Ирина Белояр - День саламандры Страница 4

— Все будет хорошо, — машинально пробормотал Тим.

— Надежда умирает последней, правда ведь?

— Правда. — Тим почувствовал, как внутри еще что-то оборвалось. Еще одна тоненькая ниточка, на которой висела радость…

— Тим!

— Да?

— Ты чего такой красный, у тебя температуры нет?

— Блин, достали! Да есть у меня температура, есть. У всякого теплокровного есть какая-нибудь температура!

— Сходи к врачу обязательно, слышишь? Поправлюсь — проверю. Смотри у меня, если не сходишь!

— Обязательно схожу, принцесса. Только поправляйся.

Колонна зашуршала и медленно подалась вперед.

— Будь счастлив, принц!

Чертыхаясь, Тим проталкивался между гудящими экипажами и ругачими водителями. Рядом прорывался парень, который рассказывал у парапета про чумного, пролежавшего три дня без капельницы. На пару застряли между двумя машинами. Санитар, матерясь, пытался открыть дверцу своей. Наконец, удалось.

— Полезай сюда, — предложил парень. — Все едино, все там будем.

Тим забрался в салон. Трехдневный стоик, похожий на мумию фараона, лежал на носилках. От него веяло покоем, но не покойником… Тим зачарованно смотрел на удивительное мертвое живое тело.

— Вы мне не нравитесь, — сообщил санитар.

— Я никому не нравлюсь, за исключением красивых женщин, и им тоже не всегда. Только, пожалуйста, про температуру не надо спрашивать.

— Дело ваше, — парень пожал плечами.

— Вы лучше на него взгляните. Я буду не я, но ведь он дышит?

— У вас кто-то из близких болен?

— А что?

— Не надо иллюзий. Не может он дышать. Пульс есть, я сам проверял. Но это — все, что отличает его от трупа.

— Думаете, я офигел от горя? Или дело в моей температуре? А сами присмотреться не хотите?

Но парень уже глядел, как зачарованный — туда же, куда и Тим. Мумия… нет, не дышала, но явно что-то делала, причем не в ритм хода машины. Движения становились все быстрей, резче… и тут деревянная оболочка лопнула. Человек, освободившийся от коросты, сел на носилках и оглядел пространство мутным взглядом. Прислушался к чему-то внутри себя. Глаза его стали совершенно растерянными — такие Тим видел у Светкиных друзей-трансплантов, когда те очухивались после операции. Человек потянулся — и за спиной у него развернулись кожистые, кривые, как у нетопыря, крылья.

— Екарный бабай… — прошептал санитар.

— Дверцу… откройте, — попросил человек непослушными губами.

Пальцами — тоже непослушными — Тим кое-как открыл дверцу.

…Чудно смотреть, когда птицы поднимают на крыло своих подростков. И совсем жалкое зрелище, когда подросток поднимается на крыло сам, без чужой помощи. Человек заваливался, его крутило через голову. Приземляясь на капот, автоматически твердил одно и то же, видимо, самое любимое, ругательство. И опять, повинуясь какому-то неведомому инстинкту, пытался взлететь.

А поблизости еще несколько машин выпустили наружу таких же крылатых людей…

— Принцесса! — истошно заорал пробудившийся от оцепенения Тим, — Принцесса, ты слышишь?

Ни черта она, конечно же, не слышала. Но наверняка видела…

— Все будет хорошо, принцесса! Я тебя тоже очень люблю!

«Мама, Юрка, нет никаких всадников! Есть земля, вода, воздух — и…»

…Огонь не жег — он ласкал, мягко прикасаясь к телу. Тим уходил все дальше и дальше в пылающий сектор, глаза его, наверно, были безумно-растерянные, а на плечах, ладонях, волосах плясали игривые язычки пламени.

2002 г.