Будь моей сестрой - Герман Михайлович Шендеров Страница 25

Конфликт между тем переместился к самому дубу и перешел в фазу активных действий. Стёпа видел, как Бакин снова пнул ствол дерева, а старик, осерчав, вдруг махнул своей палкой и хлопнул Бакина по заду.

– Да ты, дед, совсем охренел, что ли? – взвыл Бакин, вырвал палку из рук старика и зашвырнул за забор. – Так-то вот! Лучше уйди по-хорошему.

– Давай-давай, – поддакнула Любка, злобно щерясь. – Ковыляй потихонечку.

Старик, лишившись опоры, как-то разом сник. Угрюмо посмотрел на подошедшего Стёпу, перевел взгляд на Бакина, на Любку. Глухо молвил:

– Чтоб руки у вас отсохли, злыдни.

Повернулся и побрел к себе во двор, подволакивая ногу.

Ворона на дубе снова каркнула, затем снялась с ветки и улетела прочь.

Стёпа вдруг почувствовал, что «хускварна» слишком тяжела, просто нет сил держать ее в руках. Он положил бензопилу на землю, поближе к Бакину.

– Зря вы так с дедом.

– А как надо было? – сердито спросил Бакин. – Посмотрел бы я на тебя, когда бы он тебе своей палкой врезал.

– Похоже, совсем старый хрыч из ума выжил, – сказала Любка. – Как он на меня зыркал, до сих пор жуть берет.

– Ты там за калиткой его приглядывай, – посоветовал Бакин. – А то кто его знает, еще выскочит из дома с берданкой.

– Не ссы, – успокоила Любка. – Нету у него берданки.

– Тебе-то откуда знать?

– Да вот знаю.

«Вот оно как, – подумал Стёпа, – выходит, не обознался старик…»

Отчего-то они медлили подступаться к дубу. Любка заняла наблюдательный пост в кабине грузовика. Бакин велел ей сигналить, если что. А что – «если что»? Бросать все и бежать за околицу? Или сразу нырять в придорожную канаву?

Стёпе казалось, что из дома за ними наблюдают. Злым, немигающим взглядом, от которого жжет затылок…

– Да пошло оно все! – решительно сказал Бакин и рванул стартер «хускварны».

Когда зубья бензопилы начали вгрызаться в ствол дерева, у Стёпы мороз пошел по коже. Он был уверен, что они с Бакиным делают что-то неправильное. Плохое.

Но останавливать его не решился.

Бакин сноровисто сделал на стволе подпил на четверть диаметра. Потом зашел с другой стороны. Обернулся к Стёпе, мотнул головой, процедил сквозь зубы:

– Толкай. В ту сторону толкай.

Пот градом катился у него по лицу, на кончике носа повисла крупная мутная капля.

Стёпа обеими ладонями уперся в шершавую кору. Бензопила вновь завыла, впившись в древесную плоть. Дуб обреченно задрожал, бросая листья на пильщиков. Стёпа ощутил конвульсии дерева всем своим телом, каждой костью. От бензопилы несло едкой гарью; глаза щипало. Стёпа сощурился, стиснул зубы, надавил крепче. Что-то оглушительно треснуло внутри дуба, а Стёпе показалось, будто у него в позвоночнике. Бакин резво распрямился, схватил Стёпу за плечо и дернул в сторону. Судорога прошла по стволу, ветки затряслись. Дуб повалился – медленно, величественно, как сраженный насмерть гигант. Комель подскочил в воздух метра на два, затем тяжело ударился оземь. Как раз в том месте, где Стёпа стоял мгновение назад. Если бы Бакин его не оттащил, тут бы Стёпе и конец.

Над улицей оглушительно загалдели вороны.

Ночью Стёпу затянуло в тяжелый вязкий кошмар. Снилось, будто они с Бакиным тащатся по необыкновенно длинному, безлюдному проспекту. Бакин, злобно скалясь, спиливает ветки с деревьев, очертаниями напоминающих человеческие фигуры. Из срезов сочится багровая влага, похожая на кровь, только очень густая. Стёпа собирает спиленные ветки, они мягкие и теплые и тоже истекают сукровицей. Когда он бросает ветки в кузов грузовика, они превращаются в обрубки человеческих рук со скрюченными пальцами. Пальцы судорожно подергиваются, царапают дощатые борта.

Стёпа с Бакиным идут от дерева к дереву, от дерева к дереву…

Гора обрубков в грузовике все больше…

А наверху кружит большая наглая ворона с мелированными перьями и Любкиным голосом вопит:

– Работу работай! Работу работай!..

