не могла. Потому что нечем. Но уж очень, по правде говоря, запашок-с в сыскарской обители разыгрывался. Природа, значит, восставала, экология не могла смолчать.

Это был день, а после шестнадцати часов настал вечер. Прищепкин в любимом галифе и очень удобной, с большим количеством шерсти, темно–синей мастерке нервно расхаживал по кабинету. Язык на плитке уже доварился почти, выставленный на компьютерный столик бородинский хлеб, нарезанный крупными холостяцкими ломтями, так даже подсыхать начал. Где это Алеся Николаевна бодяется, где любимую черти носят?

Георгий Иванович, чтобы не подвела потенция, словно телок какой сожрал целый таз петрушки. Потому, собственно, и галифе надел — чтоб в глаза потенция эта не так бросалась. И очень боялся теперь, что называется, перегореть. Ведь могло такое случиться? Запросто! Что там мужчина один, целые народы иногда перегорают! Пассионарно, будто лампочки. Лев Гумилев первым до этого додумался. Народы затевают войны лишние, меж собой грызутся. Дым, головешки, звон дамаска: все, кругом одна красота природная, ни одного человека. В полицейской академии об этом рассказывали: нет народа — нет проблемы. Впрочем, это, кажется, из другой оперы, не о потенции. Звонок в дверь. Наконец–то!

Алеся Николаевна запыхалась, она с безалкогольной «Балтикой» в кулечке поднималась. Любовь детектива сняла дорогое австрийское пальто, но осталась в неизменной шапке–таблеточке с вуалькой.

— Пошто так, разве не жарко? — замитусился детектив.

— Ай, привыкла просто. — отмахнулась Алеся Николаевна. — Чего у тебя так лимон развонялся? Хоть топор, понимаешь, вешай.

Из изящной сумочки кожгалантерейной фабрики, которая прежде носила имя Куйбышева, а сейчас то ли Пиночета, то ли Чубайса, она выудила также бутылку водки:

— Чего так пялишься? Это мне для храбрости, я такая стеснительная.

Георгий Иванович хотел подсуетиться насчет языка.

— Дай стакан, — оборвала его Алеся Николаевна. — Я разве что до тебя голодная. Ой, дюже, дюже тебя хочу… Прямо алкаю!

И она водку–то прямо до краев себе налила. Да под вуальку граненый. Хлоп.

— Ну, нихтяк вроде, поехали. Трусы красные на тебе?

Георгий Иванович сглотнул слюну и кивнул молча.

— Дай мне еще ремень какой и платок. Шарф, впрочем, тоже сойдет.

— Зачем?

— Ты бы уж поменьше спрашивал. В детали пока вдаваться не буду. Сюрприз потому что сделать решила. Короче, в одном пособии по сексухе интересный способ описан. «Райское наслаждение» называется. Мужик, значит, глаза себе завязывает, на спину ложится, а баба его запястья к спинке кровати намертво прикручивает. Дальше она будет проделывать с его телом некие манипуляции. Какие именно — не скажу. Однако гарантирую, что тебе они запомнятся на всю жизнь.

Георгий Иванович — человек, по сути, почти военный. Галифе, мастерку скинул. И сам себе очень понравился: лингам — пик Коммунизма, семитысячник верный! Ладно, как и просила Алеся Николаевна, крепко–накрепко завязал глаза шарфом. Лег. Любимая не преминула притянуть ремнем его длани к холодным чашечкам кровати.

Прищепкин расслабился и приготовился получать райское наслаждение. Интересно, откуда оно придет — со стороны лингама или откуда–нибудь еще?

Половое «Баунти» оказалось внезапной резкой болью в области шеи. «А–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а-а!!!» — завопил детектив, бессильно дергаясь на кровати. В результате его телодвижений шарф сполз на нос, и взору Георгия Ивановичу открылась ужасная картина: лицо Алеси Николаевны без вуальки вдруг предстало волосатой мордой какого–то упыря с белыми безумными глазами и с торчащими из пасти длиннющими клыками. «А–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а-а!!!» — опять завопил детектив, потому что упырь снова впился в шею. Алая теплая кровь сыскаря заструилась по его немного полноватому, но еще очень крепкому телу. К алым трусам из ткани — «пионерки». Наверно, кровь на них не была заметна. «Ага, для нее это почему–то важно», — подумал Георгий Иванович.

Алеся Николаевна так бы и загрызла Прищепкина. Но тут дверь офиса заходила ходуном от мощных ударов.

— Откройте, немедленно откройте! — сквозь стекловату боли услышал Георгий Иванович голос Сергуни Холодинца.

— Спаситель, — прошептал детектив, теряя сознание.

Под ударами дверь разлетелась на куски. Алеся Николаевна, издав утробный, жалостливый рык зверя, который вынужден бросать добычу, ринулась к окну и с разбега прыгнула через него, обрушивая собой стекло и сплетения рамы, на улицу Бейкер — Коллекторная–стрит. Так как этаж был всего второй, то она приземлилась вполне благополучно. Нувориши из ресторана бизнес–клуба, решив, что она просто выполняет некий трюк для их развлечения, благодушно захлопали в ладоши. Все же интересно буржуи устроены, если считают, будто мир устроен исключительно им на потребу. Что люди готовы прошибать собой стены только ради того, чтобы куски омаров мягче соскальзывали в их желудки.