Утром он проснулся с тяжелой головой. Долго лежал, пялясь в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. Да, точно, вчера Бакин пилил, а он охапками носил в кузов грузовика спиленные ветки. Но то были просто дубовые ветки. Самые обычные. Затем они с Бакиным таскали дубовые чурбаки к калитке соседей полоумного старика. Любка им так велела. Сказала, что дрова соседям пригодятся. А в кузове все равно уже места нет, не ехать же сюда еще раз. Хромой старик больше не показывался, и слава богу. А потом они поехали и купили водки. Бакин, как и обещал, попытался вылечить Стёпу от тошноты, но, сказать по правде, не преуспел…

Так, спохватился Стёпа, а сколько сейчас времени? Опять на работу проспал, наверное.

Время он узнавал по старой «Нокии». Телефон должен был лежать в кармане джинсов, а джинсы валялись на полу, возле двери.

Стёпа резво вскочил с тахты, мельком удивившись, что у него после вчерашнего совсем ничего не болит. Наклонился, чтобы поднять джинсы…

И услышал громкий хруст. В точности как вчера, когда они свалили тот чертов дуб. Только теперь уж точно – треснуло у него внутри.

В поясницу словно выстрелили из ружья.

Взвыв от жгучей боли, Стёпа рухнул на четвереньки. Ой-ей, как же больно, больно, больно. Да что же это такое, а? Как же встать-то теперь? Уй, нет. Не надо вставать. Лучше лечь, полежать чуток. Ай!..

Ни встать, ни лечь, ни пошевелиться. Боль засела в пояснице, словно раскаленная пуля. Он стоял на карачках, на грязном полу, и поскуливал в голос. Словно старый, больной пес.

Кто его пожалеет? Кто вылечит?..

Скорую нужно вызывать. Значит, телефон. Надо как-то достать телефон. Он рядом, руку протянуть.

Боль в спине как будто притупилась. Стёпа шаркнул ладонью по полу, дотягиваясь до скомканных штанов. Ы-ых. Прострел немедленно дал себя знать. Стёпа замер, ругаясь сквозь стиснутые зубы. Заклинания помогли, как водится. Он запустил руку в карман, вытащил телефон, набрал номер. После третьего гудка в трубке послышался голос диспетчера:

– Скорая. Слушаю вас, говорите.

– Девушка, врача пришлите. У меня в спине хрустнуло, разогнуться не могу, больно очень.

– Этот номер для экстренных вызовов. Вам нужно обратиться к специалисту.

Стёпа едва не разрыдался:

– К какому специалисту? Я на ноги подняться не могу!

Видимо, неподдельное отчаяние, прозвучавшее в его голосе, заставило диспетчера поверить, что случай действительно экстренный.

– Назовите фамилию и адрес.

– Кривошеин. Некрасова, восемнадцать, семьдесят два.

– Ждите. Машина сейчас на вызове, к вам приедет в течение часа.

– Час? – вскричал Стёпа. – Да я тут сдохну в течение часа!

Но в трубке уже пошли гудки. Отключилась. Вот же черт! Отчего врачи такие бессердечные? Никакого сочувствия к больному человеку.

Однако нужно как-то встать, дверь отпереть. Что толку от скорой, если в квартиру будет не зайти?

Опираясь на тахту, с матерными словами и скрежетом зубов, Стёпа сумел поднять себя на ноги. Но распрямиться так и не получилось, не позволяла пуля в пояснице. И все же, держась за стену, Стёпа кое-как дотащился до входной двери, отпер замок. Поясницу жгло огнем, майка промокла насквозь, сердце колотилось, словно после кросса по пересеченной местности. Вцепившись обеими руками в вешалку для одежды, Стёпа привалился к стене, совсем без сил. Да так и простоял в углу, пока не приехала скорая. Не через час, слава богу, гораздо раньше.

Медиков было двое, мужчина и женщина. Оба круглолицые, необыкновенно румяные, в одинаковых зеленых комбинезонах. Ни дать ни взять двое из ларца. Только у медички губы накрашены. А ее напарник держал в руке чемоданчик.

Вдвоем они отцепили стонущего Стёпу от вешалки, отвели в комнату и уложили на тахту.

– На что жалуетесь? – спросила женщина.

– Спина… – жалобно проныл Стёпа. – Болит…

– Поясница?

– Да.

– Сильно болит?

– Очень.

– Раньше такие боли случались?

– Нет.

– Были недавно травмы или тяжелые физические нагрузки?

– Чурбаки дубовые таскал. Вчера.

– Ясно, – сказала медичка. Повернулась к напарнику: – Кетонал у нас есть?

– Вроде был, – флегматично ответил тот.

– Хорошо. – Она опять повернулась к Стёпе. – Мы сделаем вам укол, чтобы купировать боль. Но действие обезболивающего временное. Вам необходимо обратиться к неврологу, сегодня же.

– Ага, – прокряхтел Стёпа. – Обязательно. Колите уже ваш укол. Сил нет терпеть.

После укола Стёпу бросило в жар. Хороший жар, приятный. Он растопил боль, принес желанное